Годы прострации - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 37

— Даже не мечтай, цыпленочек. Я — человек пера и бумаги.

Спросил Хайтиша, сможет ли он компьютеризировать полярные книжки, и он мгновенно ухватился за это предложение. Он на все согласен, лишь бы не обслуживать посетителей. И где-то я его понимаю. Такое впечатление, что большинство из тех, кто к нам приходит, страдает нервным расстройством. Впрочем, куда им еще податься, как не в книжный магазин?

Терапия.

Салли по-прежнему ведет себя крайне сдержанно. Сожалеет, что посвятила меня в свои абсолютно бесперспективные отношения с Энтони? Наверное, не надо было ей говорить, что ее бывший бойфренд с самого начала казался мне законченным мерзавцем и она еще легко отделалась.

Позвонила Пандора:

— Это, конечно, жутко некстати, но я обещала маме поужинать с ней в Хэмптонхолле в ее день рождения. Поэтому давай встретимся в воскресенье и обсудим мою раковую инициативу. Попрожектерствуем, что нам мешает? Ты мне расскажешь, каково там, на раковой передовой, а я с интересом послушаю.

В качестве места встречи я предложил ресторан Уэйна Вонга, Пандора согласилась:

— Хорошо, закажи столик, где мы обычно сидим, рядом с аквариумом.

Лег в постель в половине девятого. Заснул, прочитав одну страницу из романа «Кролик, беги» (я взялся перечитывать эту книгу Апдайка). Всего девять вечера, а я уже ни на что не годен.

Ехал на терапию в темноте, против ледяного ветра, педали крутил с трудом. Салли воссоединилась с Энтони. Узнал я об этом не от нее — кто-то из коллег поздравил Салли с помолвкой.

Из больницы прямиком поехал домой. Георгина с Гленном отправились по магазинам, Грейси была в школе, так что весь дом — редкий случай — был в полном моем распоряжении. Прочел главу из «Кролика, беги», потом пошел к родителям рассказать о помолвке Салли, но не застал их: мать повезла отца на курсы «Мобильные колясочники». Просмотрел стопку писем на кухонном столе. Обнаружил повторное и окончательное требование оплатить лицензию на просмотр телепередач — отец жалеет на это денег, поскольку в основном смотрит «Независимое телевидение» — и открытку от Рози, она сообщала, что отлично проводит время «с папой» в Бертоне-на-Тренте. Под письмами лежала «Девочка по имени Срань». Я полистал рукопись и прочел кое-что из пятой главы.

Беззастенчивая, наглая ложь! Я точно знаю, что ее родители, Сагдены, выращивали только один сорт картофеля — «Король Эдвард»!

Вечером, когда родители вернулись, меня так и подмывало потребовать у матери объяснений по поводу ее фальшивых мемуаров, но не хотелось затевать семейную ссору в присутствии нашей гостьи, Финли-Роуз, поэтому я промолчал. Финли-Роуз — милая девушка, красивая, с нормальной речью и аттестатом об общем среднем образовании. Я выяснил, что ее мать с отцом до сих пор не разведены, живут в собственном доме в старинной деревушке Эндерби, а отпуск проводят в Португалии. Она даже читала «Над пропастью во ржи» и «Джейн Эйр»! У Гленна был слегка обескураженный вид, когда мы с Финли-Роуз пустились в литературную дискуссию, однако девушка отреагировала на удивление мило, когда Гленн сказал, что в лагере в Афганистане прочел «В эпицентре бури»[52]. Пока он говорил, она не сводила с него глаз. Он уже меньше похож на футболиста Уэйна Руни, и его можно назвать почти красивым. У него ровный загар и отличная мускулатура. Рядом с ним я чувствовал себя дохляком.

Поедая (очень аккуратно!) лимонные меренги, Финли-Роуз сообщила Гленну о своем решении бросить косметологическое отделение Лестерского колледжа и сдать экзамены для поступления в университет — она хочет стать судебно-медицинским экспертом. Это решение она приняла под влиянием ее любимого детективного телесериала «Немой свидетель». Гленн явно понятия не имел, чем занимаются судебно-медицинские эксперты, однако одобрительно кивнул.

— Это радикальный шаг, — заметила моя мать.

Слизнув крошку с нижней губы, Финли-Роуз рассудительно ответила:

— И косметолог, и судебный медик, оба возятся с человеческим телом. Вся разница в том, что мне не надо будет обсуждать с трупом его планы на отпуск.

— Мы везли трупак в самолете, — обронил Гленн.

— Вы везли труп, Гленн, — поправила его Финли-Роуз.

Умение тактично промолчать определенно не входит в список ее приоритетов. Не знаю, удастся ли Гленну с ней сладить.

Был на терапии. Навестил мистера Карлтон-Хейеса, он сидел в кресле-каталке. Говорит, что хотя боли исчезли, но операция прошла не совсем успешно, поскольку теперь ему трудно ходить.

Я сказал, что мы построим пандусы, по которым он будет подниматься в магазин.

Положив ладонь на мою руку, он произнес очень мягко:

— Дорогой мой, боюсь, магазин придется закрыть. Он не приносит ни малейшей прибыли. Мы с Лесли едва сводим концы с концами. Мы уже истратили все наши сбережения, и банк отказывается предоставить кредит.

Меня как громом поразило. Нам с Георгиной придется где-то изыскивать по меньшей мере 600 фунтов в месяц, чтобы оплачивать ипотеку, воду, газ, электричество и муниципальный налог. Но страшнее всего мысль о том, что я больше не буду видеться с мистером Карлтон-Хейесом каждый день.

Я не сказал Георгине о грядущем закрытии магазина — очередной ссоры из-за денег я не выдержу.

После терапии долго колебался, ехать домой или нет. Подождал автобуса минут десять, а потом решил прогуляться в практически пустынный центр города. Многие магазины зияют пустыми витринами, двери заперты, а в воздухе разлита грусть. По пути мне попался Городской музей, и я зашел взглянуть на одежду и кресло Дэниела Ламберта[53]. Вспомнил, как отец подзуживал меня нарушить правила и сесть в кресло и как он ругался по этому поводу со смотрителем.

— Ему всего шесть лет, — кричал отец, — не сломает же он ваше чертово кресло! Дэниел Ламберт весил 335 килограммов!

На выходе я взял листовку, оповещавшую публику о том, что режиссер Ричард Аттенборо, родившийся и выросший в Лестере, подарил свою коллекцию керамики Пикассо Лестерскому музею истории и искусств. Мне надо было убить время до встречи с Пандорой, и я поплелся под жиденьким солнышком в Музей истории осматривать дареные экспонаты. Дневник, я бы с удовольствием поставил одну такую вазу у себя дома. С гроздью бананов она бы потрясающе смотрелась на нашем буфете. Я уже уходил, когда заметил доктора Пирс, она пыталась затащить троих неуправляемых детей в зал с динозаврами. К счастью, меня она не видела.