Остров Разочарования - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 70

Вскоре шорох и выстукивание прекратились. Наступила плотная тишина, и эсэсовцы поняли, что дверь снова наглухо завесили.

Итак, при таинственных обстоятельствах пропала рукоятка генератора. К сожалению, весьма легко восполнимая потеря. Но весьма занятно: кто, когда и с какой целью ее похитил?..

В половине десятого скрипнул засов, распахнулась дверь, и пленных, как ни в чем не бывало, вывели на прогулку. Поскольку непосредственная угроза смерти миновала, они не рискнули пытаться бежать. Снова слишком людно было в пещере. Побег откладывался на завтра, на утро одиннадцатого июня, но зато уже должен был состояться во что бы то ни стало и при любых обстоятельствах. Это было решительно заявлено майором Фремденгутом, и фельдфебель с величайшей готовностью сказал: «Слушаюсь, господин майор!»

Утром Кумахер пополнил запасы перца и пепла.

Весь день они проторчали на страже у дверей. Они не услышали ни одного подозрительного звука. Они вообще ничего не услышали.

Очевидно, все куда-то уходили, но с минуты на минуту Фремденгут ожидал высадки подкрепления с подводной лодки, и поэтому обоим никак нельзя было ложиться спать. Отдыхать лег Фремденгут. На вахту у двери встал Кумахер. Он прильнул к ней ухом и так и застыл в этом неудобном положении, словно приклеенный за ухо к этому незатейливому сооружению, еще не переставшему пахнуть смолой.

Не успел Фремденгут заснуть, как его поднял на ноги встревоженный шепот фельдфебеля:

— Господин майор!.. Прошу вас, господин майор!..

— Опять вам что-то показалось?.. Идите к черту!..

— Извольте сами убедиться, господин майор…

Деланно позевывая, Фремденгут зажег огарок свечи, передал его Кумахеру, а сам недоверчиво приник ухом к доскам.

— Они снимают звукоизоляцию с нашей двери… Я имею в виду одеяла, господин май…

Фремденгут шлепнул его по губам, прервав это высказывание на полуслове.

Только что из-за двери доносился неразборчивый гул голосов. Сейчас уже явственно, хотя еще и негромко различались слова. Они услышали голос Фламмери:

— Значит, решительно и бесповоротно? Ему ответил голос Егорычева:

— Выходит, что так. Голос Фламмери:

— Ну, а вы, Смит?.. Подумайте хорошенько. Я доверяю вашему практическому и неозлобленному уму… Прежде, чем совершать такой решительный и бесповоротный шаг…

Кумахер взволнованно шмыгнул носом.

— Вы слышите, господин майор? Бесповоротный!..

— Да молчите вы, старая болтушка!.. Голос Смита:

— Я вполне согласен с мистером Егорычевым. Раз дело уже дошло до этого… Пора кончать с этой волынкой, сэр.

Голос Егорычева (очевидно, сняли всю звукоизоляцию, потому что стало совсем хорошо слышно):

— Давайте-ка пока наши патроны и гранаты вот сюда. Послышалось шарканье ног людей, переносивших куда-то неизвестно зачем тяжелые ящики.

Голос Цератода:

— По-моему, Смит, вы взяли мой автомат. Голос Мообса:

— Если «бы они там, за стенкой, догадывались, какой сюрприз Здесь для них готовится!.. Они бы…

Раздраженный голос Егорычева:

— Да потише вы, Мообс!.. Потерпите до утра с вашими громогласными разговорами!..

Стало тихо.

Фремденгут обернулся к Кумахеру:

— Понятно?

Он задул свечу в заметно дрожавшей руке фельдфебеля.

— Понятно, господин майор, — пролепетал Кумахер. — Сейчас… сейчас они нас будут расстреливать…

— Хватит золы? — спросил Фремденгут только для того, чтобы не молчать.

— Полные карманы, господин майор.

— Дайте-ка мне еще!.. Ну, вот… Вы становитесь справа, я — слева… Как только дверь раскроется, швыряем им в глаза золу, вырываем у них автоматы… — Фремденгут с шумом перевел дыхание и добавил, не очень убежденно, но достаточно спокойно: — С нами бог, Кумахер!..

— Так точно, господин майор!..

Они встали по обе стороны входа, сразу покрывшись потом, с горстями, полными золы, перемешанной с перцем, и простояли так, в напряженном ожидании, полминуты, минуту, пять минут, пятнадцать минут, а может быть, и все полчаса.

Стало ясно, что надо бить отбой тревоги.

— Будем отдыхать по очереди, — сказал тогда Фремденгут. — Через часок-полтора разбудите меня…

Они дважды сменили друг друга, а по ту сторону двери все еще царила полнейшая тишина.

И вдруг Фремденгут ткнул ногой похрапывавшего на травяной подстилке Кумахера:

— Тссс!.. На место!.. Приготовиться!..

Наступило утро одиннадцатого июня. Время обычной прогулки пленных еще не пришло, но с двери определенно снимали звукоизоляцию. По мере того как дверь освобождалась от навешанных на нее одеял и шинелей, стало слышно шарканье ног, отрывистая и возбужденная речь, сначала неразборчивая. Потом сквозь щель у самого порога легла острая и теплая полоска дневного света, натужно заскрипел тяжелый деревянный засов, и голос старшего американца раздался неожиданно громко, словно над самым ухом:

— Мообс, вы все испортите своим автоматом! Они не должны видеть никакого оружия.

— Ну, фельдфебель, — прошептал Фремденгут, чувствуя, как по его спине пробежали мурашки, — становитесь справа от меня и, как только откроется дверь…

Он не успел договорить, как дверь отворилась и на пороге показались напряженно улыбающиеся физиономии обоих американцев. Из-за их спин, в некотором отдалении виднелось полное лицо майора Цератода с очень толстыми очками на мясистом облупившемся носу.

— Бросайте, Кумахер! — взвизгнул Фремденгут, неловко швырнул щепотку перцу в глаза мистеру Фламмери, промахнулся, быстро опустил руку в карман за новой порцией своего сыпучего и ароматичного оружия, но вынуть ее уже не смог. Фельдфебель Кумахер обхватил его сзади обеими руками и преданно крикнул отпрянувшим американцам:

— Не пугайтесь, господа, я его крепко держу!..

— Он сошел с ума? — испуганно спросил Фламмери. — Держите его получше, если он сошел с ума!..

— Никак нет, господин капитан! Господин майор не сошли с ума! — тяжело переводя дыхание, отрапортовал Кумахер, не выпуская Фремденгута, который с молчаливым бешенством порывался освободиться из его цепких рук. — Осмелюсь доложить, господин майор изволили хотеть засыпать вам глаза перцем, господин капитан!

— Перцем?.. Глаза?.. Мне?.. Ничего не понимаю!..

И тут на Фремденгута нашло то его наглое вдохновение, которое в свое время создало ему славу талантливого дельца и эсэсовца. Он спокойно выпростал руки из жирных объятий растерявшегося фельдфебеля, стряхнул носовым платком остатки перца со своего кителя и улыбнулся.

— Я должен покорнейше просить у вас извинения, дорогой мистер Фламмери. Дневной свет ослепил меня… Мне показалось, что передо мной… ваш большевистский комиссар…

— Комиссар? — с непонятным весельем хохотнул мистер Фламмери. — И вы решили?..

— Я решил, что он пришел нас расстреливать…

— Дорогой друг мой! — с чувством промолвил капитан Фламмери и неловко, но нежно пожал левую, здоровую руку Фремденгута. — Я пришел сообщить вам, что ваши испытания кончились. Я пришел сообщить вам, что мы, то есть я и оба моих коллеги, не видим оснований держать вас взаперти… Что же касается капитан-лейтенанта Егорычева, то мы с ним окончательно разошлись во взглядах…

— …и местожительстве! — восторженно добавил младший американец Джон Бойнтон Мообс, переводя поистине сыновний взор с мистера Фламмери на барона Фремденгута и обратно.

Фельдфебель Курт Кумахер стоял ни жив ни мертв, опустив руки по швам, и пожирал глазами начальство.

Они спускались с Северного мыса гуськом, шестеро островитян и двое; белых: Гамлет, стройный юноша с великолепными мышцами и еще более великолепной прической, дядя юного Боба — Джекоб, голенастый тихий и тощий негр Дарк, знакомый уже нам пожилой негр с хитровато-озорным лицом — дядюшка Уолт, трое их соседей и Егорычев со Смитом. Егорычев и Смит с автоматами наготове замыкали шествие. Они то и дело оглядывались назад, откуда им в любую минуту могла грозить пуля в спину. Остальные на бамбуковых шестах несли багаж наших героев, только что покинувших Священную пещеру.