Поединок. Выпуск 3 - Авдеенко Юрий Николаевич - Страница 80

• Предыдущая
• 80/119
• Следующая

Просьба обеспокоила Казанского. Подпись, заключение. Но на столе лежала зеленая пачка. Он уже в уме пересчитал, что она эквивалентна огромной сумме. Собственно говоря, чем ему могла грозить такая записка? К чему она относилась? Кому он ее дал?

Казанский записал:

«Иоанн Предтеча. Ангел пустыни. XVI век. Вывезена из Каргополя Архангельской области. Предположительно новгородская школа».

Каргополь Казанский назвал случайно. Вспомнилось название города. Сам он в Каргополе никогда не бывал.

Протянул записку Нейхольду. Тот внимательно ее прочел, что-то сказал по-английски своему другу. Тот удовлетворенно кивнул головой. Сделка состоялась.

Казанский не отказал себе в удовольствии небрежно, не считая, бросить доллары в ящик стола.

Столь же небрежно он предложил:

— Коньяк? Виски? Джин?

Сам того не ведая, он демонстрировал Эдвардсу выучку, которую прошел у Нейхольда. Налили коньяк. Казанский оживился. Начал пояснять:

— Редчайший сюжет! Ваш друг, господин Нейхольд, останется доволен. Не всегда турист может похвастаться такой находкой...

— Находка стоит тысячу долларов! — заметил Нейхольд.

Казанский нашелся:

— У вас на Западе она стоит в десять раз дороже...

— Все может быть! — слегка насмешливо согласился Нейхольд. — Если нет ошибки и это действительно шестнадцатый век...

Договорились с Нейхольдом и о передаче иконы, как это у них было ранее условлено...

Казанский купил путевку — путешествие вокруг Европы.

Нейхольд встретил Казанского в одном из крупных европейских городов. Позвонил в гостиницу по телефону. Казанскому надо было бы задуматься, откуда у Нейхольда такая осведомленность. В городе туристская группа, в которую входил Казанский, должна была пробыть всего два дня.

Договорились по телефону, что Казанский в ночной час, когда его товарищи по группе лягут спать, выйдет к подъезду гостиницы.

Казанский вышел, бесшумно подкатил черный, сверкающий лаком «ситроен». Казанский быстро уселся в машину, «ситроен» поплыл по улицам ночного города.

Нейхольд привез его на одну из конспиративных квартир полковника Эдвардса. Эта встреча радости Казанскому не доставила, хотя Эдвардс принял их радушно. Казанский побаивался объяснений по поводу иконы. Так оно и вышло.

Эдвардс обратился к Казанскому на русском языке, и не без иронии.

— Коньяк? Джин? Виски? Лучшие сорта!

Казанский воскликнул:

— Вы говорите по-русски?

Эдвардс живо ответил, и даже акцента не слышалось в произношении русских слов:

— Я коллекционирую русские иконы! Надо изучать русский язык!

Резким движением Эдвардс подвинул кресло. Казанский сел, чувствуя, что надвигается что-то неладное.

Дальнейшее развернулось в стремительном темпе.

Эдвардс снял со стены икону, приобретенную у Казанского, и строго спросил:

— Это ваша икона?

Казанский лихорадочно соображал, как выйти из положения, как сохранить хотя бы внешне чувство достоинства.

Он взял икону из рук Эдвардса, провел по ее поверхности пальцами, перевернул доску и признал:

— Когда-то была моей!

— Именно ее я купил у вас за тысячу долларов? Не правда ли?

— Она самая...

Эдвардс резко сменил тон.

— Я хотел бы, Евгений, расторгнуть сделку! Вашу икону осмотрели эксперты... Они признали ее подделкой! Когда я могу получить обратно мои доллары?

Казанский попытался сопротивляться, но логика в ту минуту была целиком на стороне Эдвардса. Он предлагал забрать обратно товар, требовал деньги.

Вступил в разговор и Нейхольд.

Он сухим, деловым тоном проинформировал, что по законам той страны, где они находились, подделка произведения искусства каралась очень сурово.

Казанский снял пиджак, часы с руки и предложил взять у него в залог. Эдвардс опять усадил его в кресло.

— Мы понимаем, — начал Эдвардс, — художнику, чтобы стать известным, нужно много денег! Холсты, краски, представительство... Зачем же, Евгений, добывать деньги с таким риском? Продавать подделку за подлинник... Это еще опасней! И еще опасней продавать доллары!

Тогда, впрочем, этим намеком о продаже Казанским долларов Эдвардс и ограничился.

— Угроза... и обещание помочь? Как вас понимать?

Эдвардс пренебрежительно отмахнулся от вызова в голосе Казанского.

— Успокойтесь! Я предлагаю вам более простой и легкий способ заработать деньги! Много денег...

— Шпионаж?

— Зачем так громко! Маленький и безобидный бизнес... К вам обратится советский гражданин с просьбой что-то передать... Придется передать посылочку. Кому? Мы скажем в свое время... Абсолютно безопасно!

— Что я должен буду передавать?

— Это менее опасно, чем торговать иконами...

— Коньяк, виски? — спросил насмешливо Нейхольд.

— Виски! — с сердцем ответил Казанский.

Тиски сжались. Он наконец почувствовал, что с ним играют как кошка с мышкой, что этой силе, этому давлению он здесь ничего противопоставить не может.

Оставалась какая-то надежда затаиться и... Но и здесь Эдвардс отсекал ему пути.

— Мы не берем у вас подписки! Вы, должно быть, читали в романах о шпионах, что при вербовке берется подписка... Но это в романах. Я надеюсь, понимаете, что, если нам понадобится, мы вас найдем. Теперь пароль... Его назовут вам... Вставят в какую-нибудь фразу... Вы знаете, что такое пароль?

Нейхольд взял со стола икону. Повертел ее в руках, как бы в раздумье проговорил:

— Ангел пустыни... Эффектно? И ошибки не будет. Кому в голову придет употребить такие слова?

— Для подтверждения: привет от Эдвардса! — добавил Эдвардс и встал, давая понять, что разговор закончен.

Казанский вернулся в Москву растерянный. Но шло время. К нему никто не обращался, прекратились визиты иностранцев в мастерскую.

И вот Эдвардс в Москве. Второй раз, пять лет спустя... Под чужим именем.

9

Второй фон в истории со Шкаликовым проступал все отчетливее.

Один из участковых довольно удаленного от областного центра отделения милиции признал по фотографии Шкаликова. Мне сообщил об этом ночью по телефону Василий, я сел в машину и к утру был уже в районном центре, откуда мы решили ехать все вместе... Кто-то предложил выслать вперед участкового, проверить, не спугнем ли мы кого-нибудь.

Я был против всякой задержки. И без того поиски затянулись, хотя, в общем-то, если бы Шкаликов был похитрее, найти его было бы вообще невозможно. Весенние переводы нам явно помогли, помогла Ока своими разливами...

Так или иначе, встреча со Шкаликовым приближалась, и мне хотелось видеть его лицо, его реакцию в первую секунду встречи. Все это было крайне важно. Что-то подсказывало, что мы вышли на значительный след, хотя и могли наткнуться на какую-то житейскую неурядицу.

Большое село на берегу Оки.

Участковый рассказал, что село людное, там даже и милицейский пост имеется, что работает там молодой, но старательный парень Рыжиков. Работает хорошо, в деревне спокойно, а Притыков не прописался, бог его знает, по каким причинам. Напоминали ему, да он все отлынивал.

У третьего дома с края участковый попросил шофера остановить машину.

— Здесь он квартирует у бабки Анисьи! Кто пойдет, я или вы? — спросил он нас.

Пошли я и Василий.

Василий постучался. На крыльце соседнего дома сидел старик, играл с кошкой.

— Вам Притыкова? Герасима Ивановича? — спросил он.

— Его самого! — ответил Василий.

— Съехал он! Тому уже более недели прошло!

Это был иллюзион почище, чем на станции Рязань-II.

— Совсем съехал? — уточнил Василий.

— Кто же его знает! Не прощался, не докладывался!

Емкий ответ. И суждение в нем, и характеристика нрава необщительного.

— Вы все же достучитесь, — сказал я Василию. — Осмотрите избу... Может, что-то из вещей еще осталось, может быть, хозяйка знает, куда съехал... Это не обыск! — предупредил я и сел в машину, попросив шофера ехать.

• Предыдущая
• 80/119
• Следующая