Заповедное место - Варгас Фред - Страница 28

У Адамберга зазвонил мобильник, и он отложил газету.

— Да, Лавуазье. Да, я тоже очень рад, что мы с вами опять сотрудничаем. Нет, у меня уйма дел. Ну как он, поправляется? Секундочку.

Адамберг прервал разговор, чтобы поделиться информацией с Дангларом:

— Какой-то гад пытался отравить Эмиля. У него перитонит и температура сорок. Лавуазье, я сейчас включу громкую связь, чтобы вас мог слышать мой коллега.

— Мне очень жаль, старина. Этот тип вошел в палату к Эмилю в белом халате, с повязкой на лице. Мы не в состоянии уследить за каждым, кто сюда заходит. Надо бы нанять охрану, но у нас нет денег. Я поставил у двери двух наших ребят-санитаров, чтобы дежурили посменно. Эмиль боится, что он умрет, и, должен сказать вам, это вполне возможно. У него для вас два сообщения: вам есть на чем записать?

— Да, — ответил Адамберг, приготовившись писать на уголке газетного листа.

— Первое: насчет непонятного слова. Он уже видел его раньше, на открытке. Я не стал расспрашивать подробнее, он слишком плох.

— В котором часу его отравили?

— Утром, когда он проснулся, все было хорошо. А в половине третьего меня вызвала сестра: как выяснилось, температура начала подниматься где-то около двенадцати. Второе сообщение: осторожней с псом.

— В каком смысле?

— У него аллергия на жгучий перец. Надеюсь, вы знаете, о чем речь: для Эмиля это, по-видимому, очень важно. Наверно, это связано с непонятным словом — трудно себе представить, чтобы кто-то реально кормил собаку жгучим перцем.

— Что за непонятное слово? — спросил Данглар, когда Адамберг закончил разговор.

— Любовное словечко — Kiss Love, написанное русскими буквами. Водель любил одну пожилую немецкую даму.

— Но зачем писать Kiss Love русскими буквами?

— Не знаю, Данглар, — ответил Адамберг и снова взялся за газету.

«Не избежать ареста», — вслух повторил Адамберг и взглянул на свои часы. Лувуа давно успел смыться. Но наблюдение за домом надо продолжать: ведь не все читают газеты.

Не сходя с места, Адамберг проинструктировал подчиненных: Вуазне и Керноркян пускай займутся семьей художника, который выкрасил свою покровительницу бронзовой краской; Ретанкур, Мордан и Ноэль организуют засаду в доме Лувуа; однако надо заранее предупредить об этом Вейля: бывший дивизионный комиссар не выносит, когда полиция вторгается в его частную жизнь, и с перепугу может испортить все дело; Фруасси и Меркаде будут прослушивать телефон Лувуа и отслеживать его контакты в интернете; Жюстен и Ламар будут искать его машину, если она у него есть; остальные должны как следует встряхнуть авиньонских легавых и проверить, не уезжали ли из города Водель-младший и его жена. Установить контроль за вокзалами и аэропортами, раздать полицейским фотографии Лувуа.

Во время этих переговоров Адамберг заметил, что Данглар делает ему знаки. Майор отчаянно жестикулировал, но Адамберг ничего не понял. Наверно, потому, что он был неспособен делать две вещи одновременно — говорить и смотреть, смотреть и слушать, слушать и писать. Единственным делом, которым он мог полноценно заниматься, не прерывая других занятий, было рисование.

— Будем опрашивать соседей по дому? — спросил Морель.

— Да, но не забудьте, что в этом доме живет Вейль. Узнайте у него все что можно, а потом сосредоточьтесь на засаде. Возможно, Лувуа не в курсе, возможно, он вернется домой. Выясните, где он работает. Добудьте адрес этой мастерской, или магазина, или чего там еще.

Данглар написал несколько слов на газете и поднес ее к глазам комиссара: «Не посылайте в засаду Мордана. Пошлите Меркаде». Адамберг пожал плечами.

— Небольшое уточнение, — сказал он в трубку. — Мордан будет работать вместе с Фруасси, а сидеть в засаде будет Меркаде. Если он уснет, там все же останутся двое мужиков, включая Ретанкур, а это все равно что семеро.

— Почему вы решили, что я должен отстранить Мордана? — спросил Адамберг, убирая телефон в карман.

— Он морально надломлен, и ему нельзя доверять.

— Если человек надломлен морально, это не мешает ему сидеть в засаде. Тем более что мы устраиваем ее для проформы: вряд ли Лувуа рискнет вернуться.

— Но у нас особый случай. Произошла утечка информации.

— Хватит намеков, майор. Если у вас есть подозрения, скажите об этом прямо. Мордан служит в нашей системе двадцать семь лет, он прошел огонь, воду и медные трубы, его даже Ницца не смогла превратить в коррупционера.

— Я знаю.

— Тогда я не понимаю вас, Данглар, честное слово, не понимаю. Вы сами только что сказали: причина утечки в том, что кто-то сболтнул лишнее. Это не предательство, а простая неосторожность.

— На словах я всегда представляю все наилучшим образом, но в голову лезет самое худшее. Вчера утром он нарушил субординацию, превысил свои полномочия и спровоцировал побег Эмиля.

— Дочь Мордана бьется головой о стену в тюрьме Френ, поэтому его собственная голова блуждает где-то далеко, за сотни километров отсюда. И он, ясное дело, совершает оплошности, проявляет чрезмерное рвение либо неуместную робость, он зол на весь мир, он утратил самоконтроль. Надо приглядывать за ним, вот и все.

— Из-за него сорвалась проверка алиби в Авиньоне.

— Ну и что?

— А то, что у него уже два серьезных прокола: во-первых, побег подозреваемого, во-вторых, непроверенное алиби — небрежность, достойная новичка. И заметьте, по закону ответственность за его ошибки ложится на вас. По итогам этих двух дней кто-то может сделать вывод, что вы запороли первый этап расследования. При том, как придирается к нам Брезийон, можно вылететь из Конторы и за меньшее. А теперь еще эта история с утечкой информации и убийца, который пустился в бега. Если бы кто-то захотел вывести вас из игры, он действовал бы именно так.

— Бросьте, Данглар. Мордан мешает расследованию? Мордан хочет меня устранить? Ни за что не поверю. Да и зачем ему это?

— Вы можете узнать истину. А такая перспектива кое-кого не устраивает.

— Кого? Мордана?

— Нет. Кого-то наверху.

Адамберг посмотрел на палец Данглара, указывающий на потолок: майор намекал на круг лиц, обладающих властью, который он обозначал словом «наверху», хотя в данном случае мог бы с тем же успехом сказать «внизу», в глубоком, скрытом от глаз подземелье.

— Кто-то наверху, — продолжал Данглар, все еще указывая пальцем на потолок, — не заинтересован в том, чтобы убийство в Гарше было раскрыто. И в том, чтобы вы работали у нас.

— А Мордан ему помогает? Быть такого не может.

— Очень даже может — с тех пор как его дочь оказалась в руках правосудия. Этим людям там, наверху, ничего не стоит замять дело об убийстве. Мордан заключил с ними сделку: он дает им возможность вывести вас из игры, а они за это освобождают его дочь. Не забывайте, через две недели будет предварительное слушание по ее делу.

Адамберг щелкнул языком.

— Это не в его характере.

— При чем тут характер, когда твой ребенок в опасности? Вам этого не понять, ведь у вас нет детей.

— Не начинайте, Данглар.

— Я хотел сказать, нет ребенка, которым бы вы занимались всерьез, — сухо сказал Данглар, возвращаясь к их всегдашнему спору, к их давнему противостоянию. По одну сторону фронта был Данглар, стремившийся защитить Камиллу и ее ребенка от бурной, полной превратностей жизни, которую вел Адамберг. С другой стороны был сам Адамберг, живший по своей воле и, по мнению Данглара, подвергавший слишком большой опасности близких ему людей.

— Я занимаюсь Томом, — возразил Адамберг, и его кулаки сжались. — Я сижу с ним, вожу его на прогулки, рассказываю ему разные истории.