Русская пытка. Политический сыск в России XVIII века - Анисимов Евгений Викторович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/86
• Следующая

Подъемы на дыбу бывали многократными и затяжными. Пытаемого не все время держали на дыбе, а периодически опускали на землю, чтобы он мог прийти в себя. Когда в 1732 году пытали А. Яковлева, обвиненного Феофаном Прокоповичем в писании анонимного пасквиля, то его пришлось спустить с виски, так как он «обмер и весь посинел и стал храпеть». Архимандрит Александро-Свирского монастыря Александр во время следствия 1720 года был поднят на виску и провисел 28 минут, после чего потерял сознание. На следующий день его продержали «в подъеме» 23 минуты. А. П. Волынского держали на дыбе и били кнутом в первый раз полчаса.

В петровские времена большая часть пытаемых прошла по три «застенка» (сеанса пыток), получив за один «застенок» в среднем 25 ударов кнутом. При этом женщины получали несколько меньше ударов, чем мужчины. Следователи учитывали их «деликатную натуру», да и пытали женщин, вероятно, полегче. Раскаленные клещи для ломания ребер к женщинам не применялись.

Впрочем, как уже многократно отмечено выше, в политическом сыске не было раз и навсегда принятых норм. Когда власти требовали признания во что бы то ни стало, тогда число «застенков» и ударов кнута резко превышало средние показатели. Так было в Стрелецком розыске 1698 года, когда некоторым пытаемым давали по 40, 50, 60 и даже 70 ударов за один сеанс. Пожалуй, никого так свирепо не пытали при Петре I, как стрельцов. В послепетровское время более жестоко, чем других арестантов, пытали старообрядцев. Среди материалов Сыскного приказа за 1750-е годы есть данные о 40, 50, 60 ударах кнутом тем, кто «упорствовал в своей заледенелости». Не было и особых правил о паузах между пытками как в одном «застенке», так и между «застенками». В одних случаях следователи давали пытанному длительный срок для поправки, в других – добиваясь показаний, они мучили его почти каждый день.

Тяжесть пытки зависела и от социального положения пытаемого: дворяне, знатные колодники получали на пытках заметно меньшее число ударов, чем крестьяне или посадские. Формально все колодники были равны и, как люди, побывавшие в руках палача, считались обесчещенными. Попав в застенок, вчера еще уважаемый судья Стрелецкого приказа и влиятельный сановник Федор Леонтьевич Шакловитый становился «вором Федькой», а старик архиепископ Тамбовский Игнатий – «растригой Ивашкой». И все же социальные различия узников сказывались и на режиме их содержания в тюрьме, и на тяжести назначенных им пыток. По материалам Преображенского приказа за конец XVII – начало XVIII века видно, что дворяне получали всего по три-семь ударов кнута. Объяснить это можно характерным для тогдашнего общества неравенством, ведь известно, что с древнейших времен пытали только рабов. По мере того как «государевыми холопами» становились все подданные, пытки начали распространяться и на служилых людей, бояр и дворян, но все же их пытали легче, чем простолюдинов. Сословные реформы Екатерины II вообще защитили дворянина от руки палача.

Но вновь подчеркнем: с возрастом, сложением, здоровьем, полом пытаемого, кровью, которая текла в его жилах, а потом по спине, могли совсем не считаться.

Если верховной власти требовалось выбить из человека признание вины или нужные сведения, то все эти обстоятельства не принимались во внимание. Во время Стрелецкого розыска 1698 года служительницы царевен Марфы и Софьи Анна Жукова и Офроська получили, как и мужчины, по 25 ударов, а постельница Анна Клушина – 15 и «жжена огнем дважды». Царскому сыну царевичу Алексею Петровичу на пытке дали, как обыкновенному разбойнику, 25 ударов, а через два дня еще 15!

Выдержать пытку, да еще не одну, обыкновенному человеку было невероятно трудно. Это оказывалось под силу только двум типам «клиентов» сыска: физически сильным людям и психически ненормальным фанатикам-самоистязателям. К первому типу относились могучие, грубые каторжники, не раз битые кнутом и утратившие отчасти чувствительность кожи на спине. Австриец Корб в своем «Дневнике путешествия в Московию» упоминает об одном стрельце, который выдержал шесть пыток и совсем не боялся кнута и огня. Невыносимой он считал только описанную выше «ледяную капель», а также пытку, когда горящие угли клали на уши, что вызывало особенно острую боль. И таких могучих людей было на Руси, вероятно, немало.

Кроме того, в критические моменты у сильных, волевых людей могли мобилизовываться скрытые резервы организма, пробуждаться огромная воля к жизни, желание продлить существование во что бы то ни стало. Следователи по делу Федора Шакловитого, которого в 1689 году жестоко пытали в застенке, были, вероятно, изумлены, когда он, снятый с дыбы, просил, «чтобы его велели накормить, понеже несколько дней уже не ел». Возможно, опытные колодники перед «застенком» и после него пили какие-то настои из наркотических трав, притупляющих боль. В популярном в те времена лечебнике «Прохладный ветроград, или Врачевския вещи ко здравию человечества» есть рецепт «лекарства после правежа», который предписывает настоем особой травой «бориц» парить ноги после битья палкой по пяткам и «тако творить по вся дни, доколе биют на правеже, и ноги от того бою впредь будут целы». Кроме того, известны заговоры против пытки огнем, железом, веревкой и петлей, которые облегчали, по крайней мере психологически, пытку, смягчали чувство боли.

Историк XIX века Я. А. Канторович, изучая по материалам западноевропейской инквизиции поведение пытаемых, в особенности женщин, пришел к выводу, что некоторые из них терпели нечеловеческие боли на пытках потому, что «у этих женщин являлась общая анестезия, делавшая их нечувствительными ко всяким мучениям пытки; часто нравственное возбуждение было столь сильно, что оно заглушало физическую боль и давало жертвам силу переносить ее и не проронить ни одного слова». Возможно, нечто подобное было и в пыточных палатах Тайной канцелярии.

• Предыдущая
• 42/86
• Следующая