Платон - Асмус Валентин Фердинандович - Страница 14

Разумное постижение истинно сущих родов бытия, или «идей», — совершеннейшее знание — Платон называет «диалектикой».

Для Платона диалектика — это не логика только, хотя в ней есть и логический (и даже формально-логический) аспект; это не учение о познании только, хотя в ней есть и гносеологический аспект; это не учение о методе только, хотя в ней есть и аспект метода. Диалектика Платона прежде всего учение о бытии. Идеализм Платона, так же как и его теория познания и диалектика, имеет явно выраженный онтологический характер. «Идеи» Платона прежде всего истинно сущие роды бытия. В соответствии с этим «диалектика», как ее понимает Платон, это прежде всего учение об онтологических прообразах, образцах и причинах вещей чувственного мира. Поэтому «диалектика» Платона соприкасается не только с его учением о душе (психологией), учением о познании (гносеологией), учением о мышлении (логикой), учением о методе (методологией), но и со всем комплексом учений о мире (космологией), о системе небесных светил (астрономией), о числах, о душе мира и т. д.

Здесь мы достигли пункта, где изложенное выше понимание родов бытия, соответственно «идей», должно быть существенно дополнено и даже исправлено. Как мы видели, «идеи» в сравнении с вещами чувственного мира были наделены у Платона признаками, которыми элеец Парменид характеризовал свое истинное бытие: «идеи» вечны, не рождаются и не погибают, не изменяются, всегда тождественны себе, неподвижны, безотносительны в своем бытии.

В нашей советской философской литературе такое воззрение на бытие называется «метафизическим»[8]. Согласно этой терминологии, восходящей к Энгельсу, отцом древнегреческой метафизики был Парменид. Но не был ли его продолжателем также и Платон? Не совпадает ли развитая им характеристика истинно сущего бытия с метафизической характеристикой этого бытия у элейца?

В известном смысле именно так и было. В ряде диалогов Платон развивает, бесспорно, метафизическую, в марксистском смысле этого термина, характеристику истинно сущего бытия, или «идей». Доказательства были представлены выше.

Однако в чрезвычайно важных диалогах: в «Софисте», «Пармениде», а также в некоторых других, Платон отступает от метафизической характеристики «идей». В этих диалогах он стремится доказать, что высшие роды всего сущего: бытие, движение, покой, тождество и изменение могут мыслиться только таким образом, что каждый из них и есть и не есть, и равен и не равен самому себе, и пребывает как тождественный самому себе и переходит в «иное» по отношению к самому себе, в противоположное себе.

Когда философ характеризует истинно сущее как вечное, неизменное, неподвижное и тождественное, он еще не характеризует, по Платону, всей его сущности. В силу доказательств, развиваемых в «Софисте», должна быть отвергнута не только безусловная подвижность, но и безусловная неподвижность сущего. Как только сущее делается предметом истинного философского познания, обнаруживается, что познаваться оно не может ни при условии, что сущее рассматривается как движущееся, ни при условии, что оно рассматривается как неподвижное. Кто познает, тот действует (Платон, Софист, 248 D-Е); то, что познается, испытывает действие. И действие, и страдательное состояние предполагают изменение, а изменение в свою очередь предполагает движение.

К противоречиям ведет и исследование познания. Познание сущего предполагает разум, разум может быть мыслим только в душе; душа же, будучи живой, необходимо причастна движению. «Поэтому, — рассуждает Платон, — для философа и для всякого, кто особенно ценит знание, по-видимому, совершенно необходимо не принимать неподвижной вселенной…» (там же, 248 D). Еще менее допустима, еще более нелепа, по Платону, точка зрения тех, «которые двигают сущее всеми способами» (там же). Решение вопроса состоит в том, чтобы поступать подобно детям, которые делают, «чтобы все было неподвижным и двигалось», т. е. «признавать бытие и вселенную вместе и недвижимой и подвижной» (там же).

Но как показывает Платон, это решение приводит к новому противоречию. Кто утверждает, что движение и покой равно существуют, тот должен: 1) или признать, что движение и покой тождественны с бытием, а следовательно, тождественны между собой, 2) либо признать, что бытие, хотя и кроет в себе движение и покой, но тем не менее отличается от них обоих. В первом случае получается нелепый вывод, будто движение должно остановиться, а покой — двигаться. Во втором — бытие, будучи отличным и от движения и от покоя, не должно ни двигаться, ни покоиться. Но «что' не движется, — спрашивает Платон, — как тому не покоиться… что' не покоится, как, опять-таки, тому не двигаться?» (Платон, Софист, 250 D).

Разрешение сформулированного здесь противоречия Платон дает в том же «Софисте» в учении о родах сущего (там же, 254 D-В). Движение, читаем здесь, несовместимо с покоем и покой — с движением. Но так как движение существует и покой существует, то бытие должно быть совместимо и с движением, и с покоем. Итак, мы уже получили три высших рода: бытие, движение и покой.

Станем исследовать дальше. Каждый из этих трех родов есть одновременно и тождественный (по отношению к самому себе), и иной (по отношению ко всем остальным родам).

Отсюда необходимо возникает новый вопрос: об отношении родов тождественного и иного к родам покоя и движения. Совпадают ли эти роды между собой или же тождественное и иное должны быть отличаемы от движения, покоя и бытия?

Платон доказывает, что тождественное и иное должны быть отличаемы от покоя и движения. И о покое, и о движении, так же как и о всяком другом роде, необходимо приходится утверждать, что они одновременно и тождественны (по отношению к себе), и представляют иное (по отношению к другому). Но так как покой и движение — противоположности и так как все, что высказывается о противоположностях, не может быть ни каждой из этих противоположностей в отдельности, ни той и другой вместе, то покой и движение должны отличаться от тождественного и иного.

Тождественное отличается и от бытия. В самом деле, если бы тождественное не отличалось от бытия, то, утверждая, будто покой существует так же, как существует и движение, мы должны были бы утверждать, будто покой тождествен с движением. Но если тождественное отличается не только от покоя и движения, но также и от бытия, то это значит, что в тождественном мы должны признать четвертый и самостоятельный род сущего наряду с родами покоя, движения и бытия.

То же самое Платон доказывает и относительно иного. Иное отличается не только от тождественного и от покоя. Иное отличается также и от бытия. В самом деле, иное всегда относительно, и только относительно (Платон, Софист, 255 D). Напротив, к природе бытия принадлежит и относительное, и безусловное. Поэтому «иное» образует пятый род сущего, самостоятельный по отношению к родам бытия, покоя, движения и тождественного.

В учении Платона об ином существует очень важная особенность. Состоит она в том, что, по Платону, все первые четыре рода сущего — и бытие, и покой, и движение, и тождественное — принадлежат или причастны роду иного. Так, движение есть иное. Оно иное не как движение, но лишь поскольку движение не есть покой, не есть бытие, не есть тождественное.

В качестве иного по отношению ко всем остальным каждый род сущего не есть все остальные роды. Движение не есть покой. Но в то же время движение есть, поскольку оно как существующее движение должно быть причастно бытию. Далее. Движение не есть тождественное. Но в то же время, будучи движением, т. е. самим собой, оно причастно тождественному и в этом смысле есть и тождественное. Движение и есть, и не есть тождественное. Оно одинаково причастно тождественному и иному. Будучи иным в отношении к покою и тождественному, движение есть иное в отношении к самому иному. Поэтому движение одновременно и есть, и не есть иное.