Проект Омега - Паттерсон Джеймс - Страница 15
- Предыдущая
- 15/59
- Следующая
Здесь Ее Величество сама Американская глушь. Здесь на многие мили вокруг никаких дорог. Только эта одна. Так что, дорогой сметливый читатель, только круглому дураку непонятно, чьих это рук дело.
Я готова рвать на себе волосы:
— Некого винить… Эта западня — наших собственных рук дело. Сами себя в нее загнали, из-за своей небывалой, неописуемой тупости.
Клык мрачно кивает:
— А теперь мы еще глубже себе могилу роем. Потому что у нас нет выбора.
Еще три часа полета — и вот наконец и они: здоровущий восемнадцатиколесник съехал с дороги в самом что ни на есть глухом, самом забытом Богом пятачке Аризоны. Отсюда не позвонишь по 911,[5] ни в скорую, ни в полицию. И за подмогой бежать некуда. Можно сигнальные ракеты хоть каждые полчаса пускать — никто не увидит.
— Подходящее местечко… — вздыхаю я. — Смотри, какая там рядом с ним толпища! Я думала, ирейзеры полностью ликвидированы.
— Значит, наврал тебе твой Голос?
— Нет, — размышляю я вслух, вписавшись в воздушный поток, — он никогда мне не врал. Так что, если это не ирейзеры, это ирейзеро-заменители. Блин!
— Ага. Пять баксов ставлю, они покруче оригиналов будут! У них, поди, еще и пушки окажутся.
— Не сомневаюсь.
— Наверняка нас поджидают.
— И мы как раз тут как тут. На блюдечке с голубой каемочкой. Встречайте!
— Что за непруха! Дело дрянь! — Клык нарочно смотрит куда угодно, только не на мою бесполезную левую руку.
— Как это ты догадался? Ни за что бы не подумала, что с тобой такое просветление случится.
Захожу на большой круг, стараясь собраться и подготовить себя к большому побоищу. У них численный перевес один к сотне. И сотня кого-то, кто похлеще ирейзеров будет. А что с остальной стаей, одному Богу известно. И смогут ли они помочь, я ума не приложу.
Короче, начинаем миссию под кодовым названием «самоубийство».
Очередную.
— А светлую сторону медали забыла? — говорит Клык.
— Ну? Это какую же? Что новые, импровизированные ирейзеры сначала живьем разорвут нас на части? И только потом порешат?
— Ты меня лю-у-убишь, — он усмехнулся так неожиданно, что я забыла взмахнуть крыльями и рухнула вниз на несколько футов.
Широко разведя руки в стороны, он повторяет:
— Ты любишь меня вот так сильно.
Мой страшный, яростный вопль, наверное, потряс Калифорнию. Или Гаваи. И уж, конечно, его тем, внизу, слышно. Всей этой армии. Плевать! Прижимаю крылья к бокам и стрелой несусь вниз — только бы подальше от Клыка как можно скорее. Он меня так разозлил, что теперь я готова порешить хоть тысячу ирейзеро-заменителей. Кто бы они ни были.
Думаю, он того и добивался.
К моему удивлению, нам удается приземлиться на крыше трейлера целыми и невредимыми. Нас не изрешетили аэродинамическими пулями и не поразили тайзерами.
Тысячеглавая черная гидра разом задрала к нам все свои головы. Головы оволчившихся ирейзеров. Но что-то в них не то. Чем-то они на ирейзеров не похожи. Только трудно сказать, чем именно.
— Игги! — зову я.
— Макс! — доносится до меня его задушенный крик из конца трейлера.
Прыгаю вниз в кузов:
— Не бойтесь! Сейчас мы здесь наведем поря…
И тут на земле рядом с грузовиком я вижу Джеба, Ари и Ангела.
— Ангел! Что они с тобой делали? Били? Я их сейчас на куски разорву!
И застываю под ее ледяным взглядом.
— Я же сказала тебе, Макс, что это я должна быть командиром, — говорит она устрашающе ровным голосом. — Настало время тебе умирать. Последние рекомбинантные лабораторные образцы уже ликвидированы. Теперь твоя очередь.
— Правильно? — поворачивается она к Джебу.
Джеб торжественно кивает. И весь мой мир проваливается в бездну.
Часть вторая
Снова школа… навсегда
37
Моей головой как будто играли в футбол, пинали ее весь матч шиповками, и уже раздался финальный свисток.
Сердце прыгает, дыхание рваное, и каждая мышца болит нестерпимо. Что происходит, не понимаю. Одно ясно — дело плохо.
Открыла глаза.
«Плохо» — в данной ситуации такое чудовищно неадекватное слово, что, считай, дорогой читатель, оно из другого языка. Языка наивных идиотов.
Я пристегнута к металлической кровати десятком кожаных ремней. Запястья, щиколотки, и по всему телу.
А рядом еще кровати.
С усилием поднимаю голову, подавив накативший приступ тошноты и давясь собственной рвотой.
Слева от меня так же пристегнут к железной койке Газман. Неровно дышит и дергается во сне.
Дальше, рядом с его койкой, постанывая, начинает просыпаться Надж.
Поворачиваю голову направо. Там Игги. Лежит без единого движения и невидящими глазами смотрит в потолок.
За ним Клык. Молча, с упрямым и злым лицом, напрягается всем телом, стараясь ослабить ремни. Замечает на себе мой взгляд. На долю секунды лицо его чуть смягчается и по губам пробегает слабая улыбка.
— Ты живой?
Он коротко кивает и, слегка мотнув головой, переводит взгляд на стаю.
На мгновение опускаю веки, мол, вижу и понимаю. Но ситуация хреновая. Едва заметным движением головы он показывает мне на койку через проход напротив. Тотал! Даже его эти гады привязали. Маленькие лапки в ремнях, в теле ни признака жизни. Если бы не редкие судорожные подергивания, я бы сказала, что он умер. Шкурка в парше, а вокруг носа и пасти грязные проплешины.
Осторожно перекатывая голову — только бы не встряхнуть и без того воспаленный мозг — пытаюсь осмотреть помещение. Это палата или камера? Белые кафельные стены. Без окон. По-моему, за койкой Надж дверь. Но я не уверена.
Игги, Клык, Газман, Надж, Тотал и я.
Ангела здесь нет.
Затаив дыхание, напрягаю мышцы и силюсь разболтать ремни. И тут до меня доходит: запах! Химический, лабораторный запах антисептика, спирта, пластиковых трубочек и металла, запах, преследовавший меня каждый день все первые десять лет моей жизни.
В ужасе смотрю на Клыка. Он вопросительно поднимает брови.
В бесплодной, против всякого здравого смысла, надежде, что это не так, но с отчаянно ясным осознанием того, что иначе и быть не может, я одними губами произношу:
— Это Школа.
Он обводит взглядом глухие стены, потолок, кровати, принюхивается, и я понимаю — он тоже узнал. В его лице я читаю наш приговор.
Мы снова в Школе.
38
Школа — страшное, дьявольское место. Четыре последних года мы только и делали, что пытались отсюда выбраться, сбежать, освободиться. Пытались вычеркнуть ее из своих жизней, из памяти. Школа, место, где над нами ставили эксперименты и проводили опыты, где нас приучали сидеть в клетке и плясать под их дудку. После проведенных здесь лет я никогда не смогу спокойно видеть людей в белых халатах, буду вечно содрогаться при виде собачьего контейнера в витрине зоомагазина, а мой мозг будет входить в штопор от одного вида учебника по химии.
— Макс? — через силу сипит Газзи.
— Что, мой мальчик? — я из последних сил стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно.
— Где мы? Что происходит?
Мне не хочется говорить ему правду. Но пока я подыскиваю какую-нибудь правдоподобную ложь, реальность прорывается в его сознание, и он потрясенно на меня смотрит. Вижу, в глазах у него написано: «Школа». Единственное, что мне теперь остается, это утвердительно кивнуть. Он бессильно падает головой на плоскую железную койку. Его некогда пушистый белокурый хохол теперь похож на пыльный свалявшийся клок шерсти.
— Эй! — очнулся Тотал и робко и нелепо пытается негодовать. — Я требую адвоката!
Но это только слабая тень его всегдашней воинственности. Невысказанная тоска и боль — вот что звучит теперь в его голосе.
— Какой у нас теперь запасной вариант? План Б? Или В, или даже Я? — спрашивает Игги. Он, скорее, безжизненно шелестит, чем говорит. И я понимаю: он уже сдался, поставил на своей жизни крест. И теперь только ждет конца.
5
Единый по всей Америке номер телефона для всех экстренных ситуаций. Соединяет с полицейской и пожарной службами и со скорой помощью.
- Предыдущая
- 15/59
- Следующая