В кварталах дальних и печальных - Рыжий Борис Борисович - Страница 24
- Предыдущая
- 24/85
- Следующая
Изменить размер шрифта:
24
«Во всем, во всем я, право, виноват…»
Во всем, во всем я, право, виноват,
пусть не испачкан братской кровью,
в любой беде чужой, стоящей над
моей безумною любовью,
во всем, во всем, вини меня, вини,
я соучастник, я свидетель,
за все, за боль, за горе, прокляни
за ночь твою, за ложь столетий,
за все, за все, за веру, за огонь
руби налево и направо,
за жизнь, за смерть, но одного не тронь,
а впрочем, вероятно, право,
к чему они, за детские стихи,
за слезы, страх, дыханье ада,
бери и жги, глаза мои сухи,
мне ничего, Господь, не надо.
Музе
Напялим черный фрак
и тросточку возьмем —
постукивая так,
по городу пойдем.
Где нищие, жлобье,
безумцы и рвачи —
сокровище мое,
стучи, стучи, стучи.
Стучи, моя тоска,
стучи, моя печаль,
у сердца, у виска
за все, чего мне жаль.
За всех, кто умирал
в удушливой глуши.
За всех, кто не отдал
за эту жизнь души.
Среди фуфаек, роб
и всяческих спецух
стучи сильнее, чтоб
окреп великий слух.
Заглянем на базар
и в ресторан зайдем.
Сжирайте свой навар,
мы дар свой не сожрем.
Мы будем битый час
слоняться взад-вперед.
…И бабочка у нас
на горле оживет.
«Не признавайтесь в любви никогда…»
Не признавайтесь в любви никогда,
чувства свои выдавая, не рвите,
«нет» ожидая в ответ или «да», —
самые тонкие, тайные нити;
ты улыбнешься, и я улыбнусь,
я улыбнулся, и ты улыбнулась,
счастье нелепое, светлая грусть:
я не люблю я люблю не люблю вас…
Дюймовочка
…Некрасивый трубач
на причале играл —
будто девочке мяч,
небеса надувал.
Мы стояли с тобой
над рекою, дружок,
и горел за рекой
голубой огонек.
Как Дюймовочка, ты
замерзала тогда —
разводили мосты,
проходили года.
Свет холодный звезда
проливала вдали.
А казалось тогда,
это ангелы шли
по полярным цветам
петроградских полей,
прижимая к губам
голубых голубей.
Взгляд из окна
Не знаю, с кем, зачем я говорю —
так, глядя на весеннюю зарю,
не устаю себе под нос шептать:
«Как просто все однажды потерять…»
Так, из окна мне жизнь моя видна —
и ты, мой друг, и ты, моя весна,
тем и страшны, что нету вас милей,
тем и милы, что жизнь еще страшней.
Молитва
Ах, боже мой, как скучно, наконец,
что я не грузчик или продавец.
…Как надоело грузчиком не быть —
бесплатную еду не приносить,
не щурить на соседку глаз хитро
и алкоголь не заливать в нутро…
…Бессмертия земного с детских лет
назначен я разгадывать секрет —
но разве это, Боже мой, судьба?
«…Спаси, — шепчу я, — Боже мой, раба,
дай мне селедки, водки дай, любви
с соседкою, и сам благослови…»
«Век, ты пахнешь падалью…»
Век, ты пахнешь падалью,
умирай, проклятый.
Разлагайся весело,
мы сгребём лопатой,
что тобой наделано —
да-с, губа не дура.
…Эй, бомбардировщики,
вот — архитектура.
Ведь без алых ленточек,
бантиков и флагов
в сей пейзаж не впишешься —
хмур, неодинаков.
Разбомбите, милые,
всё, что конструктивно,
потому что вечное,
нежное — наивно.
С девочкой в обнимочку,
пьяненький немножко,
рассуждаешь весело:
разве эта ножка —
до чего прелестная —
создана для маршей?
…Замените Ленина
сапожком из замши.
«Ах, что за люди, что у них внутри?..»
Ах, что за люди, что у них внутри?
Нет, вдумайся, нет, только посмотри,
как крепко на земле они стоят,
как хорошо они ночами спят,
как ты на фоне этом слаб и сир.
…А мы с тобой, мой ангел, в этот мир
случайно заглянули по пути,
и видим — дальше некуда идти.
Ни хлеба нам не надо, ни вина,
на нас лежит великая вина,
которую нам Бог простит, любя.
Когда б душа могла простить себя…
«…Мальчиком с уроков убегу…»
…Мальчиком с уроков убегу,
потому что больше не могу
слушать звонкий бред учителей.
И слоняюсь вдоль пустых аллей,
на сырой скамеечке сижу —
и на небо синее гляжу.
И плывут по небу корабли,
потому что это край земли.
…И секундной стрелочкой звезда
направляет лучик свой туда,
где на кромке сердца моего
кроме боли нету ничего.
24
- Предыдущая
- 24/85
- Следующая
Перейти на страницу:
