Дочка людоеда, или приключения Недобежкина - Гуськов Михаил - Страница 59

Лев Михайлович Иващенко, полтора года назад участвовавший в операции по захвату Чумы, столкнулся с мощной преступной организацией, пронизавшей многие структуры высших государственных и партийных органов ряда республик. По сути дела, арест Чумы стал возможен в результате раздоров среди этой преступной организации, так как Зверев сосредоточил в своих руках слишком большую власть, выйдя из повиновения ряда высокопоставленных коррумпированных чиновников, которым он в последнее время диктовал свои условия и которые тяготились его опекой.

Вокруг этого дела завязался гордиев узел противоречий, которые полтора года не могли развязать ни следствие, ни суд, ни прокуратура, и вот он оказался разрубленным похищением самого подследственного. Кроме Чумы, из тюрьмы бежали до пятидесяти заключенных, из которых, правда, тридцать девять уже были арестованы, но одиннадцать еще продолжали скрываться, и с каждым часом шансы на их поимку все уменьшались.

По одной из версий следствия, разгром кавказского ресторана был лишь одним из отвлекающих маневров, по другой версии — ажиотаж вокруг бальных танцев, оттянувший столько сил московской милиции на поддержание порядка, был также отвлекающим маневром. И уж совсем смелую гипотезу высказал подполковник Купилов, предположив, что самый главный преступник, ради которого был совершен налет, находится среди одиннадцати беглецов, значение которого в преступном мире следствие недооценило. Иващенко решил детально проработать и эту версию.

Срочно были затребованы для дачи показаний активисты ГРОМа, после чего картина следствия приобрела еще более настораживающий характер. Оказалось, что главные активисты — Дюков, Побожий, Волохин и Петьков бесследно исчезли. Буквально за пять минут до совещания выяснилось также, что они взяли под наблюдение квартиру номер девяносто один по адресу Палиха 7/9, но на месте засады, которую они организовали, их не оказалось, что позволяло предположить самое худшее. Во всяком случае, Лукерья Тимофеевна Побожая заявила, что ее муж, Тимофей Маркелович, обещавший прийти между дежурствами в ГРОМе откушать окрошки, до которой был страстный любитель, домой не явился. Также и Дюков, у которого на девятнадцать часов был назначен в Доме пионеров кружок макраме, на занятие не пришел, что было совершенно против его правил, раньше подобное с ним случалось только дважды — когда он при помощи веревки вязал особо опасного рецидивиста-убийцу, а именно Виталия Красавченко по кличке Таня, и второй раз — Виктора Лопухина по кличке Жбан.

Участковый Дюков был в это время в музее-усадьбе "Архангельское", по соседству с которым, в Ильинском, находился знаменитый ресторан. Получив от Маркелыча по конспиративному телефону сведения о какой-то грандиозной акции, готовящейся не то в загородном музее, не то в "Русской избе", он на своем милицейском мотоцикле домчался до Ильинского и начал изучать место возможного сражения с преступным миром. Закатив мотоцикл в лесочек на берегу реки Москвы напротив дачи художника Глазунова, он достал подробнейшую карту Подмосковья, музейный путеводитель и рекламный проспект подмосковных ресторанов и открыл его на странице "Русская изба" в Ильинском. Дюков сурово нахмурился. Отправляясь за город, он уже знал, что в городе, по соседству с его участком, на особом режимном объекте, а именно в Бутырской тюрьме, произошло ужасное ЧП, которого не было за всю историю существования московских тюрем. Преступность в столице приобретала западный размах и гениальную дерзость. "Вот вам и компьютеризация. Наручникизация! — мысленно обругал Дюков начальство. — Преступность надо вязать тройными узлами, а они традиции ломают. Пока ее в узде держали, все было в порядке, преступность тлела, а узду ослабили, на технику стали надеяться и вот, пожалуйста: вспыхнул пожар — тюрьму разгромили. Нет, без Дюкова им не обойтись!" — злорадно подумал он, замирая от предвкушения долгожданной удачи. Взгляд его упал в мотоциклетную коляску на то место, где должен был крепиться ручной пулемет. Вместо пулемета в коляске были аккуратно сложены мотки веревок и, согласно уставу, болталась пара устаревших наручников, которые, впрочем, Михаил Павлович брезгливо, чтобы не стереть с них ржавчину, проверил — закрываются и открываются ли они ключом. Наручники были вполне пригодны к употреблению.

— В рапорте напишу, — предвкушал Дюков, рисуя в воображении картинки того, как будет беситься начальство, когда узнает, что он снова вязал преступников веревкой, — применил, согласно уставу, наручники к первому нарушителю, а дальше действовал согласно обстоятельствам.

— Сил, однако, мало, чтобы прикрыть оба объекта и коммуникации. Ладно, дорогу на Москву возьмет на себя Петьков, у него свой транспорт — инвалидный "Запорожец" с гоночным мотором. Маркелыча — это мой гренадерский полк, его двинем в Архангельское, а Волохина, для гусарского наскока, пошлем в "Русскую избу". Чует мое сердце — с нее все начнется. Сейчас Белошвейкин подвезет гвардию, а сам в своем "Москвиче" будет отрезать противнику дорогу на Усово.

Дюков не знал, что Белошвейкин, будучи секретным агентом руководства МВД в ГРОМе, нанес ему в спину предательский удар. Подобно маршалу Груши, который заблудился со своим корпусом, чтобы не участвовать в сражении под Ватерлоо, Белошвейкин, чтобы не участвовать в операции ГРОМа, сначала "заблудился" на своем "Москвиче" в кривых переулках Москвы, а потом и вовсе устроил сам себе фальшивую аварию.

Напрасно Маркелыч и еще не совсем протрезвевший Волохин, которого Побожий достал из домика лебедей в пруду ЦДСА, ждали Белошвейкина под колоннами театра Советской Армии.

— Где же этот бездельник?! — восклицал Маркелыч, потрясая в начинающихся сумерках по очереди то своей клюкой, то отнятым у старухи веником. — Дюков там, вдвоем с Петьковым, один на один с целой бандой. Это банда, Сашка, страшная банда с гипнозом, они наделают дел. Тебя, вишь, как загипнотизировали, что ты аж в домик для лебедей влез.

Волохин в мятом и неопрятном костюме, сильно попорченном от соприкосновения с внутренним убранством вышеозначенного домика, виновато ссутулился. Впрочем, несмотря на жалкий вид, Маркелычу вроде бы показалось, что его сотоварищ помолодел и стал выглядеть намного свежее!

— Вот что значит проспаться на свежем воздухе! — придумал себе объяснение ветеран милиции.

Волохин, еще плохо соображая после всего пережитого, тупо разглядывал веник в руках Побожего.

"Клюка — это понятно, — думал он. — А веник зачем? Неужели и венику придется учиться? Как же он веником-то задержание преступников производит?"

— Где Белошвейкин? Так я и знал. Подвел Белошвейкин! — с досадой постукивал Маркелыч клюкой по гранитным ступенькам театра.

— На такси надо ехать! — клацал зубами озябший на пруду в домике для лебедей несостоявшийся водяной, все еще сжимая в руке платок, который ему за столом у дяди протянула Марфа. — Что хоть она там вложила? Записку, что ли?

Он украдкой от Маркелыча развернул платок и разочарованно увидел в платке несколько патронов к "ТТ" — только оболочка гильз была как бы золотая, а сами пули серебряные. Волохин убрал патроны в карман, аккуратно завернув в платок, подаренный двоюродной сестрой.

— Все-то ты с патронами таскаешься, как мальчишка! — буркнул Маркелыч, подсмотревший через плечо, на что так тупо уставился его сотоварищ, и передразнил его:

— "На такси надо ехать!" Сам знаю, что надо. Подвел Белошвейкин. А у тебя деньги есть?

Волохин еще раз достал кошелек, надеясь на чудо, и сунул палец за порванную подкладку, куда он иногда тайно от жены прятал десятку после получки, но чудесного увеличения денег в его кошельке не произошло. Ни десятки, ни хотя бы пяти рублей за порванной подкладкой не нашлось.

— Как же ты так, идешь на задание и не берешь с собой денег, а если оперативное преследование? Мне простительно, у меня пенсия восемьдесят четыре рубля, но ты же на двадцать лет позже ушел, у вас пенсии-то огроменные. Наверное, рублей сто тридцать получаешь?