Хосе Марти - Терновой Олег Сергеевич - Страница 13

Употребляя кантовский язык, Марти так конкретизировал свою мысль: «К этому сводится все философское исследование: „Я“, „не-Я“ и как „Я“ связано с „не-Я“ — вот все три объекта философии» (15, стр. 225).

Марти считает, что каждая школа в отдельности, т. е. материализм и идеализм, представляет собой лишь одну сторону истины и только соединение обеих школ образует полную истину. Он объясняет это тем, что одна часть природы, на которую направлено человеческое познание, ощутима и поэтому материальна, другая — неощутима и, следовательно, нематериальна. «Природа, — писал Марти, — это все, что существует в любой форме, в любом виде духа и тела…» (приложение, стр. 175).

Все это свидетельствует о том, что Марти еще не понял основного вопроса философии и поэтому не смог занять четкую позицию в оценке двух основных лагерей в философии. Он не понимал, что в пределах основного гносеологического вопроса противопоставление материи и сознания имеет абсолютное значение. По словам В. И. Ленина, для материи и духа как предельно широких понятий гносеологии нельзя дать иного определения, «кроме как указания на то, которое из них берется за первичное» (8, стр. 149).

Вместе с тем положительным в воззрениях Марти является их антикатолическая, антисхоластическая направленность. В этом отношении он продолжает прогрессивную тенденцию Варелы-Луса в кубинской философии: отстаивает научное знание как единственно правильный метод познания действительности, отвергает мистическую веру и схоластику. Он писал: «…вера мистическая, вера в космическое слово брахманов, в необыкновенное слово магов, в традиционное, метафизическое и неподвижное слово священнослужителей, вера, которая вопреки движению Земли говорит, что она движется иначе; вера, которая за то, что утверждает механик из Валенсии, заковывает его в кандалы и ослепляет его; вера, которая осуждает как колдунов маркиза де Вильена, Бэкона и Галилея; вера, которая сначала отрицает то, что потом бывает вынуждена признать, — эта вера не средство достижения истины, а средство, затемняющее ее и препятствующее открытию ее…» (приложение, стр. 173–174).

Мы, заявляет Марти, свободные люди, уже придерживаемся другой веры, наша вера — это «вечная мудрость», а ее средство — «доказательство». «Наблюдаемая природа, — писал он, — единственный философский источник. Человек — наблюдатель, единственный носитель философии» (приложение, стр. 168). Наблюдение реального окружающего мира и размышление на основе наблюдаемого служат необходимыми элементами научного знания и подлинно научной философии[18]. Любой другой элемент, по его словам, может лишь в той или иной степени помочь исследованию, но он не является прочной базой научного знания и философии. Марти отвергает интуитивизм, составлявший краеугольный камень спиритуализма и религиозного мировоззрения вообще. «Мы не должны утверждать то, чего не можем доказать, — писал он. — Интуиция — это помощь, часто большая, но она не является научным и несомненным путем, ведущим к познанию» (приложение, стр. 172). Ставя на место слепой веры и интуитивизма научное доказательство на основе наблюдения окружающей человека природы, Марти отвергает отрыв мышления от жизни, эксперимента, что было типичным для схоластического образа мышления. «Практический довод означает не материальный, а экспериментальный довод» (приложение, стр. 172).

Марти защищает свободное научное мышление, противопоставляя его средневековой схоластике, стремившейся сковать разум человека религиозными догмами и домыслами. Схоластика, по его словам, превратилась в «бич свободной способности мышления» [19]. Разоблачая попытки церковников увековечить отрыв обучения от жизни и изучения природы, он с тонкой иронией спрашивает: «Или до того пуста и похожа на дым католическая религия, что с изучением природы и способностей человека она рухнет?» (17, стр. 395). Человек должен непосредственно, не прибегая к «помощи» религии, изучать окружающий мир. Ныне «научный университет» пришел на смену «теологическому университету» средневековья. Отрывать человека от природы, говорит Марти, «чудовищно» и «просто схоластично». «Птицам даны крылья, рыбам — плавники, а людям, которые живут в Природе, — изучение и познание Природы — вот их крылья» (17, стр. 504).

Итак, основной чертой мировоззрения Марти является культ научного знания.

Отстаивание познаваемости мира — другая отличительная черта его философских воззрений. Человек не нуждается в помощи религии, он сам должен постигать все его интересующее. «Нельзя видеть вещь, не глядя на нее. Нельзя понять вещь, не исследуя ее. Исследование — глаз разума. Следовательно, — заключает Марти, — мы сами являемся первым средством познания вещей, естественным средством исследования, естественным философским средством» (приложение, стр. 175).

Вера во всепобеждающую силу человеческого разума пронизывает все произведения Марти. Вся история человечества, говорит он, свидетельствует о больших способностях людей к анализу, классификации фактов и выведению на их основе законов. То, что еще вчера было набором разрозненных фактов, ныне приобретает стройность настоящей науки, где каждый факт получает свое объяснение и занимает подобающее ему место среди других фактов. Еще несколько лет назад электричество было непокорной и разрушительной силой, природа которой оставалась неизвестной. А сейчас оно служит человечеству, как хорошо объезженная лошадь.

Марти приветствует великие победы науки. По его словам, научные достижения являются закономерным результатом раскрепощения человеческого разума. «XVIII век, — писал Марти, — основал Свободу, XIX век создает Науку. Естественный порядок не нарушен: Наука пришла после Свободы, которая есть основа всего» (17, стр. 518).

Марти выступает с резкой критикой позитивизма. В статье «Дарвин и Талмуд» (1884) он отвергает агностицизм позитивистов, сравнивает их воззрения с заповедью Талмуда, которая гласит: «Не пытайся постигнуть то, что слишком высоко для тебя, ни проникнуть в то, что находится вне твоего познания, ни открыть то, что расположено за пределами твоего разума» (16, стр. 951). Отмечая, что позитивисты XIX в. недалеко ушли от Талмуда, Марти писал: «Позитивизм считается новым течением, однако он представляет собой не более чем простое повторение философской эпохи, известной в истории всех народов; то, что нами было выписано из Талмуда, есть не что иное, как трусливая позитивистская доктрина, которая, руководствуясь здоровым желанием предостеречь людей от вздорных спекулятивных построений, наносит тем не менее вред, пытаясь остановить человечество на полпути. Нужно заложить основу, прежде чем сделать шаг вперед в науке, но нельзя прокладывать дорогу к небу» (16, стр. 951).

Философия Марти глубоко оптимистична по своему содержанию. «Такие чудеса творят люди, — восклицает Марти, — что Прометей сможет разорвать свои цепи и задушить орла, а замечательная лестница Иакова перестанет быть мечтой!» (17, стр. 1048). Прославляя разум и науку, Марти заявляет: «Мыслить — значит служить человечеству», «Созидать — вот лозунг нового поколения» (11, стр. 171, 173). Мыслить и созидать — таков его вывод.

Большинство естествоиспытателей, с именем которых были связаны самые выдающиеся научные достижения прошлого века и открытиями которых живо интересуется Марти (Дарвин, Гекели, Геккель и др.), стояло на позициях стихийного естественнонаучного материализма. Понятно, что взгляды этих естествоиспытателей оказали положительное влияние и на Марти.

Марти был в курсе всех крупных событий в научном мире. В статье «Новые книги» он солидаризируется с передовыми научными учениями того времени о происхождении Земли, человека и жизни. В этой статье, опираясь на учения Лайеля и Дарвина, Марти писал: «Мир не является серией этапов, разделенных катастрофами, а представляет собой грандиозный продукт непрерывной единой деятельности. Он стареет, улучшаясь, но естественно и закономерно… Человек есть не надменное центральное существо, находящееся в центре мира, не индивидуум исключительного типа, вокруг которого вращаются небо и Земля, животные и звезды, а известная вершина великого зоологического ряда… Умерли теория катастроф — пустая концепция Кювье — и антропоцентрическая теория, претенциозная концепция систематической спиритуалистской школы» (16, стр. 924–925).