Николай Александрович Добролюбов - Никоненко Виталий Сергеевич - Страница 5

Идейная жизнь и политическая деятельность Добролюбова прошла рядом с Чернышевским. Он был бессменным сотрудником «Современника», у него был общий с Чернышевским круг друзей, их объединяли общие интересы. Не было такого положения в трудах Чернышевского, под которым не подписался бы Добролюбов, как и не было таких идей Добролюбова, которые не одобрял бы Чернышевский (см. 8, 206–207. 40. 66. 71. 85). Имеется много фактов, свидетельствующих о четком осознании Чернышевским и Добролюбовым полной идейной солидарности между ними.

История философии и общественной мысли знает примеры подобного творческого сотрудничества и единомыслия, однако совсем немного в истории случаев, когда бы такое сотрудничество объединяло людей, рапных по таланту, способных удачно распределять спои задачи и счастливо дополнять друг друга. В этом случае перед историко-философской наукой не стоит проблема определения приоритета одного мыслителя над другим; от нее требуется всеобъемлющее воспроизведение и объяснение философского мировоззрения, выработанного ими совместно.

Между Чернышевским и Добролюбовым существовало распределение обязанностей в редакции «Современника», «своего рода разделение труда соответственно различию их темпераментов и способностей» (82, 102; см. также 7, 25, 62, 58). После прихода в редакцию Добролюбова Чернышевский продолжал писать по вопросам филосотии, политэкономии, политики, социологии. Добролюбов сосредоточил свое внимание на критической деятельности, а также возглавил сатирическое приложение к журналу «Свисток». Подобное разделение труда кроме субъективных причин имело и определенные объективные основания. Здесь отразился факт резкого усиления идейно-теоретической борьбы между противоположными политическими лагерями в условиях острого кризиса крепостнической системы и созревания революционной ситуации в стране. В этой обстановке возрастал круг задач идеологов революционной демократии. Требовалось вести борьбу с попытками либералов и консерваторов подчинить своему влиянию литературу, искусство, философию, общественные науки. Эта борьба приводила к ясному осознанию партийности идеологии и литературы и требовала активного использования для достижения практически-политических целей указанных форм общественного сознания. Статьи в русских журналах 50—60-х годов, писал С. А. Вепгеров, «как будто трактовали о Тургеневе, Островском, Гончарове, а на самом деле это были лирические манифесты того или другого мировоззрения» (13, 29). С другой стороны, в отмеченном разделении труда отразился факт осознания вождями русской революционной демократии необходимости перехода от теории к практике.

«Разделение труда» между Чернышевским и Добролюбовым в решении важнейших научных и общественно-политических задач не исключало, а, наоборот, предполагало создание цельного материалистического и социально-политического учения, в котором труды обоих мыслителей были совершенно необходимыми элементами[1]. Условием такой совместной работы было полное тождество социально-политической и теоретической позиции мыслителей, одинаковое понимание ими особенностей развития материалистической философии, верная оценка масштабов своей деятельности, объективных и субъективных возможностей ее. Указанную специфику деятельности Чернышевского и Добролюбова требуется учитывать при изучении их наследия.

Четкое осознание Добролюбовым общих задач, стоящих перед русской революционной демократией, обусловило последовательное проведение им единой философской и политической линии в своих критических произведениях. При этом, когда мы говорим о критической деятельности Добролюбова, то было бы неправомерно сводить ее только к анализу художественных произведений. Сам Добролюбов понимал границы критической деятельности значительно шире. В примечании к работе «Литературные мелочи прошлого года» он писал: «…слово „литература“ мы употребляем не в смысле беллетристики, а в самом обширном значении, разумея тут и поэзию, и науку собственно, и публицистику, и т. д.» (3, 4, 59). Среди работ русского критика имеются статьи, в которых обсуждаются философские вопросы, мировоззренческие и методологические аспекты естественных и общественных наук.

В рецензии на подготовленное И. Синайским издание сочинения Ксенофонта о Сократе Добролюбов высказал мысль, которая позволяет правильно представить понимание им предмета и задач как философии вообще, так и собственных философских изысканий. Дело в том, писал Добролюбов, что «все превосходные истины Сократова учения давно стали не новы и потеряли общественное значение…». Поэтому, упрекает он переводчика, «избирая для перевода одно какое-нибудь сочинение, не мешает позаботиться о его интересе для современного общества» (3, 2, 115).

Добролюбов предлагает оценивать произведения прошлого степенью актуальности подымаемых в них проблем и в этой области руководствоваться необходимостью решения задач жизненных, волнующих современное общество. Истины философии прошлых времен, сколько бы они ни были великолепны и превосходны, в случае их неприменимости для современного общества теряют свой прошлый блеск, и «читать их ужасно скучно и утомительно» (там же).

Требование Добролюбовым актуальности философских исследований имеет большое значение для понимания характера его философских взглядов. Этому требованию он подчинил уже первые свои работы. Разумеется, ориентация философии на решение практических задач, стоящих перед обществом, не предполагала снижения теоретического уровня философского мышления. Такая ориентация в условиях послегегелевского периода истории философии служила единственным основанием преодоления «собственно философской» точки зрения на мир и перехода к развитию философии как научного метода и как теоретической основы научного мировоззрения.

Добролюбов использует материалистическую философию преимущественно как метод и основу решения задач нравственного и социально-психологического порядка, как надежный фундамент эстетического отношения к действительности. Он резко выступает против любых попыток пропаганды реакционной философии. Например, разоблачая выступления против науки и материализма Ю. Савича, мыслитель сквозь туман риторических фраз последнего видит основной смысл его возражений. «Вы, господа материалисты, — провозглашал Ю. Савич, — хотите основать общее благо на круговой поруке интересов, на естественной наклонности людей участвовать в делах общих. В теории вы справедливы; но ваши надежды слишком идеальны. Мы, идеалисты, подобное слияние личного интереса с общим считаем лишь блестящим исключением, которое, как редкость, отмечается в истории. Не смейте же нас уверять, что ваша наука, ваша теория довели вас до таких результатов; этого быть не может… Это уж слишком хорошо и высоко… Где же дойти до этого вашей науке? Тут непременно нужно другое основание…» (3, 5, 188). Добролюбов ясно увидел связь подобных выступлений с интересами господствующего класса. Он осознал, что идеализм является врагом не только материализма и науки, но и направлен против социалистического учения. Осознание Добролюбовым непримиримости идеализма и социализма, даже когда она выступает не Прямо, не явно, свидетельствует о развитии им параллельно с Чернышевским принципа партийности философии и о понимании необходимой связи социалистической теории и материалистической философии. В таких статьях, как «От Москвы до Лейпцига», «О степени участия народности в развитии русской литературы» и др., Добролюбов много говорит о связи науки, литературы, политических теорий с борьбой противостоящих друг другу общественных классов. Он пишет, что в западноевропейской литературе есть множество «историй, написанных с большим талантом и знанием дела и с католической точки зрения, и с рационалистической, и с монархической, и с либеральной — всех не перечтешь. Но много ли являлось в Европе историков народа, которые бы смотрели на события с точки зрения народных выгод, рассматривали, что выиграл или проиграл народ в известную эпоху, где было добро и худо для массы, для людей вообще, а не для нескольких титулованных личностей, завоевателей, полководцев и т. п.? Политическая экономия, гордо провозглашающая себя наукою о народном богатстве, в сущности заботится только о возможно выгоднейшем употреблении и возможно скорейшем увеличении капитала, следовательно, служит только классу капиталистов, весьма мало обращая внимания на массу людей бескапитальных, не имеющих ничего, кроме собственного труда» (3, 2, 228–229).