Николай Александрович Добролюбов - Никоненко Виталий Сергеевич - Страница 3

Ко времени непосредственного знакомства Добролюбова и Чернышевского последний был уже сформировавшимся мыслителем, автором широко известных работ «Эстетические отношения искусства к действительности», «Очерки гоголевского периода русской литературы» и др. И хотя еще не все стороны мировоззрения были основательно развиты, на основе имеющихся к 1856–1857 гг. работ можно заключить, что в мировоззрении Чернышевского уже тогда присутствовали те принципы, которые получили систематическую разработку в более поздних работах, таких, как «Критика философских предубеждений против общинного владения», «Антропологический принцип в философии», «Экономическая деятельность и законодательство» и др.

Выше приводились слова Добролюбова о влиянии Чернышевского на окончательное определение его позиций, в том числе философских. Следует учитывать и тот факт, что ко времени прихода в «Современник» он был знаком с опубликованными работами Чернышевского и Герцена, увлекался Белинским, прочитал основные труды Б. Бауэра, Д. Ф. Штрауса, Л. Фейербаха (см. 50, 32–41). Поэтому нет ничего удивительного, что встреча с Чернышевским и беседа с ним выявили зрелость взглядов молодого Добролюбова. Вспоминая о первой беседе с Добролюбовым, Чернышевский писал: «…толковали мы с ним о его понятиях. Я спрашивал, как он думает о том, о другом, о третьем; сам говорил мало, давал говорить ему. Дело в том, что по статье о „Собеседнике“ мне показалось, что он годится быть постоянным сотрудником „Современника“. Я хотел узнать, достаточно ли соответствуют его понятия о вещах понятиям, излагавшимся тогда в „Современнике“. Оказалось, соответствуют вполне» (27, 162).

О чем могли идти подобные беседы, в чем состояли основные черты идеологии революционной демократии, разработанной Чернышевским? Краткое освещение этого вопроса имеет важное значение, так как взгляды Чернышевского служили подлинным фундаментом, отправной точкой разработки Добролюбовым коренных проблем революционно-демократической идеологии.

Идеология революционных демократов была тесно связана с материалистическим учением. Однако отношение выдающихся русских революционеров-демократов к философии, и в частности к материализму, было далеко не одинаковым. Продолжая развивать материалистические идеи Белинского и Герцена, Чернышевский, по существу впервые в России, видит в передовой, материалистической философии методологию, общее руководство революционно-практического отношения к действительности. Под влиянием Чернышевского Добролюбов разрабатывает такое же понимание задач и функций философии в рамках революционно-демократической идеологии. В то же время Белинский в силу особенностей русской материальной и духовной жизни 30—40-х годов XIX в. только в последний период своей деятельности начал осознавать значение материалистической философии как теоретической основы революционно-практического преобразования общественных отношений в интересах народа. Он рассматривал философию по преимуществу как способ объяснения действительности, как теоретическую основу борьбы против обскурантизма и религии и только в самых общих чертах усматривал связь определенной философской теории с материальными интересами классов и политических партий.

Представление о материализме как методологии революционно-практической деятельности позволило Чернышевскому разработать вопрос о классовом характере философии. «…Каждый философ, — пишет он, — бывал представителем какой-нибудь из политических партий, боровшихся в его время за преобладание над обществом, к которому принадлежал философ» (84, 7, 223). В полном согласии с Чернышевским Добролюбов считал, что развиваемая им материалистическая теория служит интересам крестьянства и эксплуатируемого большинства городского населения.

Связывая свою теорию с определенной позицией в политике, с интересом прогрессивных сил общества, Чернышевский и Добролюбов соединяли ее с действительной борьбой. Главной задачей теории становилось выявление путем научного исследования законов общественного развития и соразмерение с ними практической борьбы прогрессивных сил. Безусловно, эту задачу могли помочь решить только философские знания, лишенные мечтательности и фантазерства, а также тесно связанные с естествознанием. Такой системой философии, по мнению Чернышевского и Добролюбова, является философия Фейербаха. К. Маркс и Ф. Энгельс видели заслугу Фейербаха в том, что он «при… первом решительном выступлении против Гегеля противопоставил трезвую философию пьяной спекуляции» (1, 2, 139). Подвергнув критике гегелевскую систему, Фейербах «открыл тайну „системы“… уничтожил диалектику понятий — эту войну богов, знакомую одним только философам… поставил на место старой рухляди, в том числе и на место „бесконечною самосознания“ — не „значение человека“… а самого „человека“…» (1, 2, 102).

Чернышевский воспринимает фейербаховское понимание философии в ее отношении к действительности. Пожалуй, это наиболее существенная сторона влияния Фейербаха на Чернышевского. Чернышевский не только воспринимает, но и значительно углубляет точку зрения Фейербаха на предмет и характер философского знания. Это проявилось в выделении им критерия действительности, посюсторонности философского знания. По мнению Чернышевского, действительная жизнь человека служит основанием для единственно верного критерия различения «мнимых, воображаемых стремлений-.. от действительных и законных потребностей человеческой натуры, которые необходимо требуют удовлетворения…» (84, 2, 102). В качестве такого критерия выступает практика. Если Фейербах в своей философии остается в основном на теоретической точке зрения, то Чернышевский и под его влиянием Добролюбов в силу выделения особого значения материальной практики стремились ориентировать материалистическую философию на решение практических задач, ставили своей целью разработку научной системы мировоззренческих принципов, призванных служить теоретической основой революционного преобразования мира. Более того, успешность революционного действия должна была послужить важнейшим критерием истинности философии. К. Маркс отмечал, что Л. Фейербах рассматривал как истинно человеческую только теоретическую деятельность, тогда как практику он брал и фиксировал в грязно-торгашеской форме ее проявления, а поэтому он не понимал «значения „революционной“, „практически-критической“ деятельности» (1, 3, 1). Русские революционеры-демократы в значительной степени преодолели этот недостаток.

Вследствие направленности своей философии на решение практических задач Чернышевский и Добролюбов теоретически разрабатывали преимущественно те вопросы философской теории, которые во второй половине XIX в. были наиболее актуальны. К числу этих вопросов относятся прежде всего основные принципы научного мировоззрения и метода.

Важнейшей исторической задачей идеологов русского освободительного движения второй половины XIX в. был поиск научной революционной теории. Условием создания последней является разработка материалистического мировоззрения. Фундамент его составляет учение о природе, которое Чернышевский обстоятельно развивает в своих трудах. «В природе… — пишет он, — есть разнородная материя с разнородными качествами; они сталкиваются — начинается жизнь природы» (84, 2, 154). Стремясь создать единую материалистическую теорию, включающую и материалистическую социологию, Чернышевский развивает цепь доказательств материального единства мира, что, по его мнению, предполагает единство законов и закономерностей действительности и, следовательно, позволяет распространить на область человеческих действий строго научное исследование. Единство мира он выводит из существования «разнородной материи с разнородными качествами». Добролюбов был полностью согласен с Чернышевским и уделял этим вопросам большое внимание в своих статьях. Неестественного, считали революционеры-демократы, а следовательно, принципиально недоступного научному познанию в природе, человеке, общественной жизни никогда не было и не будет. Чернышевский формулирует антропологический принцип в нравственных науках, который «состоит в том, что на человека надобно смотреть как на одно существо, имеющее только одну натуру…» (84, 7, 293). Идеализм решительно изгонялся из науки о человеке.