Честь Джека Абсолюта - Хамфрис Крис - Страница 48
- Предыдущая
- 48/92
- Следующая
Он поднял перо, постучал им о зубы.
— Мы нашли ее гнездо, лачугу в Нижнем Бате. Давно покинутую. По-видимому, кузен, перед тем как сбежать, забрал с собой и кузину.
Хотя Джек и попытался не подать виду, для него это было ударом. Он все еще лелеял надежду после освобождения повидаться с Летти и узнать, не соврал ли ему Рыжий Хью, сказав, что она его любит. Сама по себе, вне зависимости от политических интриг или взглядов. К тому же ему казалось, что ирландец после провала даст деру, нимало не заботясь о женщинах. Он снова недооценил этого человека.
— Продолжайте, — сказал Тернвилль, поигрывая пером.
Дальше рассказ пошел о событиях в спальне. Хотя Докинс время от времени издавал рык, явно не веря ни одному слову Джека, а писец даже поперхнулся, услыхав про «слонов», и для верности раза три записал эту считалку, полковник продолжал слушать, бесстрастно глядя перед собой.
Наконец Джек умолк. Он изложил дознавателям все, как оказался в нынешнем положении, хорошо понимая, что выставил себя круглым дурнем. Но невинный дурак в конце концов может и избежать тюрьмы. А вот виновный — едва ли.
Некоторое время Тернвилль продолжал изучать какую-то точку на стене за спиной Джека.
— История еще та. Но у меня есть другая ее версия. Попроще. И гораздо короче.
Он поднял руку и принялся вести счет, загибая пальцы.
— Вы лжете. Вы виновны. Вы перешли на сторону врага. Вы якобит. Вы изменили королю Георгу.
— Но я не изменял королю. Я не якобит. Я не… перешел на сторону врага. Я не виновен ни в чем, кроме глупости. И…
Он поднялся с койки, и Докинс тут же шагнул к нему. Джек глянул на монстра. Будь что будет, но он больше не позволит этому безмозглому мордовороту пускать в ход кулаки, не получая отпора. Потом юноша посмотрел на полковника.
— Заверяю вас, сэр… я не лжец.
Тернвилль разглядывал его какое-то время, потом жестом велел подручному отойти, встал и кивнул.
— Ладно, это мы скоро проверим. И да смилуется Господь над вами, если окажется, что вы солгали, ибо… от Докинса милости нечего ждать.
Потом он ушел, следом за ним и клерк, после чего появились тюремщики, чтобы убрать стол и стулья. Когда удалились и они, Докинс вновь повернулся к узнику, но замешкался, увидев, что тот стоит спиной к стене с пустым ведром в руке.
— Ну? — сказал Джек.
Неизвестно, чем бы это все кончилось, но тут Тернвилль окликнул громилу из коридора, и монстр, издав рык, ушел.
Джек сел, неожиданно ощутив слабость в ногах. Он не помнил всего, что рассказывал, знал лишь, что это правда. В основном. И ему оставалось только надеяться, что этого наконец хватит.
Когда дверь открылась на пятый, как решил Джек, день его заточения (трудно было следить за временем в почти лишенном света мирке), он подумал, что это посещение ничем не будет отличаться от всех предыдущих. Раз в день один тюремщик приносил ему воду и какую-то неопределенного вида еду, а другой сторожил у двери с дубинкой или пистолетом.
Но на сей раз все было по-другому. Тюремщик, стоя в дверях, поманил его пальцем.
— Эй, выходи.
— Куда это? — настороженно спросил Джек, сильно сомневавшийся в том, что его поведут в суд.
Ему почему-то думалось, что люди, попавшие в поле зрения Тернвилля, имели мало надежды на законное рассмотрение своих дел.
Его повели вверх по лестнице и доставили в скромно обставленное помещение — скорее всего, обычную гостиную, приспособленную под кабинет. Однако после темницы зелень узорчатых обоев чуть ли не била в глаза, а мир за высокими окнами, хотя было пасмурно и шел дождь, казался залитым яркими солнечными лучами.
Он стоял и моргал, глядя поначалу на окна, а потом на человека, сидящего за массивным дубовым столом.
Докинс тоже был там. Он и малый с дубинкой стояли позади Джека у двери. Тернвилль что-то писал.
— Дайте ему стул, — сказал он спокойно, не поднимая глаз и не отрывая пера от бумаги.
Стул принесли, Джека бесцеремонно усадили. Люди вернулись на свой пост. Тишина, нарушаемая лишь шумом дождя и скрипом пера, длилась еще минут десять. Наконец Тернвилль поднял голову.
— Здесь у меня ваше признание, — сказал он, развернув листок и протягивая перо Джеку. — Я полагаю, что все описано верно. Измена, убийство, заговор. Обычное дело. Не хватает только вашей подписи. Подпишитесь внизу.
Джек не шелохнулся.
— С какой стати я должен подписывать это?
— С той, юноша, что это спасет вашу жизнь. — Гусиное перо повелительно дернулось. — Его величество принял решение, учитывая вашу военную службу, вашу молодость и доброе, в прошлом, имя вашей семьи, избавить вас от петли. Вас, разумеется, сошлют, скорее всего в Индию, а если вы протянете там лет десять, не скончавшись от лихорадки, то со временем, возможно, и помилуют.
Джека, побывавшего в рабстве у абенаков и перенесшего лихорадку на борту «Робусты», ни к тому ни к другому особенно не тянуло. Но… петля? Если человек жив, то, по крайней мере, жива и надежда. Он наклонился вперед и прочел:
— Я, Джек Ромбо Абсолют, признаюсь в том, что я гнусный изменник, предавший Англию и ее славного короля Георга… — Он покачал головой. — Это ложь. Я не могу ее подписать. Если вам так уж нужно, вздерните меня за мою глупость, но жить изменником я не хочу и не стану.
— Вы совершенно уверены? — вздохнул полковник.
Джек почувствовал, как ужасающее предчувствие стягивает незримой петлей его горло, и, пока еще мог говорить, отчетливо, с расстановкой произнес:
— Совершенно. Уверен.
— Хороший мальчик, — сказал Тернвилль и, взяв со стола лист бумаги, демонстративно разорвал его надвое. — Поступи вы иначе, я был бы разочарован.
Он щелкнул пальцами, и выступивший вперед служитель протянул Джеку бокал, от которого исходил запах шерри. Юноша схватил его двумя руками, чтобы не было видно, как они дрожат, и, запинаясь, спросил:
— Что… что происходит?
Тернвилль отпил маленький глоток из своего бокала и поставил его на стол.
— Я предлагаю вам службу.
Джек, отнюдь не уверенный в том, что слух его не подводит, залпом выпил половину предложенной ему порции шерри и позволил себе уточнить:
— Прошу прощения… что?
— Службу. Его величеству королю. Хотя, поскольку вы уже состоите в королевской армии, речь скорее может идти лишь о переводе.
Джек осушил весь бокал.
— Можно еще?
Тернвилль кивнул. Бокал снова наполнили, и Джек теперь взял его в правую руку, поскольку та уже вроде бы не тряслась.
— Так вы не считаете меня изменником? — рискнул уточнить он.
— Я считаю вас тем, кем вы сами себя назвали, а именно: дураком. Качество, не вызывающее восхищения, но не слишком удивительное в столь молодом человеке и уж всяко не являющееся преступлением, заслуживающим петли. Кроме того, у вас имеются и иные качества, удостоверенные, — махнул он рукой на бумаги, — генералом Мерреем, полковником Бургойном, капитаном, о да, капитаном Энглдью с «Робусты». Отвага, граничащая с безрассудством. Талант к маскировке. Способности к языкам и… умение управляться с оружием. Все это очень полезно для нас.
— Вот как?
Второй бокал шерри Джек тянул маленькими глотками.
— Но еще более полезно… то, что вы, во всяком случае там, где мы намерены вас использовать, никому не известны. Мы можем, — величаво взмахнул рукой Тернвилль, — предоставить вам особое… поле деятельности. Дать вам другое обличье, другое имя. Не столь необычное, как Абсолют, а?
Полковник улыбнулся, на сей раз не только губами.
— Что это за поле деятельности?
Вместо ответа полковник перевернул прошнурованную подшивку бумаг, на заглавном листе которой значилось хорошо знакомое Джеку имя. Ниже шли вымышленные фамилии, которые были ему перечислены внизу, в каземате, на первом допросе.
— Рыжий Хью Макклуни, — прочел вслух Джек. — Могу ли я…
— Поздней, может быть. Но сперва позвольте мне кратко ввести вас в курс дела. — Тернвилль встал и продолжил свой монолог, глядя на дождь за окном. — С этим ирландцем у нас давние отношения. Я столкнулся с ним еще при Каллодене, хотя тогда об этом не знал. Я чуть было не поймал его в Лондоне, в пятьдесят втором году, когда он замыслил войти в состав «четырех сотен», собиравшихся штурмовать Сент-Джеймсский дворец и захватить короля. «Заговор Элибэнк». Слышали о нем?
- Предыдущая
- 48/92
- Следующая
