Журнал «Если», 2005 № 09 - Арсеналь Леон - Страница 18

• Предыдущая
• 18/83
• Следующая

Ежедневно слушая музыку, Норма впитывала ее всем телом, каждой клеточкой. И вот эта музыка наконец прорвалась наружу. Норма замолчала, лишь когда закончилась ария. Перед ней стоял Ленни.

– Мам, ты в порядке? – спросил он с тревогой. Норма кивнула. Ей не хотелось говорить.

– А это было круто, – осторожно заметил он. – Немного неестественно, пожалуй, но все-таки здорово.

– Правда?

– Угу. – Он кивнул. – Правда. – Ленни помолчал. – Завтра пойдем к доктору Пибоди.

– Отстань.

Норма улыбнулась. Она снова была молода, и мир переливался перед ней разнообразием возможностей. Ей было шестнадцать, она, ухмыляясь, сидела за рулем старенького «шевви» с сигаретой в зубах и гнала машину вперед по шоссе – прямому, словно стрела, и гладкому, как стекло.

В 1711 году, перед премьерой свой новой оперы в Лондоне, Георг Гендель побился об заклад, что из-за кулис выкатит запряженная живыми лошадьми колесница, над сценой воспарит челн с тенорами, а еще грянут фейерверки и появятся не один, а целых два огнедышащих дракона… Опере вообще и опере в Альбукерке в частности никогда не были чужды нововведения.

По словам Бена, на прослушивании Норма имела целых два преимущества. Во-первых, возраст. Согласитесь, нелегко сделать из хорошенькой тридцатилетней дивы семидесятипятилетнюю старуху. И дело даже не в том, что проделать этот фокус с Нормой было гораздо проще. Главное, она, в отличие от молодых оперных див, ничего не имела против. Ну и во-вторых, у нее был голос. Как только директор труппы согласился ее прослушать, она получила место.

Нельзя сказать, чтобы ей доставались главные роли. Она играла старых вдовушек, коварных свекровок, скупых трактирщиц, древних предсказательниц – короче говоря, любые роли, подходящие по возрасту и не настолько крупные, чтобы представлять интерес для молодых певиц. Норму это вполне устраивало. Она от души наслаждалась новой работой.

«Ничего себе, – думала она иногда, прыская себе в горло из баллончика, – подумать только! Я – великий Карузо!»

Два года пролетели незаметно. Норма все время боялась, что в ее голосе, учитывая его природу, появятся какие-нибудь неприятные металлические нотки. Но вместо этого он звучал на удивление человечно. «Как выдержанное терпкое вино», – отозвался о нем один критик в Кистоуне. «Блестяще!» – восклицал его коллега в Скоттсдейле. А дальше она и не ездила. В те годы оперный театр испытывал проблемы с финансированием, и труппа не выезжала на гастроли восточнее Амарилло и западнее Нидлса.

Впрочем, Норму не смущало и это. Музыка никогда ей не надоедала, пение не теряло своего манящего блеска. Но однажды, когда она слушала «Риголетто», готовясь к роли Магдалены (читать ноты она так и не научилась), Норма взглянула в зеркало. Выглядит она так же, как всегда, но что происходит у нее внутри? За последние два года голос Нормы не только не ухудшился, но даже развился. Кашель ее больше не мучил. О произошедшем напоминали лишь ежедневная доза FTV из баллончика да два рентгеновских снимка в рамочках на стене.

Норма вгляделась в свое отражение. Не за горами восьмидесятилетие, и это заметно.

«Что там происходит? – думала она. – Я должна была умереть еще два года назад. Я живу чужой, украденной жизнью…»

Где-то в глубине души Норма чувствовала, что крошечные машинки у нее внутри затаились и ждут…

– Чего они ждут? – спросила она у Бена, потягивая кофе. Стоял теплый мартовский день, и они сидели на веранде открытого кафе возле театра. Это был ее восьмидесятый день рождения.

– О чем вы? – Бен смущенно откинулся в кресле. По сравнению с нормальными людьми, он все еще выглядел ужасно худым, хотя за последние несколько лет заметно поправился. Теперь глаза на его лице смотрелись почти пропорционально, да и рот не выделялся так сильно, как прежде. – Разве вы не счастливы?

– Счастлива.

– Тогда не задавайте лишних вопросов. Норма фыркнула и поболтала ложечкой в чашке.

– Это и есть то чудо, которое вы так жаждали увидеть? Бен загадочно улыбнулся в ответ.

– Я повидал достаточно.

– Эти наномашины… Они столько труда на меня потратили – и ради чего? Почему они остановились?

– Из-за FTV.

– Чушь, я в это не верю. По-моему, FTV было всего лишь поводом. Я думаю, они решили остановиться. По каким-то своим причинам.

– Вы считаете их умнее, чем они есть. – Бен зажмурился под весенним солнышком.

– Здесь дело не в уме. – Норма побарабанила пальцами по столу. – Для того чтобы иметь цель, много ума не требуется. А у них есть цель. Как это вы тогда сказали? Мое пение – это производное их цели.

– И какова же, по-вашему, эта цель?

– Почем я знаю? Может, отправить шифровку на Луну или послать экспедицию к Андромеде, а может, построить более удобную подземку… – Норма задумчиво помолчала. – Я перед ними в долгу.

– Глупости, вы ничего и никому не должны. Считайте это наградой за праведную жизнь.

Норма хмыкнула. Ее преследовало ощущение проходящего времени, словно у нее внутри работал часовой механизм. Итак, выбор был за ней. Что ж, теперь ей восемьдесят. Когда-то ведь придется сделать выбор… Когда не останется ни зубов, ни ума, выбора у нее уже не будет. Так почему не теперь, когда такая возможность есть?

– Черт подери, – вслух пробормотала она, – я готовилась умереть от рака легких. Чем эти штуки хуже?

Бен встрепенулся:

– О чем это вы?

Норма смотрела вслед велосипедисту, лавировавшему в оживленном уличном движении.

– Я перестала пользоваться ингалятором.

– Когда?!

– Только что.

Результат не замедлил сказаться. Нанороботы только того и ждали. Месяц спустя после прекращения ингаляций Норма проснулась в своей постели и поняла, что не в состоянии дотянуться до телефона. Ленни по дороге на работу заскочил к ней и нашел ее в плачевном состоянии. Врачи «скорой» ходили по комнате, словно в замедленном кино. Когда они еле-еле тащились мимо нее, их руки оставляли следы в воздухе. Аппараты на груди и кислородная маска казались легче пуха. Норма улыбнулась и куда-то улетела…

Очнулась она в больничной палате, с маской на лице и распятым Христом напротив. Взгляд у него был сочувственный – разумеется, настолько, насколько возможно сочувствие, когда висишь, прибитый к кресту железными гвоздями.

Должно быть, ее подключили к каким-то приборам, потому что стоило ей очнуться, как в палату тут же вошла медсестра. Минут через десять появился и доктор Пибоди.

Вид у него был торжествующий. Казалось, он все эти годы мечтал об одном – сказать ей, что время упущено и теперь ее может спасти только операция.

Норма оторвала маску от лица.

– Когда мне можно будет поехать домой? – прохрипела она. Пибоди окаменел на полуслове. Ради того чтобы увидеть его лицо,

можно было потерпеть даже черные пятна перед глазами.

– Мисс Карстейрс… – начал он.

– Да знаю, знаю, – нетерпеливо перебила его Норма, – я умираю. Назначьте мне сиделку, чтобы я могла получать кислород дома.

Доктору Пибоди самому, кажется, не хватало воздуха.

– Что-нибудь еще? – ласково спросила Норма. Пибоди как ветром сдуло.

Как только он исчез, в палату вошел Бен.

– Подождите-ка, дайте, я угадаю. Вы отказались от операции?

Норма кивнула и, истощив запас сил, опустилась на подушку.

– Вытащите меня отсюда. Лучше я умру у себя дома.

Ленни говорил, что ей крупно повезло: пневмония оказалась не слишком серьезной. Боли, которых так боялась Норма, так и не появились. От перспективы потонуть в собственных жидкостях она тоже была милосердно избавлена. Оставалась только сильнейшая и непроходящая слабость. Поднять руку или перевернуться на другой бок казалось почти невыполнимой задачей. Повезло, говорите? Пожалуй…

Ленни переехал к ней. Бен навещал ее ежедневно. Раз в два дня приходила сиделка – помогала ей мыться и проверяла кислород.

• Предыдущая
• 18/83
• Следующая