Крылья Тура - Языков Олег Викторович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/71
• Следующая

Что-то у меня мысля виляет. Я сел. Надо успокоиться. Не рви себе душу, Тур. У тебя тоже есть огонь, посмотрим – у кого он горячее будет…

Вон идут солдатики… Да нет, не солдатики – красноармейцы или бойцы. Интересно, Красная армия сейчас, в 42-м году, совсем не похожа на Советскую армию, в которой я служил через тридцать лет. Сейчас все как-то строже и жестче, что ли. Твердые уставные отношения, безусловное выполнение приказа, а ведь этим приказом тебя посылают на смерть. И ничего – идут. С какой-то готовностью идут. Изменилось в людях что-то. Робость, неуверенность, страх перед немецкими танковыми прорывами и поливающими от пуза автоматным огнем немецкими пехотинцами перегорел в наших бойцах, все перегорело здесь, в Сталинграде, и осыпалось ржавой пылью. А в душах бойцов выкристаллизовался твердый алмазный стержень. И желание убить, сломать немца. Положить ему твердую мозолистую руку на горло и посмотреть в его бегающие в страхе глаза. Наши бойцы воевали насмерть и знали одно – за Волгой земли для нас нет! Сталинград фашисты не возьмут. Пора врагу ломать горло! Хватит!

Сегодня бойцы Сталинграда – пример для всей Красной армии. Все командиры, на всем фронте – от севера до юга, бывают счастливы, если к ним в часть после госпиталя попадает сталинградец. Он тут же становится центром кристаллизации во взводе, роте, батальоне. Вокруг него сплачиваются лучшие бойцы, и часть становится крепче и боевитее.

Да-а… У нас в авиации дисциплина тоже на высоте. Но общение между летчиками как-то попроще… без фанаберии. Маленький ведь коллектив, что там – двадцать летчиков, командир полка и летающий комиссар… Уже, кстати, не комиссар, упразднили институт комиссаров в конце октября. Теперь замполит. Но душа у него настоящая, комиссарская, как из легенды о Гражданской войне. Отличный мужик, за ним как за каменной стеной. И поддержит, и поможет, и отругает, если надо. Но так, что сам все поймешь, и никакого чувства обиды не будет. Так вот. Я сначала удивился, как летчики общаются. По-дружески, по именам. Нет, в строю – святое дело, там – товарищ командир, и все такое. А так, в простой обстановке – Вася, Петя, Коля… Комполка, конечно, по имени я называть не буду, но вот комэск его, знаю, зовет по имени… Но требовательность на высоте! Если надо, Петя такую стружку с Васи спустит – папе Карло и не снилось, когда он своего Буратино строгал!

– Лейтенант! Эй, Туровцев! Виктор, да иди же сюда!

Я обернулся. Меня кто-то ищет. Пора завершать прогулку – дела нашлись! И это хорошо.

Оказалось, меня не просто искали, за мной аж машину послали! Пока мы, подпрыгивая в кузове, мчались на стоянку, помощник начальника штаба наскоро объяснил ситуацию.

Дело было в том, что дивизия со вкусом подала наверх проведенный нами бой, ну тот, когда мы немца на аэродром привели. Даже посылали авиаразведчика с фотоаппаратом; он заснял столбы дыма от сбитых немецких самолетов. Не то чтобы докладу комполка не поверили, нет. Немец-то – вот он, и «мессер» стоит, можно потрогать. Но снимок – это документ! А если к нему приложить еще и наши рапорты и схемы – вообще красота получается. Так вот. Пошла шумиха, одобрямс всякий, решили популяризировать, раскрыть, так сказать, наш опыт для широких авиационных масс. Дело, в общем-то, нужное, если все сделать по уму и не перебарщивать. Короче – к нам прислали какого-то корреспондента из «Красной звезды» и фотографа. И сейчас он, этот самый фотограф, будет нас щелкать на фоне истребителя комполка, украшенного звездочками за сбитые немецкие самолеты.

Ну, ладно, нужно так нужно, кто бы против? Мы выпрыгнули из кузова, тут же на «эмке» подлетел командир, и цирк начался. Правильно говорили мои знакомые офицеры – кто в армии служил, тот в цирке не смеется!

К комполка шустрым восклицательным знаком подлетел молодой длинный парень в топорщащейся, не обмятой еще форме, которая сидела на нем, как на корове седло, со здоровенным, просто-таки выдающимся шнобелем.

– Здравствуйте, я Яша Хейфец! – Яша схватил обалдевшего от такой милой непосредственности комполка за руку и стал ее трясти, приговаривая: – Так вот вы какой! Настоящий командир! Летчик! Становитесь во-о-от сюда, а планшетка у вас есть?

Комполка беспомощно повел вокруг глазами. Вылезший за ним из «эмки» незнакомый старший батальонный комиссар, улыбался и молчал, с интересом глядя на разыгрывающееся перед нами представление. Кто-то из наших сунул командиру планшет.

– Так! Кто с ним еще был? – продолжал кипятиться Яша по фамилии Хейфец. Помначштаба начал теснить наше звено к командирской машине.

– Нет, нет, нет! Так не пойдет! Это еще что такое?! – закричал Яша, оставив свой фотоаппарат на крыле истребителя. – Как они одеты?

– Как одеты? В комбинезоны одеты… – не понимая причину воплей фотохудожника, забормотал ПНШ[7].

– А как же я дам ордена? – продолжал витийствовать Яша. – Орденов не видать! А ну-ка! Быстро! Дайте мне ордена!

ПНШ обреченно махнул рукой и подозвал машину.

– Смотайтесь, ребята, переоденьтесь. Не слезет ведь с нас это чудо. А нам приказали ему помогать…

Дело в том, что я, да и многие ребята тоже летали без орденов. Почему? Да очень просто – парашютные лямки быстро стирали с них позолоту и портили вид орденов. А мне это надо? В общем, мы смотались в нашу землянку и вернулись одетыми, как на парад.

– Ну, это же другое дело! – восхитился настырный Яша. – Как говорят у нас в Одессе – это две большие разницы! Встаньте сюда, к товарищу командиру…

Мы подошли к самолету и стали неровной дугой.

– Нет, не так! Как вы стоите! Товарищ командир, вы стоите здесь. Вы смотрите сюда, – начал размахивать руками Яша, – вы только что вернулись из боя и проводите эту… как там у вас называется… да, разбор полетов!

Ребята стали потихоньку перхать от сдерживаемого смеха, командир стал багроветь, а незнакомый старший батальонный комиссар уже откровенно посмеивался.

– Вы, товарищи, держите в руках свои планшетки и смотрите на командира! Внимательно смотрите! Вы ловите каждое его слово – вдруг он скажет что-то важное!

– Ага! Давайте, ребята, наливайте скорее! – прошептал кто-то за моей спиной. Но командир это услышал, и добродушия это ему не прибавило.

– Товарищ командир, – продолжал давить Яша, – у вас суровое волевое лицо! Вы ставите летчикам задачу… Нет – вы проводите разбор полетов! Да! Ну, начали.

Мы, довольные бесплатным развлечением, уставились на комполка, желая запечатлеть в своих душах его суровые мужественные черты. Командир почему-то покраснел и отвел глаза.

– Нет, нет, нет! Не пойдет! Еще раз! – заорал Яша, прыгая вокруг нас с фотоаппаратом в руках. – Мужественно, бодро! Давайте еще раз, ну, дружненько!

Мы снова вылупились друг на друга. Командир постарался взять себя в руки и смотрел на нас таким взглядом, что сразу хотелось крикнуть: «Нет! Это не я! Не надо!»

– Вы! Вот вы, товарищ блондинчик! Не загораживайте следующего товарища, у него награды не видно!

Блондинчик – Толя Рукавишников, которому теперь придется всю войну ходить с новым прозвищем, с ненавистью посмотрел на мастера фоторепортажа. Из толпы зрителей донеслось одобрительное ржание.

– Так его! Блондина этакого, ишь, гад, командира звена закрывает, свою медаль выпячивает! Виктор, да двинь ты ему!

– А-а-тставить разговорчики! – мрачно буркнул комполка.

Наконец все вроде бы устаканилось. Стояли мы как надо. Но у командира пропало нужное героическое выражение лица. Пропало – и все тут! Ну, что ты будешь делать. Мы начали коченеть в своих гимнастерках. Что-то надо было делать.

– Товарищ майор, – интимно шепнул я ему голосом вертолетчика Карлсона, извещающего фрекен Бок об убежавшем молоке, – а у вас ширинка расстегнута…

– Где?! – испуганно ахнул майор и дернул рукой с планшетом, прикрывая подол гимнастерки. – А-а-а! Туровцев! Да как ты… да я тебя…

– Вот! Вот оно! – закричал абсолютно счастливый Яша, щелкая своей камерой и ужом увиваясь вокруг нас. – Вот так… еще так… Есть! Ф-ф-ух, ну и тяжело с вами работать, товарищи летчики. Объясняешь, объясняешь – пока до вас дойдет…

• Предыдущая
• 17/71
• Следующая