Под знаменем Воробья - Исьемини Виктор - Страница 23

Наконец однажды (шла уже вторая неделя нашего пребывания в Ренпристе) и нам улыбнулась удача. Мастер Энгер прислал за мной слугу — просил подойти для беседы. Нам необычайно повезло, кстати, что управляющий проникся такой исключительной симпатией к Ннаонне. Его улыбки, мелкие знаки внимания, постоянные одолжения всей нашей компании в целом — все это нельзя было интерпретировать иначе, как проявление симпатии к нашей «юной деве». Не ухаживание в банальном смысле, ни в коем случае. Просто этот пожилой человек… ну не знаю… Лично мне кажется, что Ннаонна ему кого-то напоминала, или, скажем, будила какие-то давно позабытые воспоминания, давно оставленные мечты. Наемники (так же, как и моряки) — внешне суровые и нарочито грубые люди, но в душе — неисправимые романтики. Скажу более — в определенной ситуации они все как один становятся слащаво-сентиментальными. Так получается лишь потому, что эти необразованные, грубые люди не могут по-другому дать выход своим душевным порывам. Они (я опять-таки имею в виду как наемников, так и моряков) имеют куда больше свободного времени и у них куда более широкий кругозор, чем, к примеру, у крестьян, погруженных в свою тупую монотонную работу и не поднимающих глаз выше крошечного клочка земли. При этом если так называемые «благородные» люди имеют доступ к некой культуре (пусть это даже всего лишь «Гвениадор и Денарелла» или парадоксальные проповеди столичных священников), то моряки и наемники лишены даже таких крох. Вырванные из круговерти простого грубого быта, поднявшись над ним, они не могут выразить свои вновь пробуждающиеся мечты и стремления иначе, чем смесью сентиментальности, слезливости и робости, прячущейся под маской показной свирепости и равнодушия… Здесь все играют в «крутых парней», скрывая нежные томления и возвышенные мечты. Вот так и наш управляющий — его отношение к Ннаонне очень даже хорошо укладывалось в эту схему…

Итак мастер Энгер вызвал меня для беседы и объявил:

— Вот что, мастер Воробей. Тут намечается кое-какая работенка. И я готов вам поспособствовать в найме, но… Сам не могу решить, стоит ли вам за нее браться…

— Браться за работу нам стоит, очевидно, — промямлил я, удивленный таким вступлением, — а в чем собственно сложность ситуации? Что не так?

— Не так, — строго посмотрел на меня управляющий, — просто-напросто все. Предстоит принять участие в распре между монастырем блаженного Лунпа, что в Дриге — и Гевским епископом. У епископа, понятное дело, свои вассалы и латники, а вот настоятель прислал сюда своего монашка — тот торчит на балконе, нянчит единственный стакан пива весь вечер и высматривает тех из парней, кто одет беднее. Потом пристает ко мне и канючит — просит подсказать, как бы нанять кого подешевле. Это длится третий вечер и поп мне уже надоел. Вам, новичку, я объясню, что мне не нравится здесь, поподробнее.

— Извольте…

— Во-первых, встревать в поповскую распрю — гиблое дело. А кто не верит мне — пусть спросит Мертвеца, тот расскажет, что у попов самые поганые способы расправы с пленными… Да-да, вы не собираетесь попадать в плен! Мертвец тоже не собирался… Вообще, с попами иметь дело скверно. Во-вторых, приняв сторону дригского монастыря, вы рискуете вызвать недовольство кого-то из наших, гевских, сеньоров. Это может плохо отразиться на вашей дальнейшей карьере… хотя и не обязательно. Соседи епископа могут даже обрадоваться, ежели ему кто-то прищемит нос… Не такие уж у нас и патриоты, чтобы крепко сочувствовать епископу. Но все же… В-третьих, монастырь заведомо слабее епископа, а тому может и помочь кто-то из придворных, а то и сам старик Гюголан — речь-то идет о территориальных претензиях, а то, что оттяпает у Дрига гевская епархия — то, считай, оттяпала Гева. Его величество может рассудить именно так. Стало быть, придется служить слабой стороне. Ну и в-четвертых — это то, что поп собирается мало платить, а значит — позаботится о том, чтобы его наемников в конце концов перебили. Тогда ведь платить не надо вовсе, верно? Ежели взвесить все это — так и задаешь себе вопрос, а стоит ли брать эту службу?..

— Спасибо за предупреждение, мастер Энгер, но я, пожалуй, соглашусь служить монастырю. В карманах гуляет ветер — и значит раздумывать нечего.

Управляющий уставился мне в глаза (вернее, в тень под капюшоном), помолчал с минуту и заявил:

— Ежели дело только в этом — то я могу открыть вам кредит. Или одолжить некоторую сумму — как пожелаете.

— Еще раз спасибо. Но мы не можем воспользоваться вашим великодушным предложением.

— Ну коли так… Я пошлю за этим попом — поговорите с ним. Он собирается нанять несколько десятков солдат, во главе с каким-нибудь сержантом подешевле, — Энгер ухмыльнулся, — он желает всего подешевле… Так я скажу ему, что вы — командир с опытом. Остальных солдат наберете сами, я помогу…

— Да, я согласен — если вы поможете. Пойду предупрежу своих.

— Предупредите. Потом возвращайтесь ко мне — я вызову попа сюда… И берегите девочку, мастер Воробей.

На переговоры я позвал с собой Никлиса, чтобы было с кем советоваться. Попик оказался маленьким, толстеньким и вертлявым субъектом, немного напомнившим мне Проныру. Он сразу же заявил, что платить собирается по минимуму.

— Ибо вам предстоит защищать правое дело и послужить к пользе нашей святой матери-церкви, — назидательно поднял клирик свой пухлый палец, — и в итоге вашей службы каждый получит отпущение грехов. Полное и бесплатное отпущение грехов!

Бедный маленький попик — он, кажется, всерьез полагал, что отпущение может компенсировать нам отсутствие денег.

— А что вы понимаете, отец, под минимальной оплатой? — все же поинтересовался я.

Он понимал один грош в день на рыло и кое-какая премия в конце. Никто здесь не взялся бы меньше чем за пять — даже сейчас. Пришлось объяснить попу, что если я приму такие условия, меня вышибут из гильдии — за демпинг и развал рынка.

— Защита правого дела и отпущение грехов нас интересуют меньше всего, — объявил я, — а из всех благ святой матери-церкви нас интересуют только ее денежки. Поговорите об этом с моим помощником.

Я натравил на попа Никлиса и оставил их в полной уверенности, что мой «землячок» выжмет из клирика гораздо больше, чем тот сам пока что считает допустимым… Скоро он изменит свои представления о «минимальной плате» — или я не знаю Никлиса.

Коклос Пол-Гнома осторожно выглянул из-за гобелена — ну да, так и есть. Алекиан под ручку со своей герцогиней брел куда-то, скорее всего — и сам не зная куда… Брак не убил этой романтической любви, этой страсти, «закаленной в горниле Альдийской войны». И как бы Коклос не издевался над чувствами своего сеньора — это отнюдь не уменьшало привязанности Алекиана к жене. Более того, герцог Гонзорский сильно изменился. И отнюдь не в лучшую сторону, по мнению шута. Если раньше он целиком и полностью доверялся суждениям своего «дурака», то женившись тут же заявил карлику, что он теперь совершенно взрослый мужчина и собирается жить своим умом.

Своим умом! Как бы не так! Став «совершенно взрослым», Алекиан перестал жить по подсказке Коклоса и стал жить по подсказке своей Санеланы. А она, эта пухленькая провинциалочка, тихоня и скромница… Она крепко держала не только супруга, но и весь Гонзорский двор в своих ручках — и ручки не дрожали…

Вот она — прошла со своим Алекианом… Смотрит ему в глаза, семенит за своим долговязым сокровищем, вроде как старается не отстать, попасть в такт с его ходулями… У-у-у… Коклос нахмурился, еще раз глянул вслед парочке, поглощенной счастьем, и вновь нырнул в свое убежище. После того, как герцог женился, влияние и вес шута при дворе стремительно пошли на убыль, того и гляди распоследние челядинцы станут пинками под зад потчевать… Коклос тяжело вздохнул, сидя в своем укромном уголке — он вновь, как когда-то в Валлахале, начал привыкать прятаться в нишах, пыльных закоулках и всевозможных щелях. Где вы, блаженные времена, когда его шуток страшились даже важные надутые сеньоры? Где счастливые денечки альдийского плена, когда сам король-демон всегда был рад его остротам, неизменно величал «принцем» и велел так же поступать всем слугам? Где вы, хмурые альхелльские повара — ворчуны с небритыми рожами, с мохнатыми руками, торчащими из-под закатанных рукавов грязноватых одежд… Коклос вспомнил, как он блаженствовал на кухнях Альхеллы с позволения мудрого демона. Да, бывали времена…