Яд Борджиа [Злой гений коварства] - Линдау Мартин - Страница 60

• Предыдущая
• 60/132
• Следующая

– Тише! – закричал Пан свистящим фавнам, – какая нимфа привлекла сюда смертного?

– Эгерия, Эгерия! – воскликнули бесчисленные голоса.

– Ты опять принялась за свои штуки? – строго заметил Пан, – где же этот смертный?

– Вот он!.. Он – иоаннит, иоаннит! – закричали нимфы в один голос. – Как не стыдно Эгерии!.. Если бы это был сатир, тогда другое дело, а то святой иоаннит!

– Действительно, вы можете теперь только смеяться надо мной, – шутливо проговорил Альфонсо, стараясь выйти из неловкого положения, – но если бы вы позвали ко мне завлекшую меня нимфу, то я сумел бы доказать вам, что она заслуживает большого наказания, чем я.

– Вы хотите, чтобы вам доставили удовольствие вместо наказания? – возразили нимфы. – Ну, нет, этого не будет. Ведите его к нашей королеве, пусть она судит его!

Альфонсо моментально окружила стража. Он не сомневался, что Лукреция жестоко отомстит ему за то, что он высказал ей. Он вспомнил обо всем том, что рассказывали по поводу жестокости Лукреции, но почему-то нисколько не боялся мстительной красавицы. На его губах еще горел поцелуй Лукреции, и он никак не мог представить себе, что она замышляет что-нибудь злое по отношению к нему.

– Здравствуйте, рыцарь! – вдруг услышал Альфонсо за своей спиной чей-то насмешливый голос.

Он оглянулся и увидел герцога Романьи, державшего в одной руке свою маску.

– Не беспокойтесь за свою участь, – продолжал Цезарь, – не думаю, чтобы суд был очень строг. Пусть вас проводят к королеве, донне Лукреции. Она с моего согласия придумала эту веселую карнавальную шутку. Если вы узнаете ту дамочку, которая завлекла вас под видом Эгерии, то наказание будет не очень строгим. Ваша соблазнительница находится теперь у своей госпожи и, конечно же, без маски.

Услышав тираду герцога, представлявшую сплошную ложь, Альфонсо задрожал от негодования, но, быстро овладев собой, весело ответил:

– Ну, раз вы, ваша светлость, ручаетесь, что со мной не произойдет ничего дурного, я смело пускаюсь в путь. Если я найду среди фрейлин донны Лукреции ту дамочку, которая завлекла меня сюда, то при всех скажу, что принял ее приглашение только для того чтобы отчитать ее как следует за ее недостойное поведение.

Альфонсо, как военнопленный, в сопровождении стражи, вышел из грота в лес. На каждом шагу его взор встречал произведения искусства, изображавшие сцены из древней Греции. Фигуры оживали при его приближении. Из воды выскакивали наяды и, смеясь, брызгали на Альфонсо струи душистой влаги. На скале под звуки веселых охотничьих рогов показалась Диана, окруженная своими нимфами, которые стреляли в рыцаря тупыми позолоченными стрелами. Вскоре Альфонсо вошел в широкую аллею из очень высоких вязов, сквозь верхушки которых проникал таинственный лунный свет. Спокойная, величественная тишина этого места напомнила рыцарю Божий храм. Направо и налево от аллеи тянулось множество цветущих апельсиновых деревьев, наполнявших воздух невыразимо приятным ароматом. Аллея заканчивалась обширным павильоном из голубого мрамора, украшенного золотом. Посреди павильона стоял зеленый трон, на котором сидела дама среди блестящей свиты.

Когда рыцарь, в сопровождения стражи, поднялся на ступеньки павильона, все общество залилось громким неудержимым смехом. Альфонсо сейчас же узнал в сидевшей даме Лукрецию. К величайшему сожалению Альфонсо, дочь папы успела переодеться с ног до головы. На ней был теперь роскошный испанский костюм из серебристой парчи. Вся грудь была покрыта драгоценными камнями, а на голове сверкала диадема из крупных бриллиантов. Она теперь действительно походила на королеву и не имела ничего общего ни с веселой танцовщицей, плясавшей на Капитолийской площади, ни с нимфой Эгерией, соблазнявшей рыцаря в гроте, ни со страдающей женщиной, только что проливавшей слезы. Только необычная бледность ее лица выдавала внутреннее волнение. Это быстрое превращение неприятно поразило Альфонсо, так как он усмотрел в нем привычку обманывать и притворяться.

Увидев среди публики Паоло Орсини, Лебофора, Бембо и других знакомых, он несколько смутился. Все они присутствовали при его отказе быть рыцарем Лукреции на турнире, причем отказ он мотивировал тем, что ему, как иоанниту, не подобает принимать участие в развлечениях. Теперь же они, по его мнению, вероятно, думали, что он изменил своему принципу и, конечно, осыплют его насмешками.

У Орсини был такой мрачный вид, будто он присутствовал на панихиде, а не на веселом празднике, зато лицо англичанина расплывалось в блаженной улыбке. Бембо, по-видимому, не мог решить, какого тона ему следует держаться, однако, заметив спокойное, серьезное выражение Альфонсо, тоже принял торжественный вид. Да и все как-то сразу перестали смеяться. Можно было ожидать, что Лукреция со свойственным ей остроумием начнет подшучивать над Альфонсо, которого Пан обвинял в том, что он соблазнил целомудренную нимфу. Но вместо этого, красавица вспыхнула до корней волос и сконфуженно потупила взор.

– Старайтесь оправдаться, рыцарь, иначе вы погибнете! – воскликнул Цезарь и, чтобы ободрить Альфонсо, дружески похлопал по плечу.

– Эти обвинения ни на чем не основаны, синьор, – возразил принц. – Если бы у Пана были свидетели, то они сказали бы ему, что я пришел на свидание с нимфой только для того, чтобы доказать ей, до какой степени я презираю ее. Мне не нужны были ни ее нежные слова, ни ласки, так как я явился с целью высказать ей порицание более строгое, чем проповедь самого требовательного духовника. Вероятно, эхо передало Пану лишь тихий звук, настолько тихий, что его не расслышали даже певшие в кустах соловьи, и на основании этого звука Пан построил свое обвинение. Это был звук поцелуя, который нимфа запечатлела на моих губах, хотя я не желал его и не вернул ей поцелуя. Я очень благодарен за это эхо, так как ему я обязан тем, что ко мне явились на помощь свет и сам Пан. Без этого, Бог знает, до чего могла дойти предприимчивость нескромной нимфы.

Это необыкновенное обвинение вызвало взрыв смеха всех присутствующих, только лицо Лукреции еще ярче зарделось, а Цезарь заметно побледнел.

– Это действительно – ужасное преступление со стороны нимфы, – после некоторого молчания проговорил он искусственно веселым голосом. – Позовите ее сюда, дорогая Лукреция!.. Пусть она выслушает без маски обвинение рыцаря.

– Нет, нет, – живо возразила Лукреция, – раз рыцарь так неблагодарен, что позволяет нам смеяться над влюбленной нимфой, то я считаю, что она достаточно наказана, и не хочу конфузить ее еще больше. Это не значит, что я вполне верю словам рыцаря, однако я не хочу очной ставки потому, что это даст возможность строгому иоанниту еще больше оскорбить бедную нимфу, а очевидно, он только этого и добивается. Это нехорошо, рыцарь, с вашей стороны!.. Я думаю, после вашего поступка каждая женщина побоится довериться вам. В виду того, что вы никак не можете узнать среди придворных нимфу Эгерию, вы никогда и не увидите ее. В этом будет заключаться ваше наказание.

Альфонсо равнодушно поклонился и отошел в сторону, но все же успел заметить, что его равнодушие задело Лукрецию.

– А теперь, дорогой синьор Орсини, порадуйте меня своей серенадой, – обратилась красавица к Паоло.

Тот весь просиял от ласковых слов Лукреции, быстро вышел и вскоре вернулся с роскошной мандолиной. Эта очаровательная музыка производила чрезвычайно приятное впечатление на лоне природы, под мягким светом луны. Лицо Лукреции приняло скорбно-мечтательное выражение, на ресницах заблестели слезы, и Альфонсо почувствовал себя глубоко растроганным, даже виноватым перед нею. Но вот раздался звучный голос Паоло, жаловавшийся в своей серенаде на жестокость красавицы, и все очарование исчезло. По окончании пения дамы сняли букеты цветов со своих корсажей и бросили их к ногам певца. Все присутствующие мужчины, кроме Альфонсо, бросились поднимать их.

После баталии цветов все вернулись к трону Лукреции, которая встала со своего места и растерянно смотрела вокруг, точно только что очнулась от сна.

• Предыдущая
• 60/132
• Следующая