Соглядатай - Роб-Грийе Ален - Страница 6

Эти деньги были ему очень нужны. Вот уже около трех месяцев уровень продаж оставался ниже нормы; если дела не поправятся, в ближайшее время ему придется сбыть весь свой товар по низким ценам – может быть, даже в убыток – и подыскивать себе новую работу. Среди представлявшихся ему выходов из такого положения весьма значительное место занимало непосредственное исследование рынка на этом маленьком острове. Восемнадцать тысяч крон наличными в данный момент значили гораздо больше, чем тридцатипроцентная доля, которую он получал в качестве прибыли: он не станет сразу же покупать вместо проданных новую партию часов, и таким образом эта сумма позволит ему переждать до лучших времен. И если этот приоритетный участок не сразу оказался включенным в его рабочие планы, то, конечно же, лишь потому, что он хотел сохранить его на черный день, предвидя, что наступят трудные времена. Теперь же обстоятельства вынуждали его совершить это путешествие, которое, как и следовало ожидать, оказалось связанным с многочисленными трудностями.

Пароход отправлялся в семь утра, поэтому Матиасу пришлось встать раньше обычного. На автобусе или по местной железной дороге он почти всегда выезжал из города около восьми. Кроме того, он жил совсем рядом с вокзалом, но очень далеко от порта, и туда не шел ни один городской автобус. С тем же успехом можно было проделать весь путь пешком.

В этот утренний час в квартале Сен-Жак было безлюдно. Проходя по небольшой улочке, которую Матиас счел короткой дорогой, он как будто услышал стон – довольно слабый, но раздавшийся, казалось, так близко, что он обернулся. Рядом не было ни души; и впереди, и позади него улочка была пуста. Он собирался уже продолжить свой путь, как вдруг над самым его ухом отчетливо раздался второй точно такой же стон. В этот миг справа от себя, на расстоянии вытянутой руки, он увидел окно первого этажа, в котором горела лампа, хотя на улице было уже совсем светло и дневной свет мог беспрепятственно проникать внутрь сквозь простую тюлевую занавеску, висевшую за оконными стеклами. Комната и в самом деле казалась скорее просторной, а единственное окно в ней было весьма небольшим – метр в ширину и чуть больше в высоту; такое окно с четырьмя одинаковыми, почти квадратными стеклами подошло бы скорее для какой-нибудь фермы, чем для этого городского здания. Внутреннюю обстановку было трудно разглядеть из-за складок на занавеске. Можно было увидеть лишь то, что ярко освещалось электрическим светом в глубине комнаты: ламповый абажур, в виде усеченного конуса – ночник, – и более расплывчатые очертания неприбранной кровати. Виднелся силуэт слегка наклонившегося над кроватью мужчины, с поднятой к потолку рукой.

Вся сцена пребывала в неподвижности. Несмотря на явную незавершенность своего жеста, человек стоял застыв как статуя. Под лампой на ночном столике лежал небольшой предмет синего цвета – должно быть, пачка сигарет.

У Матиаса не было времени ждать, что будет дальше, – если предположить, что дальше должно было что-то произойти. Он даже не мог бы поклясться, что звуки доносились именно из этого дома; ему казалось, что они раздались гораздо ближе и явственней, чем стоны, приглушенные закрытым окном. Размышляя, он спрашивал себя, были ли это всего лишь невнятные стоны – теперь ему казалось, что он различал слова, хотя никак не мог вспомнить какие. По тембру голоса – в общем, приятного и совсем не печального – жертвой, наверное, была молоденькая женщина или девочка. Она стояла, прислонясь к одной из железных опор, поддерживающих угол верхней палубы; руки ее были сложены за спиной, в ложбинке поясницы, ноги напряжены и слегка расставлены, голова касалась железной стойки. Широко раскрыв огромные глаза (в то время как остальные пассажиры щурились на слепящем солнце), она по-прежнему глядела прямо перед собой с тем же спокойствием, с каким недавно смотрела в глаза Матиаса.

Видя, как упорно смотрит на него эта девочка, он поначалу подумал, что моток веревки принадлежит ей. Возможно, она и сама их коллекционировала. Но потом эта мысль показалась ему абсурдной; маленькие девочки не играют в подобные игры. У мальчишек же, наоборот, карманы всегда набиты всякой всячиной: ножами и веревочками, цепочками и колечками, и еще трубчатыми стеблями тростника, которые они зажигают, делая вид, будто курят сигареты.

Однако, насколько он помнил, его пристрастиям не слишком потакали. Лучшие экземпляры, которые он приносил домой, чаще всего тут же конфисковывались для каких-нибудь хозяйственных нужд. А когда он протестовал, все делали вид, будто не понимают, чем он так раздосадован, «ведь они в любом случае были ему ни к чему». Обувная коробка хранилась в самом большом шкафу, в дальней комнате, на нижней полке; шкаф запирался на ключ, и ему выдавали коробку только после того, как он сделает все домашние задания и выучит все уроки. Иногда ему приходилось ждать несколько дней, прежде чем положить туда новую находку; а до тех пор он хранил ее в правом кармане, где она соседствовала с латунной цепочкой, которая жила там постоянно. В таких условиях даже самая тонкая веревочка быстро теряет часть своего блеска и чистоты; наиболее незащищенные витки чернеют, волокна раскручиваются, отовсюду вылезают ниточки. Несомненно, что постоянное трение о металлические звенья ускоряло износ. Случалось, что после слишком долгого ожидания последняя находка становилась уже совсем ни к чему не годной или могла служить только для перевязывания свертков.

У Матиаса мелькнула беспокойная мысль: большинство кусочков веревки, хранившихся в коробке, попадали туда, минуя испытание карманом или же после всего лишь нескольких часов пребывания в нем. Так можно ли быть уверенным в их надежности? Очевидно, меньше, чем в случае с остальными. Их следовало хотя бы подвергать более тщательному осмотру. Матиасу захотелось вытащить из куртки кусок веревочки, свернутой в форме восьмерки, чтобы снова изучить ее достоинства. Но он не мог достать левой рукой правый карман, а в правой руке он держал чемоданчик. Прежде чем начнется высадка и он окажется в гуще этой суматохи, у него еще было время поставить чемоданчик на палубу и даже открыть его, чтобы положить веревочку в безопасное место. Грубое соприкосновение с медными и серебряными монетами не могло ей повредить. Поскольку для своей игры Матиас не нуждался ни в какой компании, ему не надо было носить с собой лучшие образцы, чтобы показывать их школьным товарищам – впрочем, неизвестно, доставило бы им это хоть какую-то радость. По правде сказать, веревочки, которыми другие мальчишки набивали свои карманы, не шли ни в какое сравнение с его собственными; во всяком случае, они не требовали такого осторожного обращения и явно не причиняли своим владельцам столько хлопот. К сожалению, чемоданчик с часами – это не обувная коробка; он старался не загромождать его сомнительными предметами, которые могли произвести на клиентов неблагоприятное впечатление в тот момент, когда он демонстрировал им свой товар. Внешний вид товара был для него важнее всего, ничем нельзя пренебрегать, ничего нельзя оставлять на волю случая, если хочешь продать восемьдесят девять пар наручных часов среди населения чуть менее двух тысяч человек – включая детей и нищих.

Матиас попытался в уме разделить две тысячи на восемьдесят девять. Запутавшись в этой операции и учитывая, что он не будет заходить в слишком отдаленные лачуги, он предпочел округлить цифру делителя до ста. Это составило приблизительно одну продажу на каждые двадцать жителей: то есть если принять за среднее семью из пяти человек – одну сделку на каждые четыре дома. Разумеется, по опыту он знал, что на практике все бывает иначе: иногда одной и той же семье, в которой к нему были хорошо расположены, удавалось продать сразу две-три пары часов. Тем не менее достичь валового ритма продаж по штуке на каждые четыре дома было трудно – трудно, но все-таки возможно.

На сегодняшний день успех, казалось, зависел только от его воображения. Необходимо сделать так, чтобы когда-то над скалистым обрывом он играл с многочисленными маленькими приятелями, которых у него никогда не было. Во время отлива они бы вместе исследовали редко открывающиеся участки дна, населенные странно неправдоподобными существами. Он учил других ребят, как сделать, чтобы сабеллы и актинии распустили свои щупальца. Они собирали непонятные обломки на пляжах. Часами наблюдали, как в укромном углу возле пристани, у подножия причала, мерно поднимается и опускается вода, а водоросли вздымаются и опадают то в одну, то в другую сторону. Он даже показывал им свои веревочки и придумывал с ними всякие сложные и запутанные игры. Люди не могут всё помнить; он выдумает для них такое детство, которое прямиком подведет их к покупке хронометра. При разговоре с молодыми клиентами было бы лучше, если бы он знавал их отца, мать, бабушку – все равно кого.