Ее высочество, моя жена - Александер Виктория - Страница 20

– Бренди действительно важная вещь, если является главным национальным продуктом страны. – Тон Татьяны был серьезным, но свет свечей отражал насмешливый блеск ее глаз. – Ты, конечно, пробовал авалонский бренди?

– Авалонский бренди? – Мэттью хмыкнул. – Признаю, что никогда даже не слышал о нем, а я всегда считал себя весьма сведущим в алкоголе, который предлагает континент.

– Я не удивлена. Чем дальше ты от Авалонии, тем труднее его достать. Самый лучший – „Королевский янтарь”, и он крайне редок. Бренди „Королевский янтарь”, который подавали в этом году, выдерживали почти 100 лет. Его делают монахи, которые живут на полпути к самой высокой горе Авалонии, и его едва хватает для нужд королевской семьи.

– Только королевская семья? А обычные люди должны пить простой бренди?

Татьяна кивнула.

– Обычный авалонский бренди тоже достаточно хорош, по крайней мере, мне так говорили. И даже королевская семья использует „Королевский янтарь” только для больших празднеств и церемоний. Праздник Святого Станислава, Рождество и встреча Нового года, Пасха, конечно, крещения, свадьбы, коронации. И все в таком роде. – Она подняла стакан в молчаливом приветствии. – Это традиция.

– Понятно. – Он ответил тем же жестом и отхлебнул. – Я полагаю, вы пили этот бренди на твоей свадьбе.

Татьяна заколебалась, и что-то промелькнуло в ее взгляде. Сожаление? Гнев? Нет, это было больше похоже на боль. В конце концов, она похоронила первого мужа, а не бросила его. Стало быть, она грустила о нем.

– Я не должен был спрашивать, – медленно произнес Мэтт.

– Чепуха. – Она легко улыбнулась и немного вздернула подбородок.

– Ты был на моей второй свадьбе. Будет только честно, что ты узнаешь о первой. Это событие, разумеется, заслуживало благословления Королевским бренди. Ведь соединялись не просто два человека, но и два государства.

– Ты никогда не рассказывала мне о своем муже. Нет никакой необходимости…

– Я так не думаю. Мне кажется, такая необходимость есть. – Татьяна откинулась на стуле и окинула его долгим пристальным взглядом.

– Тебе известно что-нибудь о моей стране, Мэтью?

– Практически ничего. Мне удалось найти ее на карте, но помимо этого, – он улыбнулся, пытаясь поднять ей настроение, – мне известна только ваша традиция пить бренди во время путешествия.

Она рассмеялась.

– Есть еще кое-что. Наша страна имеет стратегическое расположение, в той части света, которую делят Россия, Пруссия и Австрия. Хотя наша семья веками управляла государством, мои родственники имеют склонность к междоусобицам. В прошлом году отец был болен, и кузина пыталась узурпировать власть для своей собственной ветви семьи Прузинских. Слава богу, ей это не удалось. Она нехороший человек, и я не могу даже представить, к каким ужасным последствиям привело бы ее правление.

Татьяна посмотрела на него поверх бокала.

– Но ты спрашивал о моем первом муже.

– Я вовсе не спрашивал.

Мэтту показалось мелким копаться в ее прошлом. Но все же, пусть он и не предъявлял никаких требований в качестве второго мужа, но во всяком случае имел право знать о своем предшественнике.

– Но признаю, что мне немного любопытно.

– Филипп Андрэ Аугустус де Бернадот был сыном правителя маленького княжества, союзника Авалонии. Наши отцы решили, что мы должны пожениться, когда мне было всего четыре года. Несмотря на то, что страна Филиппа была… назовем это цивилизованно, «поглощена» Австрией еще до того, как он стал взрослым, было решено, что этот союз все же принесет политическую выгоду. Так что я выполнила свой долг и вышла за него замуж.

– Понимаю.

Но все же не до конца. Ни единым намеком Татьяна не показала, что чувствовала по отношению к Филиппу. Нравился ли он ей. Оплакивала ли она смерть мужа. Любила ли его. Не то что бы это имело хоть какое-то значение. Мэтью было просто любопытно, не более.

– Тебе бы наверняка понравился Филипп. Он из тех людей, которыми мужчины обычно восхищаются. Эксперт во всем, чем занимался – в верховой езде и стрельбе, азартных играх, выпивке и прочих странных занятиях, что так нравятся мужчинам. Филипп был чрезвычайно очарователен и довольно красив. Он нравился джентльменам, а леди, – она глотнула вина, – леди обожали его. А он обожал их.

– Понятно. – На этот раз Мэтт действительно понял.

– А ты тоже обожала его?

Татьяна смотрела в бокал. Бежали секунды. Мэтью не знал, почему ему хотелось услышать ответ, но хотел этого, пусть и говорил себе, что это не имеет значения.

– Не могу себе представить, что ты способен совершить глупость настолько ужасную, что это будет мучить тебя всегда – произнесла Татьяна тихим, но твердым голосом.

У него сжалось сердце.

– Возможно, раз или два такое случалось.

Татьяна посмотрела ему в глаза.

– Я росла, зная, что однажды стану женой Филиппа. Это не было ни моим решением, ни моим выбором. Даже мальчиком его очарование и страсть к жизни были неотразимы. Не знаю, почувствовала бы я то же самое, если бы первый раз встретила его взрослым. Но ты прав, большую часть жизни я тоже обожала Филиппа. Он очаровал меня ребенком, и я не смогла избавиться от его чар, пока не стало слишком поздно.

– Как принцесса в сказке.

– Вовсе нет.

Татьяна наморщила нос и протянула ему пустой бокал. Мэтт взял бутылку, наклонился через стол и снова наполнил ее бокал.

– В подобных сказках принцесса, избавившись от чар, находит настоящую любовь или, на худой конец, возможность сбежать. Но меня никто не спас, Мэтью, и я не смогла убежать. Я делала то, что от меня ожидали. То, чему меня обучили, – с отвращением покачала она головой.

– Сейчас мне это кажется совершенно омерзительным. Я была идеальной женой и идеальной принцессой. Не упрекала мужа ни на людях, ни наедине. Делала вид, что ничего не знаю о его похождениях. Не обращала внимания на перешептывания и сочувственные взгляды.

Мэтт хмыкнул.

– Не могу в это поверить. Разумеется, сейчас ты выглядишь куда увереннее, чем когда мы встретились впервые, но даже тогда ты не показалась мне женщиной, способной терпеть такое поведение мужа.

– Наверное, это лучший комплимент, который я когда-либо слышала. – Татьяна наградила его странной улыбкой, печальной и нежной одновременно.

– Женщина, которую ты встретил в Париже, воспользовалась представившейся ей после неожиданной смерти мужа возможностью оценить свою собственную жизнь. Не как принцесса, а как… обычный человек, полагаю. Эта женщина увидела, что провела жизнь, делая то, что от нее ожидали. Но ведь так и должно было быть. Таково ее место в жизни. Ее судьба. Но после смерти Филиппа казалось, что она, вернее, я, выполнила свой долг и оправдала возложенную на меня ответственность. Если бы муж не умер, уверена, моя жизнь продолжилась бы без изменений и вопросов. Но его смерть не только освободила меня от фарса замужества, но и изменила мировоззрение. После предписанного траура я покинула страну, чтобы повидать мир, о котором могла только мечтать.

Татьяна поставила локти на стол, переплела пальцы и оперлась о них подбородком. Ее глаза сияли.

– И странствия привели меня в Париж.

– И ко мне. – Это было сказано ровным, бесстрастным тоном: наблюдение, ничего больше. Мэтт не знал, что сказать, и не знал, как относится к тому, что только что было сказано.

– И к тебе. – Она изучающе посмотрела на него.

– Я бросила тебя, потому что знала, что никогда не буду до конца свободна от своих обязательств.

– А сейчас? – Мэтт сам удивился своему вопросу. Его это совсем не волнует. Не должно волновать.

– Сейчас ты свободна?

– Я получу свободу, как только выполню то, ради чего приехала.

– Что же это? – Он старался сохранить равнодушный тон. Сейчас, поздно вечером, когда позади у них долгий день, когда часть правды уже открыта, скажет ли Татьяна остальное? Что она на самом деле ищет? И почему хочет, чтобы он был ее спутником?

– Тебе прекрасно известно, что это, – страдальчески вздохнула она. – История странствий принцессы Софии, разумеется.