Подняться на башню - Андронова Лора - Страница 62
- Предыдущая
- 62/71
- Следующая
За десять лет, проведенных в доме старого Иридиса, Уно не только перенял все знания лекаря, но и сам придумал новые способы борьбы с такими опасными недугами, как болотная лихорадка, гнойный лишайник и красная оспа. Его фамилия, сперва скромно упоминавшаяся после фамилии его прославленного учителя, со временем встала с ней в один ряд, а затем и обогнала. К двадцати годам Уно Фрикс спас десятки людей, стал самым известным лекарем не только герцогства, но и всей империи, обзавелся собственной лечебницей, женился и произвел на свет сынишку.
Жизнь Уно неслась вперед — гладко, стремительно, ярко, как веселый санный кортеж в канун Зимохода. Казалось, ничто не может удержать его, остановить этот радостный, блистательный полет.
Когда последняя из девушек — Милли — покинула комнату, Уно почувствовал, что смертельно устал. Не хотелось думать ни о чем, кроме горячей ванны с розмариновым маслом и свежих, истекающих соком алычовых булочек. Он налил в таз воды, снял рубашку и долго, с наслаждением мыл руки и шею: Лёля, его жена, не одобряла его визитов в «Осинушку» и уверяла, что он приносит с собой отвратительный бордельный залах.
Насухо вытеревшись, лекарь какое-то время бесцельно просидел на кушетке, прислушиваясь к доносившемуся снизу гаму. Он различал трубный голос Руперты, визг и смех девочек, отдельные реплики гостей. День в «Осинушке» только начинался.
— Лёля ждет, — сказал себе Уно и решительно встал. Не стоит задерживаться и сердить молодую жену.
«Может, Нои еще не спит, — подумал он. — Успею поиграть с ним».
Уно сбежал по лестнице, подхватил в прихожей плащ и выскочил на улицу, навстречу мягкому осеннему вечеру.
Он уже был за порогом, когда его настиг крик.
Человек лежал на боку скрючившись, сжавшись в трепещущий, исходящий болью комок. Его камзол валялся в стороне, а по краю короткой вышитой рубахи алыми щупальцами расползалась кровь.
Кто-то истерично всхлипывал, кто-то с ужасом качал головой, кто-то просто молча смотрел на умиравшего. Двое одинаково одетых гномов подошли ближе, желая переложить его на диван.
— Не трогать! — Голос Уно был острым, жалящим, — Не трогать! Отойдите все! Мне требуется место.
Лекарь бросился на колени рядом с раненым, осторожно коснулся его висков, лба, прислушался к дыханию.
— Воду, полотенца, — скомандовал он, раскрывая свою торбу. — И приготовьте лучшую карету и лошадь с самым легким ходом.
Опытные пальцы живо выхватили нужные инструменты и бинты. На полу рядком выстроились баночки темного стекла с неразборчивыми надписями на этикетках.
— Это Ясив его, — шептались стоявшие за спиной Уно служанки. — В кости проигрался и…
Сгоряча, да. И понять можно: Тилони жулик тот еще. Мухлевал небось в четыре руки.
— Вся их компания — жулики. Шулер на шулере, шулером погоняет.
Уно видел перед собой только раненого Тилони. Его лицо было серовато-прозрачным, губы поблекли, на лбу застыли капли пота, кисти рук казались синеватыми и ледяными. Только на шее нетерпеливо билась маленькая жилка.
— А может, и поделом ему, — услышал лекарь, прежде чем мир вокруг него окончательно исчез.
Он остался один на один со смертью, которая выгладывала, проступала из все ширившейся лужи крови. Она пахла — тяжело, отвратительно, она смеялась рваными краями раны.
Уно воевал с ней. Он бил ее лекарствами и травами, теснил скальпелем, отодвигал марлевыми тампонами. Он жил в этой борьбе, и он жил для нее.
Когда в окно заглянула стареющая луна, Тилони уже был вне опасности. Он выглядел ослабевшим, измученным, но мертвенная серость ушла с его лица. Рана была плотно перевязана. Больного осторожно уложили на носилки и перенесли в ожидавшую карету. Уно залез следом.
— В мою лечебницу, на улицу Черных Петухов! — крикнул он, и карета заспешила по спящим улочкам Убариса.
Домой, на Свекловичную, Уно вернулся под утро. Едва переступив порог, снял сапоги и на цыпочках прошел в столовую. Нашел в буфете оставшуюся с обеда головку сыра и жуя подошел к окну. Глухая предрассветная темень постепенно блекла, в тумане проявлялись силуэты деревьев и домов.
— Где ты был? — Лёля появилась за его спиной настолько внезапно, что он чуть не выронил сыр.
— Зая, ну зачем ты встала? — Уно попытался привлечь жену к себе, но та быстро отстранилась.
— Где ты был?
— Ты прекрасно знаешь, что…
Лёля отобрала у него обглоданный сырный остаток, достала из шкафа хлеб, масло, налила в тарелку холодную капустную похлебку. При каждом движении ее темно-каштановые волосы волной перетекали по спине.
— В том притоне, да? Опять? — Вопрос звучал приговором.
— Я был в «Осинушке», Лёля. Я же говорил, что пойду туда. Сперва — обычное обследование, потом произошел несчастный случай, человек был серьезно ранен, мне нужно было им заняться… — Он оборвал свою тираду, вздохнул и повторил: — Я же говорил, что пойду туда.
Медленно, с преувеличенным спокойствием она расстелила скатерть, поставила приборы. Чуть ли не силой усадила мужа за стол. Уно покорно взял ложку и принялся есть суп.
— Мог бы и не говорить. По запаху понятно.
— Но я предупреждал! — Он оттолкнул тарелку и вскочил. — Я ничего не скрывал от тебя!
— Еще бы ты скрывал, — с усмешкой парировала она, отворачиваясь к окну. — Даже если и хотел бы — от тебя за версту духами разит.
— Лёля!
Она бросила на него косой взгляд через плечо.
— Сядь.
— Мне не нравится, когда ты…
— Сядь.
Он сел.
— Зая, ты же знаешь, почему я туда хожу. Это практика, понимаешь? Такая же практика, как и всякая другая. Мне нужен опыт, мне нужно разнообразие пациентов, разнообразие случаев…
— И разнообразие, конечно, бывает только в публичном доме? — Губы Лёли презрительно сжались.
Уно провел ладонью по лицу. Кожа под пальцами казалась тонкой и сухой. Вялой.
— Так просто удобно, — в который раз объяснил он. — И мне, и им. Они получают почти бесплатного лекаря, я — большой материал для изучения.
— Материал. — Она горько засмеялась. — Материал. Хорошее название.
— Лёля!
— Надо мной все смеются, понимаешь? — В ее глазах заблестели слезы. — Вся улица, все соседки!
Не отрывая взгляда от жены, Уно облокотился на столешницу и обхватил голову руками:
— Это моя работа. Она дает деньги, на которые мы живем.
Лёля дернула плечом:
— Деньги ты получаешь от других. От богатых, от знатных.
— Да, но их слишком мало! Чтобы мое имя оставалось известным, мне надо вести исследования, изучать и описывать необычные случаи…
— Которые можно найти только в борделе, — заключила Лёля. Она уже плакала, ее лицо сделалось каким-то маленьким, потерянным. Губы дрожали.
Она не понимала. Никак не могла понять того, что составляло суть жизни ее мужа. Уно притянул ее к себе, обнял, коснулся губами волос, вдыхая нежный мальвовый аромат.
— Я просто боюсь за тебя, как ты не видишь?
— Я вижу.
Некоторое время они сидели молча.
— Как Нои? — тихо спросил Уно.
— Спит.
— Пойду посмотрю, ладно?
Лёля кивнула:
— Только помойся сперва. После этих… — Она замялась. — В общем, помойся.
— Конечно. — Уно заставил себя улыбнуться. — С вечера мечтаю о ванне с розмариновым маслом.
Уно вышел из лечебницы в самом приподнятом настроении. Состояние Тилони было ровным, и, судя по некоторым признакам, опасность уже миновала. Ночная размолвка была забыта, и, провожая мужа, Леля улыбалась, шутила, заставляла щекотать и тормошить и ее, и маленького Нои.
Лекарь пересек Круглую площадь, рухнул на скамью, скрытую от взглядов прохожих уже начавшими желтеть кустами сирени, и на минуту закрыл глаза. Потом потянулся, посмотрел вокруг.
Отсюда, с самого края парка, был виден старый замок — ныне стоявший пустым — и тонкие башни храма Всемилостивой Амны. Над центральным шпилем сияла ослепительная даже днем синяя звезда. Через поредевшие кроны деревьев проглядывала и поднимавшаяся ступенями Свекловичная улица. В воздухе плыли чуть дымные осенние ароматы, чирикали воробьи, теплый ветер шевелил ветви деревьев. Жизнь была прекрасна. Уно потянулся и мечтательно посмотрел вверх.
- Предыдущая
- 62/71
- Следующая
