Научите меня стрелять - Яковлева Анна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/47
• Следующая

– Паш, я же не успею к вечеру. Только к ночи.

– Постарайся, любимая.

– Хорошо, любимый, – ответила я и нажала отбой.

Странные все-таки существа эти мужчины.

Пробыв часа два в офисном здании, Никифоров поехал на другой конец города, соблюдая дистанцию, мы потащились за ним.

Никифоров подъехал к автосервису, вышел из «форда» и скрылся в кафе рядом с мойкой машин.

Из кафе Никифоров появился не один, а с серьезным мужчиной лет под сорок с военной выправкой. Они пожали друг другу руки, Никифоров сел в машину и поехал, мы двинулись за ним.

Мы болтались по городу голодные, а Гошка только и делал, что посещал разные кафе. В последнем он сидел до самого вечера, вышел с пухленькой блондинкой, и мне пришлось применить силу, чтобы удержать Элеонору на месте. Приходилось признать, что Никифоров проводил время разнообразно и со вкусом.

Уже темнело, когда мы вслед за Гошей вернулись к его дому. Никифоров вышел из «форда», прошел во двор и стал открывать ворота. Когда ворота уже были открыты, у нас за спиной раздались какие-то хлопки. Никифоров схватился за локоть и упал на колени. Его девушка завизжала в машине, а я нажала на газ и стремительно подъехала к раненому. Эля не подвела, распахнула дверь «Оки», отбросила сиденье и втащила Никифорова в салон. Ноги Никифорова еще тащились по асфальту, а я уже набирала скорость. Окульку что-то дважды ударило в правый бок, но мы уже проскочили магазинчик и были далеко.

Я оглянулась. Никифоров держался за локоть, пиджак был пропитан кровью. Дотянувшись до бардачка, я вытащила и перекинула назад аптечку. Эля уже стаскивала с Гоши пиджак, он застонал, закатил глаза и обмяк.

– Да, сразу видно боевого офицера.

У меня опять зазвонил мобильник, я нашарила его рукой и ответила, не глядя на дисплей:

– Паш, мы уже выехали.

Оказалось, что это шеф.

– Меркулова, куда ты выехала?

– Домой, Леонид Николаевич.

Шеф что-то жевал.

– Как твои зубы?

– Пока целы, а что будет завтра – неизвестно, – сказала я святую правду.

– Катерина, тут появился клиент солидный. Я хочу, чтобы с ним работала ты. Итальянец. Может, ты отложишь ремонт зубов?

Я не успела ответить – на заднем сиденье пришел в себя и застонал Никифоров.

– Что с тобой? – забеспокоился шеф.

– Зубы, Леонид Николаевич.

– Так плохо?

– Терпимо. Так что там с итальянцем? Чего он хочет?

– Он ищет пентхаус.

– Сделаем, Леонид Николаевич.

– А как зубы?

– Дело есть дело. Придется пожертвовать зубами, тьфу, тьфу, тьфу. Закончу с итальянцем, буду делать зубы.

– Слушай, Меркулова, он написал мне на мыло, что через неделю приедет в город и будет в агентстве.

– Хорошо, – ответила я, а Никифоров опять застонал, потому что Эля накладывала ему повязку.

– Держись, Катерина, – попросил шеф, и трубка замолчала.

Не успела я положить ее, как снова раздался звонок.

– Да, Леонид Николаевич, – не посмотрев на дисплей, ответила я.

– Какой еще Леонид Николаевич? – взъелся Егоров.

– Леонид Николаевич – это мой шеф.

Никифоров опять застонал. Эля, проявляя гуманность, приговаривала:

– Еще чуть-чуть. Еще. Вот. Хорошо.

Никифоров, злоупотребляя сочувствием, издал надрывный стон. Егоров притаился.

– Алло, Паш, – позвала я.

– Катерина, ясное море, ты чем там занимаешься?

– Мы с Элей вывезли Никифорова из-под обстрела и теперь везем его к нам. Он ранен.

Егоров помолчал, видимо соображая, можно мне верить или нет. Могу представить, какое впечатление произвел мой рассказ.

Не знаю, что он решил, но то, что он сказал, показалось мне обидным:

– А по-моему, это ты с пулей в голове.

Я отключила мобильник и бросила его на сиденье. Кинув взгляд назад, я увидела, как Эля создает комфортные условия раненому, подкладывая ему под голову подушку. Кровавое пятно зловеще расползлось на бинтах.

Я почувствовала дурноту, мне срочно надо было чего-нибудь поесть, да и заправить машину было не лишним. И я стала смотреть по сторонам.

Обнаружив через несколько километров заправку с придорожным кафе и зданием гостиницы, я поставила машину в очередь и вышла размяться. Прохладный ветерок с поля обдувал мое разгоряченное лицо. «Ну и что с ним делать? Как из него деньги Элины вытрясти?» – спрашивала я себя, стоя перед окошком кассы, и ответа не находила.

Дверца «Оки» распахнулась, из машины показалась Матюшина. На лице у нее была полная растерянность, она задала мне тот же вопрос:

– Что мы с ним делать будем?

– Тебе он нужен?

Эля посмотрела на меня с таким укором во взгляде, что я извинилась.

– Если я сейчас не поем, то здесь прямо и умру, – призналась я подруге.

– Да, что-то нужно съесть. Может, тогда придумаем что-нибудь.

– Если он тебе не нужен, то надо выбивать из него деньги.

– Как? Пытать, что ли?

– Неплохая мысль, – согласилась я, когда мы сели за столик.

– Шутишь?

Мы заказали чанахи и с нетерпением стали ждать заказ. Когда нам принесли дымящиеся горшочки, я набросилась на еду и, обжигаясь, проглотила мясо с овощами. Покончив с горячим, мы выпили с Элеонорой чая и расплатились. Думать ни о чем не хотелось, со мной так всегда: если желудок работает, то голова не варит, и наоборот.

– Ну так что с ним делать? – кивнув в сторону машины, где сидел Никифоров, спросила подруга.

– Надо осмотреть его рану и задать ему несколько вопросов.

Мы вытащили Никифорова из «Оки», и я поняла, что мачо серьезно напуган. Он оглядывался по сторонам и трясся как в лихорадке.

– Пошли, орел комнатный, – ласково обратилась к бывшему любовнику Эля.

– Куда вы меня тащите? – забеспокоился он.

– Смотри-ка, переживает, – усмехнулась я, – можем отвезти тебя обратно, только скажи.

– Чего вы от меня хотите? – брякнул Гоша, но тут же спохватился: – Я отдам, я все отдам, только мне нужно время. Эля, я вложил твои деньги в очень выгодное дело, мы станем богатыми.

– Надо же, он помнит, как меня зовут, – удивилась Элеонора.

– Видела я твое дело сегодня. Разбогатеть с тобой можно только на еще одну дырку от пули, – заметила я.

Мы потащили раненого в гостиницу. Он шел без всякой радости, видно еще не решив, где безопаснее – с нами или с теми, кто в него стрелял.

Я сняла трехместный номер, заплатила девушке-администратору немного больше, чтобы она закрыла глаза на нашего спутника. Как только мы оказались в номере, Эля раздела Никифорова и осмотрела рану. Рана на плече оказалась неглубокой, пуля задела его по касательной, вырвав кусок Гошкиного тощего тела. Что-то Эле не понравилось, она присыпала рану антибиотиком и поменяла бинты.

Раненый чувствовал себя паршиво, был сине-зеленого цвета, скорее всего от страха.

Оседлав стул, я приступила к допросу:

– Рассказывай, кто и за что в тебя стрелял.

– Точно не знаю, – проблеял Гошка.

– Я догадываюсь, что у тебя много врагов, – кивнула я.

– Брат девушки, которая была со мной в машине, предложил заработать, сказал – дело верное. Я забрал у него товар, нашел покупателя, а меня кинули.

Гоша замолчал, проверяя мою реакцию.

Что-то не складывалось. Брат, выходит, стрелял на глазах у сестры в ее парня? Мог ненароком задеть ее, зачем так рисковать?

– Врет, – сказала я Элеоноре, – придется его везти назад.

– Не надо, – всполошился Никифоров.

– Тогда не зли меня, говори, – предупредила я его.

– При ней не буду, – заявил мачо, кивнув на Элеонору.

– Ой, неужели стесняешься? – фыркнула я.

Никифоров надулся и отвернулся к стене.

– Эля, посиди в ванной, пока он облегчит душу раскаянием, – обратилась я к подруге.

Она неохотно подчинилась.

Как только за Элеонорой закрылась дверь, Никифоров стал рассказывать.

К концу рассказа я была убеждена, что жить Гоше осталось максимум две недели.

По словам Никифорова, один его приятель предложил ему дело: нужно было продать несколько бочек аммиачной селитры – удобрения, которое используется на виноградниках. Приятелю бочки достались даром, только он не предупредил, что, во-первых, они ворованные, а во-вторых, что селитра используется, между прочим, и для производства взрывчатки.

• Предыдущая
• 13/47
• Следующая