Поединок. Выпуск 3 - Авдеенко Юрий Николаевич - Страница 61

• Предыдущая
• 61/119
• Следующая

Фразу Васильченко не договорил. В каюту кубарем скатился уже известный мне плотный человек. Он тяжело дышал.

— Вы что, с ума сошли? Я же просил — ни при каких обстоятельствах.

— Сергей Валентинович, включите скорей приемник, — лицо человека было сморщено, на лбу выступили капли пота. — Пожалуйста, Сергей Валентинович. Скорей включите. У Щучьего озера кто-то вышел в эфир.

Сторожев щелкнул переключателем. Человек полез наверх. Из динамика над столом послышалась морзянка. Раздался голос. Я понял — это говорит дежурный по оперативному отделу.

— Один-три-один-ноль, — сказал голос. — Седьмой говорит. Четвертый, один-три-один. Один-пять. Прием. Сообщите, как слышите. Срочно.

— Какого черта, — сказал Сторожев в микрофон. — Говорите открытым текстом. Седьмой! Говорите.

— Сергей Валентинович, докладывает дежурный по отделу Бузырин.

— Слушаю.

— В районе Щучьего озера работает на волне восемь мегагерц неизвестный передатчик. Ведет связь с удаленной точкой. Выслана опергруппа. Пока обнаружить ничего не удалось.

Около часа мы сидели в каюте молча, слушая морзянку и переговоры по полевой рации поисковой группы у Щучьего озера.

Через час сообщение подтвердилось. Найти в районе Щучьего озера никого не удалось. Обнаружили лишь обрывок антенны и пустой стакан — видимо, его оставил кто-то из рыбаков.

— Что делать, — сказал наконец Сторожев. — Ушел.

Стучит мотор шхуны. Мы медленно идем к берегу.

— Может быть, его что-то заставило выйти в эфир? — заметил Васильченко. — Что-то важное.

— Не обязательно, — возразил Сторожев. — Но даже если это так, это ничего не меняет. Если он не знает, конечно, что мы накрыли Трефолева.

— При чем здесь Трефолев, Сергей Валентинович?

— Представьте оба, что мы не накрыли Трефолева. Мы ничего не знаем и сидим сейчас в отделе. Услышав, как на Щучьем работает неизвестный передатчик, мы ведь совсем не обязательно подумаем, что это резидент из поселка? Если бы резидент в поселке и был, разве мы могли бы допустить, что он так неоправданно нарушит прикрытие? В этом поселке все на виду. Мы решили бы, что это диверсант. Нарушитель. Если мы начнем сейчас искать кого-то в поселке, начнем сверять протекторы, снимать отпечатки пальцев и прочее — он сразу поймет, что Трефолев раскрыт. И просто-напросто не подойдет к нему в мае. Думаю, не исключено что он только из-за этого сейчас и вышел в эфир — проверить нас, пощупать, спровоцировать. Не зашевелимся ли мы. Не направим ли опергруппу в поселок.

— Значит, все остается по-старому? — спросил я.

— Мы вынуждены по-прежнему рассчитывать на его встречу с Трефолевым. Главное — продумайте все до мелочи. Чтобы никто не заметил, как вы войдете в пельменную. Если будет ко мне что-то срочное, следующая станция в сторону Риги — Рыбачье. Я буду там каждый понедельник и среду в комнате начальника станции, с десяти до часу.

Васильченко молчит. Я стою у штурвала.

— Знаешь, Володя, кажется мне — пограничники в районе Щучьего плохо искали.

— Но ведь шесть нарядов. И собаки. Нашли обрывок антенны. След протектора. Мало?

— А это ничего не значит. Раз нашли обрывок антенны, значит, он спешил. И должен был оставить что-то еще.

— Что ты предлагаешь?

— Надо еще поискать. Настоять, чтобы выслали новую поисковую группу.

— Шутишь?

— Не шучу. Я знаю Щучье озеро наизусть, каждый метр. Позвоню сам на заставу, попрошу Гену Зиброва. Скажу, где лучше искать. Это наверняка был кто-то из рыбаков. Значит, нужно искать в привычных местах клева.

Я промолчал. Я хорошо знал, что такое профессиональная гордость пограничников.

— Хорошо. Тебе просить неудобно. Попрошу Гену. Пусть пойдет на заставу.

И снова я подумал — а ведь Петрович прав. Только он один знает привычные места, где сидят рыбаки.

Днем мы сидели дома и готовили отчет для «Балтрыбвода». Зашел Зибров. Сел на диван, долго следил, как мы пишем.

— Был на месте? — Васильченко наконец дописал последнюю строчку.

— Был. Ребята обыскали каждый кустик.

— Зло берет, — сказал Васильченко. — Хотя, сам понимаешь, злиться не на кого. Но если бы я был там, я бы нашел.

— Предложи что-нибудь.

— Надо настоять на повторном поиске.

— Интересно, кто это будет настаивать?

— Хотя бы ты.

— Была поисковая группа прапорщика Малина. Ты знаешь, как они работают.

— Западный берег хорошо помнишь? Перечислить деревья у турбазы можешь?

— Если вдоль берега — слева вплотную стоят две сосны. Так?

— Так. Потом за ними — ивняк.

— Кустов пять. Потом березки. Четыре ели вразброс, снова березки молоденькие. Потом большой валун. Называется «Тюлень». Потом за «Тюленем» — большая сосна. Потом сгущение ивовое. Да, еще несколько рябин.

— Стоп. Меня как раз это сгущение интересует. Там обычно лучшая засидка для рыбаков. Подожди. Ты узнавал, кто сегодня утром ходил к Щучьему на рыбалку?

— Узнавал.

— Как ты узнавал?

— Андрей, брось. Неужели ты меня совсем за неграмотного считаешь? Тут и узнавать не нужно было. Слушок уже идет там-сям. Разговор. Хорошо, мол, мужики утром были на рыбалке, так вовремя уйти догадались. Если бы в облаву попали, хлопот бы потом не обобрались.

— Что же это за мужики?

— Из них одна баба. Лапиков, Соловьева, Куркин и Терехов.

— Ритка Соловьева? Ее-то что понесло?

— С Лапиковым увязалась. Возьми да возьми ее. Живет здесь без мужа. Ну и вот.

— Когда же они ушли?

— Клев кончился — вот и ушли. Часов в восемь. Минут двадцать до тревоги.

— На мотоциклах?

— Само собой. Все трое. Вернее, четверо. Соловьева у Лапикова сзади.

— У Терехова и Васьки Лапикова — «Явы».

Васильченко задумался.

— Я о сгущении. Ивовое это сгущение — самая лучшая точка.

— Почему? Он мог быть в любом другом месте.

— Ведь если он считал, что, как только закончит передачу, — сразу на мотоцикл, то мотоцикл должен был стоять с ним рядом. Потом на него — и по мелководью. Самое главное — чтобы от мотоцикла не осталось следов. Поисковая группа настоящие следы, я думаю, так и не заметила. Там могли быть другие протекторы.

— Да при чем тут сгущение, я не пойму.

— Почва какая возле этого сгущения, помнишь?

— Подожди, Андрей. Теперь понял.

— Постоишь в сапогах — отпечаток. Отошел — следа как не было. В остальных местах след держится гораздо дольше. Часа два. А то и все три.

— Петрович. Похоже, дело говоришь.

— Ну вот. Давай на заставу.

Малин быстро идет к ивняку. Достает из вещмешка саперную лопатку и длинную стальную спицу с деревянной рукояткой.

— Что там, Виталий? — интересуется один из пограничников.

— Да есть кое-что.

Я и пятеро пограничников продираемся сквозь ивняк. Смотрим, как Малин осторожно втыкает спицу в почву около валуна. Он топит спицу в почву каждый раз очень глубоко, по самую рукоятку. Наконец, ничего не обнаружив, отодвигает валун. Первая же проба — спица упирается во что-то твердое. Стоящий рядом со мной сержант берет саперную лопатку.

— Подожди, — Малин пробует пальцами дно. — Я лучше руками.

Малин осторожно отгребает в сторону ил, траву. Сгребает песок. Вода мешает увидеть, что там. Малин делает усилие — и вынимает небольшой металлический ящик. С ящика свисают водоросли, стекает вода.

— Рация.

— Виталий, осторожно. Загрохочем.

— Знаю, — Малин держит рацию пальцами за углы. — Возьми миноискатель в вещмешке. И пакеты захвати. Там несколько.

Сержант приносит миноискатель. Осторожно водит счетчиком около рук Малина. Стрелка на шкале неподвижна. Рация, которую мы нашли, компактная, плоская. В углу — небольшая прямоугольная выемка. Размером с портсигар.

— Здесь что-то было, — разглядывая выемку, говорит Малин. — Какая-то приставка. Сняли совсем недавно.

• Предыдущая
• 61/119
• Следующая