Русская пытка. Политический сыск в России XVIII века - Анисимов Евгений Викторович - Страница 10
- Предыдущая
- 10/86
- Следующая
Как бы то ни было, Ушаков довольно быстро, благодаря своим способностям и усердию, сумел выслужиться. К середине 1710-х годов он уже входил в элиту гвардии и стал одним из десятка особо надежных и проверенных гвардейских майоров, которым Петр I давал самые ответственные задания, в том числе и по сыскным делам. Среди этих гвардейцев, бесконечно преданных своему Полковнику, Ушаков выделялся тем, что в свое время помогло Ромодановскому сделать карьеру: как и страшный князь, он любил и умел вести сыскные дела. Для этого недостаточно рвения, нужны какие-то особые способности, ими, вероятно, он и обладал. Очевидно, именно поэтому царь назначил Ушакова заместителем П. А. Толстого в созданной в 1718 году Тайной канцелярии.
Ушаков показал себя настоящим профессионалом сыска. Он с успехом заменял и самого Толстого, который, завершив дело царевича Алексея, тяготился обязанностями начальника Тайной канцелярии. Многие сыскные дела он перепоручал своему заместителю, который делал все тщательно и толково. Ушаков много и с усердием работал в застенке, даже ночевал на работе, и всегда – и в дружеском кругу, и за обеденным столом – оставался в первую очередь шефом политического сыска.
Ушаков стал докладчиком Екатерины I по делам сыска. Гроза, которая в мае 1727 года разразилась над головой Толстого и других, лишь отчасти затронула его – он не угодил на Соловки или в Сибирь, его лишь послали в Ревель. Во время бурных событий начала 1730 года, когда дворянство сочиняло проекты об ограничении монархии, Ушаков был в тени, но при этом подписывал только те проекты, которые клонились к восстановлению самодержавия в прежнем виде. Возможно, в тот момент он угадал, за кем нужно идти. Позже, когда Анне Иоанновне удалось восстановить самодержавную власть, лояльность Ушакова отметили: в 1731 году императрица поручила ему ведать политическим сыском.
Ушаков, несомненно, вызывал у окружающих страх. Он не был ни страшен внешне, ни кровожаден, ни угрюм. Современники пишут о нем как о человеке светском, вежливом, обходительном. Люди боялись не его самого, а системы, которую он представлял, ощущая безжалостную мощь той машины, которая стояла за его спиной.
Следя за карьерой Ушакова, нельзя не удивляться его поразительной «непотопляемости». Несмотря на непрерывные перевороты и смены властителей, он сумел не только прожить всю жизнь в почете и богатстве, но и умереть в собственной постели. При этом, вероятно, он не имел душевного покоя – так резко менялась в те времена ситуация в стране, а главное – при дворе. На пресловутых крутых поворотах истории в послепетровское время многие легко теряли не только чины, должности, свободу, но и голову. Вместе с Артемием Волынским Ушаков судил князей Долгоруких, а вскоре, по воле Бирона, он пытал уже Волынского. Потом Ушаков же допрашивал самого Бирона, свергнутого Минихом. Еще через несколько месяцев Ушаков уличал во лжи на допросах уже Миниха и других своих бывших товарищей, признанных новой императрицей Елизаветой врагами отечества.
Ушаков сумел создать себе имидж неприступного хранителя высших государственных тайн, стоящего над людскими страстями и борьбой партий. Он был ловок и, как тогда говорили, «пронырлив», мог найти общий язык с разными людьми и обращался за советом к тому, кто в данный момент был «в силе». Исполнительный, спокойный, толковый, Ушаков не был таким страшным палачом-монстром, как Ромодановский, он всегда оставался службистом, знающим свое место. Он не рвался на политический Олимп, не интриговал. Он умел быть для всех правителей, начиная с Петра I и кончая Елизаветой Петровной, незаменимым в своем грязном, но столь важном для самодержавия деле. В этом-то и состояла причина политической «непотопляемости» Андрея Ивановича Ушакова.
Анна Иоанновна, как и ее предшественники, была неравнодушна к сыску. Появление генерала Ушакова в личных апартаментах императрицы с докладами о делах сыска вошло в обычай с самого начала работы Тайной канцелярии. Доклады по особо важным делам, которые он составлял для императрицы Анны, отличались деловитостью и краткостью. Императрица либо писала свою резолюцию «Быть по сему докладу», либо – в зависимости от своих пристрастий – меняла проект приговора: «Вместо кнута бить плетьми…»
Императрица и сама давала распоряжения об арестах, обысках, лично допрашивала некоторых колодников. Она порой внимательно следила за ходом расследования и интересовалась его деталями. Особенно это заметно в делах известных людей. 29 ноября 1736 года Анна Иоанновна открыла первое заседание Вышнего суда по делу князя Д. М. Голицына, а потом бывала и на других его заседаниях. 14 декабря того же года императрица (через А. П. Волынского) указывала, как допрашивать Голицына. Когда весной 1740 года пришел черед уже самого Волынского и его конфидентов, Анна внимательно следила за следствием, а 21 мая распорядилась начать пытки бывшего кабинет-министра.
Тут нельзя не отметить, что между самодержцами и руководителями политического сыска всегда возникала тесная и своеобразная деловая и идейная связь. Из допросов и пыточных речей они узнавали страшные, неведомые как простым смертным, так и высокопоставленным особам тайны. Перед ними разворачивалось все «грязное белье» подданных и все их грязные закулисные дела. Благодаря доносам и пыточным речам государь и его главный инквизитор узнавали, о чем думают и говорят в своем узком кругу люди, как они обделывают свои делишки. Там, где иные наблюдатели видели кусочек подчас неприглядной картины в жизни отдельного человека или общества в целом, им открывалось грандиозное зрелище человечества, погрязшего в грехах. И все это – благодаря особому «секретному зрению» тайной полиции. Только между государем и главным инквизитором не было тайн и «непристойные слова» не облекались в эвфемизмы. И эта связь делала обоих похожими на сообщников, соучастников – ведь и сама политика не существует без тайн, добытых сыском с помощью пыток, изветов и донесений агентов. Иначе невозможно объяснить, как смог Ушаков, верный сыскной пес императрицы Анны, сохранить при ее антиподе – императрице Елизавете – такое влияние и по-прежнему пользоваться правом личного доклада у государыни, совсем не расположенной заниматься какими-либо делами вообще.
В царствование Елизаветы Петровны (1741-1761) в работе сыска не произошло никаких принципиальных изменений. В Тайной канцелярии, в отличие от других учреждений, даже люди не сменились. А. И. Ушаков – верный слуга так называемых «немецких временщиков» и «душитель патриотов» вроде Волынского, рьяно взялся за дела врагов дочери Петра Великого. Он постоянно докладывал государыне о наиболее важных происшествиях по ведомству госбезопасности, выслушивал и записывал ее решения, представлял ей проекты приговоров.
Особенно пристрастно императрица занималась в 1742 году делом А. И. Остермана, Б. X. Миниха и других высших сановников, усердно служивших Анне Иоанновне и Анне Леопольдовне. Она присутствовала при работе назначенной для следствия комиссии, но при этом, не видимая для преступников, сидела за ширмой (так в свое время поступала и Анна Иоанновна).
С увлечением расследовала государыня и дело Лопухиных в 1743 году. На материалах следствия лежит отпечаток личной антипатии Елизаветы к тем светским дамам, которых на эшафот привели их длинные языки, особенно к одной из них – красавице Наталье Лопухиной, которая пыталась конкурировать с императрицей в бальных туалетах. Кроме того, Елизавета как самодержица начинающая, может быть, впервые из следственных бумаг Тайной канцелярии узнала, что о ней говорят в гостиных Петербурга, и эти сведения, полученные нередко под пытками, оказались особенно болезненны для самовлюбленной, хотя и незлой императрицы.
Елизавета сама выслушивала некоторых доносчиков, изредка даже вела допросы. В 1745 году из доклада Ушакова она узнала, что некий дворянин Беклемишев и поручик Зимнинский восхищаются правлением Анны Леопольдовны и ругают ее, правящую императрицу. Оба были доставлены к допросу самой императрицы. В роли следователя выступила Елизавета и в 1746 году, когда допрашивала княжну Ирину Долгорукую, обвиненную в отступничестве от православия, и после распорядилась, чтобы Синод с ней «не слабо поступал». В 1748 году императрица следила за делом лейб-медика Лестока, писала заметки к вопросным пунктам, в которых упрекала его в предательстве. В 1758 году, когда вскрылся заговор с участием канцлера А. П. Бестужева-Рюмина и великой княгини Екатерины Алексеевны, императрица лично допрашивала жену наследника престола.
- Предыдущая
- 10/86
- Следующая
