Крылья Тура - Языков Олег Викторович - Страница 1

• 1/71
• Следующая

Вот уже пять дней я лежу в госпитале. Ну, как лежу. И хожу уже понемножку. Точнее – ползаю по стеночке, но с трудом. Нога, зараза этакая, никак не хочет заживать. Здорово врачи ее распахали. Было, значит, для чего. Почти полтора десятка осколков от снаряда авиапушки «мессера» извлекли. Это еще Виктор получил, когда вел бой с этим асом… как его… фон Леевитц, что ли? Снаряд ударил по кабине слева, ниже пояса, по касательной. Осколки пошли мелкой дробью, но, к счастью, лишь прошили мякоть бедра снизу – от кармана летного комбинезона (еще тепло было, даже жарко – сентябрь все же, вот я и был в одном комбинезоне) почти до колена. Парочку более-менее крупных осколков хирург потом мне презентовал. На одном даже краска осталась. Теперь лежат в пустом спичечном коробке у меня на тумбочке. На память…

Память… И так не забуду. Как глаза закрою, так этот бой и встает передо мной, во всех деталях и ракурсах. Сколько там – четыре раза немец меня убивал, что ли? Пока сам в плен не попал, к слову. Я-то помню последние две попытки. Первых не помню – как появлюсь в сознании Виктора – так и пуля в голову. Да и последние два – то же самое. Жуть, как вспомню кровавую струю изо рта, да еще с выбитыми пулей зубами – бр-р-р! Аж ноги слабеют, честное слово. И тошнота подкатывает к горлу. Тьфу! Вспоминать не хочу. А вы говорите – память! Да я этого никогда не забуду и этим асам люфтваффе еще долго вспоминать буду. Пока до Берлина не дойдем, и еще маленько. Если я только дойду…

Хотя – если решил, то дойду. Обязательно дойду. В Сталинград же я попал. Спросите, почему Сталинград? Да очень просто – просто сейчас, где-то на той стороне Волги, воюет мой дед, лейтенант, командир минометного взвода, если я правильно помню его рассказы. И мой отец, сегодняшний четырнадцатилетний мальчишка, очень скоро убежит из дома, чтобы защищать Сталинград от врага. И ведь доберется до города, прохиндей мелкий, и даже прибьется к какой-то части. Слава богу, наверное, Перуну, его быстренько Особый отдел выудит и домой отправит. Но один сувенир – малюсенький дамский «маузер», калибра 6,35, если я не ошибаюсь, отец домой притащит. Я этим «маузером» еще маленьким играл, помню. Кобура еще такая крохотная, аккуратная, в ней шомпол и кармашек с запасной обоймой. Куда только делся потом этот пистолетик? Не знаю. Выбросил отец его, скорее всего. Так что связан я с этим городом и этим годом, связан, что и говорить… Делами деда и отца, и даже настоящим материальным якорем – этим самым пистолетиком. И не мог я куда-то еще уходить, не мог. Здесь мое место, раз уж и дед, и отец здесь воевали и были.

Да-а, так вот, этот бой… Мой первый и единственный пока бой. Позорище это, а не бой. Почему я решил, что раз не первый год играю в самый знаменитый российский авиасимулятор, созданный на основе реальных кампаний Второй мировой войны, то смогу участвовать в настоящих воздушных боях? Глупость это и раздутое самомнение, и ничего больше. Настоящая война отличается от любой самой реалистичной компьютерной игры, как… как… Даже не знаю, как и сказать. Вот ведь участие в компьютерных автогонках вас Шумахером не сделает? Не так ли? И на трек вы в стремительном болиде не выйдите? Да и кто вас туда пустит… А меня вот пустили. Да я, честно говоря, никого и не спрашивал. Сам решил, и сам все сделал. Вот и сам получил по самое «не могу и не хочу». Хорошо, что жив остался. И то – все это благодаря регистраторам. Точнее, благодаря тому, что у меня было несколько попыток выйти из боя живым. А то лежал бы я на земле после самого первого раза кучкой хорошо прожаренного шашлыка, нафаршированного свинцом, и все тут…

Правда, не все так печально. Я ведь имею в своем распоряжении память, навыки и умения Виктора Туровцева – летчика, уже успевшего немного повоевать. Сколько у него там боевых вылетов занесено в летную книжку? Он был в истребительном полку на Калининском фронте, там с немцами в воздухе почти не встречался. А если и встречался, то рядом были более старшие по возрасту и более опытные летчики, которые и руководили боем, и брали основную тяжесть схватки на себя. Да и не было там такого накала воздушных боев, как в Сталинграде. Боевое дежурство было, поднимали на перехват высотных разведчиков, да без какого-либо толку. Не догнать их было… Над линией фронта мотались на экономичном ходу, чтобы дольше висеть, но тоже безрезультатно. Не было воздушных боев. Пару-тройку вылетов на штурмовку переднего края и дорог сделал. Стрелял, штурмовал. Как и все, в общем-то. Штурмовики несколько раз сопровождали. Вот, собственно, и все. За два месяца боевыми вылетами были лишь пятнадцать-семнадцать. Вообще-то, для молодого летчика – это уже хорошая школа, но Виктор боев с «мессерами» не вел, их тактики не знал, противодействовать немецким пилотам не умел. А потом их полк срочно бросили на защиту Сталинграда. Так что я как бы и поопытнее его буду, честное слово. И знаю немножко побольше его, о тактике там, о правилах воздушного боя… Читал я много про войну в воздухе, все мемуары наших известных летчиков-истребителей перечитал и многое запомнил. Твердо так уложил в память. Да и кое-какие приемы воздушного боя на серверах игры отработал, навыки стрельбы, еще кое-что. Поверьте – средний советский летчик-истребитель такого теоретического багажа сейчас, в сентябре – октябре 1942 года, еще не имеет. Они здесь и сейчас боевой опыт накапливают и постигают. Через кровь и боевые потери постигают. Зато сталинградская школа войны в воздухе – это основа наших будущих побед в воздушных схватках, уж поверьте мне, я знаю, что говорю. Здесь наши летчики впервые сумели немцам по зубам дать, и не слабо дать.

Да, что-то я разболтался, однако, а меня уже зовут на перевязку и уколы. Ну, похромали, пилот.

После визита комиссара полка мне пришлось выдержать шквал вопросов от моих товарищей по палате. Палата, кстати говоря, была командирская. Пехотные лейтенанты – командиры взводов в основном, саперы с переправы и пара танкистов. Летчиков, кроме меня, тут не было. Да ведь и правда, летчики или возвращаются на аэродром сами, пусть на битых-перебитых машинах, или в землю – бабах! И готовая могилка… прямо в кабине самолета. Прыгать с парашютом летуны не то чтобы не любили, а избегали, что ли… Были инструкции, и они четко говорили, когда надо покидать самолет с парашютом – либо когда горишь, либо когда самолет полностью неуправляем. А ведь даже пламя пожара можно попытаться сбить в воздухе резким маневром. Сорвать огонь мощным воздушным потоком. Это сложно, но можно. И еще, почему не любили прыгать, – немцы расстреливали наших парашютистов в воздухе. Погибшие были и у нас в полку, и все летчики 8-й армии это знали. Но такие шалости немцев наши очень быстро прекратили и заставили их отказаться от стрельбы по летчикам на парашютах. Как – не знаю. Наверное, расстреляли пару-другую немецких пилотов. Дескать – раз вам можно, то и нам сойдет, для тренировки меткости глаза, скажем. Это фрицев быстро отрезвило. Не любили немцы жизнь на кон ставить, берегли себя. Короче говоря, можно сказать, что летуны в армейские госпитали попадали не так уж и часто. Большинство из них были с тяжелыми ожогами и лежали, соответственно, в ожоговых отделениях. А легкораненые вообще сразу устраивали скандалы и требовали направить их на долечивание в свою часть, там, мол, и врач, и санитарки, и койки в санчасти тоже есть. Так что на меня смотрели, как на диковинку, и требовали рассказов. Ведь с земли воздушный бой очень трудно понять. Самолетов в августе – сентябре над Сталинградом было очень много, как мух над выгребной ямой, – попробуй пойми, кто там свой, кто чужой. Вертится клубок самолетов на полутора-двух километрах, трещат очереди, вот кто-то задымил и упал. Висят парашюты, а кто там под ними болтается? Неизвестно… Летчик еще мог бы разобраться по силуэтам самолетов, по трассерам, тактике действий и цвету парашютов, да и то это непросто, а уж пехота…

• 1/71
• Следующая