Владычица Безумия - Ли Танит - Страница 34
- Предыдущая
- 34/43
- Следующая
— Старые трюки балаганных шутов, — заявил юноша по-прежнему насмешливо, но делая еще один шаг назад. Чудовище тотчас придвинулось к нему. — Прими вид, присущий тебе от рождения!
— Так я и сделала, — возразила женщина-змея. — Я с радостью выполю и другие твои повеления.
Тогда бледный юноша выхватил из складок своего одеяния длинный волнистый кинжал. Ведя ее в эту комнату, он полагал обнажить совсем иное оружие, и теперь был разочарован.
— Похоже, мне все-таки придется убить тебя сразу, — сказал он.
— Убей, — согласилось чудовище. — Если сможешь, конечно.
Все еще с гримасой сожаления на красивом, холеном лице, юноша замахнулся и ударил. Он был уверен в своем оружии: этот кинжал он лично вынул из гробницы древнего государя, сгубившего немало чудовищ. Но едва лезвие коснулось чешуйчатой груди, оно разлетелось на три куска, словно было стеклянным.
— Наваждение, — вкрадчиво и тихо повторила Совейз. Тихонько раскачиваясь, она начала обвиваться вокруг ошеломленного юноши. Он сдернул с шеи украшение в виде петли с перекладиной — его острие могло пробить даже камень — и ударил снова, целясь чудовищу в желтый глаз. Но и это оружие постигла судьба предыдущего. — Я знаю одного Повелителя, он мастерски владеет искусством Наваждения, и он преподал мне немало уроков. Наваждения и Безумия, мой прекрасный мертвец. Ну, что ты скажешь теперь?
Говоря все это, чудовище, чем бы оно ни было — плодом воображения, наваждением, призраком из горячечного бреда или дочерью самого Повелителя Демонов, — все крепче сжимало юношу в своих объятиях, так что под конец он не мог шевельнуть даже пальцем. Чешуйчатые кольца сдавили его с невиданной силой, он не мог набрать воздуха, чтобы позвать на помощь. Единственное, что ему оставалось, это прошипеть змее прямо в желтые глаза:
— Ты можешь раздробить мне все кости, но все равно не убьешь таким образом.
— Ах, ты разбиваешь мне сердце, — ответило бредовое видение, чей голос теперь весьма напоминал — и звучанием, и насмешливыми интонациями, — голос некоего Олору. — Я отдаю тебе всю страсть юного тела, а ты почему-то говоришь о раздробленных костях и смерти.
Юное змеиное тело еще больше сжало свои кольца, и голова бедного юноши откинулась назад, как у мертвой птицы. Любой смертный уже давно испустил бы дух в таких объятиях. Но мертвец остался жив — хотя сейчас мог считаться мертвецом более, чем когда-либо.
Совейз отступила на шаг, позволив телу упасть на пол. Действительно ли она изменила свою сущность или создала лишь иллюзию удушающих объятий, и в том, и в другом случае она сотворила сейчас самое сильное колдовство из всех, какие ей до сих пор приходилось пропускать через себя. И теперь наслаждалась первой своей победой — более ощутимой и сладкой на вкус, чем любые иллюзорные творения.
Стоя над юношей и зная, что он, хоть и бездыханный, прекрасно слышит ее, Совейз произнесла:
— Увы тебе и твоему городу, правитель! Напрасно старик принес меня сюда. Ведь я не хотела войны. Но теперь я уничтожу тебя и твой город. Я — ваше самое уязвимое место. Раз уж я, ваша смерть, явилась сюда, я воцарюсь здесь.
Вся ее женская гордость, вся гордость дочери Азрарна была уязвлена. Как, какие-то мертвяки смеют хватать ее, вязать во сне, пытаться убить и съесть? Ее, порождение куда более черной ночи и куда более яркого света? Ей и без того есть о чем горевать и чего бояться. Она прошла огромный путь, не плача и не жалуясь, но только теперь поняла, что город умертвий стал последней каплей, переполнившей ее чашу терпения. И теперь она даст волю своему гневу!
Она вышла из комнаты. У двери ее встретило обезьяноподобное существо, полагавшее, что охраняет своего господина. Совейз направила на уродца указательный палец, и тот лопнул, словно бычий пузырь, проколотый иголкой. Совейз спустилась по лестнице вниз, и глупые неповоротливые нелюди попытались задержать ее. Девушка взмахнула рукой, растопырив пальцы, и ближайших к ней мычащих созданий испепелило на месте. Молнии заметались по залам, поджигая истлевшие занавеси и разбивая красные стекла. Армия нелюдей бросилась наутек, дико вереща от ужаса. Совейз видела, как они, словно белки, карабкаются по стенам на крышу, ища спасения от ужасных молний.
Покинув дворец, девушка двинулась вдоль темных городских улиц. Давно этот злосчастный город не видал такого зрелища! Она шла, одетая сетью голубых искрящихся разрядов, сметая все на своем пути. Несколько раз кто-то пытался заступить ей дорогу, но Совейз, прекрасная и устрашающая, просто шла вперед, а смельчаки просто разлетались, обожженные, в разные стороны.
Она сжигала траурные полотнища и опрокидывала стеллы, изукрашенные лживыми надписями. Небо над городом по-прежнему оставалось темным, запах тления не исчез, и мученические вопли и крики стервятников по-прежнему слышались отовсюду, ибо оргия полночи набирала силу. Но не меньшую силу набирало голубое пламя Совейз, отражаясь белым сполохом в темной чаше неба и в широко распахнутых глазах обитателей Шадма, города живых мертвецов. Эти глаза смотрели на Совейз отовсюду: из темных окон, из провалов дверей, из-за углов и колонн. И тотчас прятались, едва встречали ее полыхающий взгляд.
И когда она подошла к тем самым воротам, в которые люди Жадреда внесли ее на закате, в сердце города возник нарастающий грохот колес по каменной брусчатке и звон множества лошадиных подков.
Совейз остановилась в проеме меж двух башен, прямо перед высокими воротами, и принялась ждать.
Вскоре на главной городской улице показались колесницы. Их влекли лошади, чьи ребра выпирали из-под натянутой на них шкуры, чьи пустые глазницы исторгали пламя, чье дыхание было холодным, как лед. Колесницами правили призраки, подобные мерцающим облакам. И лишь когда они подъехали ближе, Совейз разглядела, что это брат и сестра, Властители Умертвий. Осадив лошадей, они вытянули на Совейз указующие персты. Позади них неровной темной бахромой колыхалось воинство их присных.
Юноша на колеснице взмахнул плетью и крикнул:
— Мы благодарны тебе за то, что предоставила нам такое славное развлечение! Но теперь мы все же сделаем с тобой, что собирались!
— Ну так подойдите и сделайте, — ответила на это Совейз.
— Ну нет, — улыбнулась ей со своей колесницы девушка. — Не так сразу. Доброе вино не пьют одним глотком.
— Что ж, — сказала Совейз. — Я рада, что вы собрались здесь, чтобы пожелать мне доброго пути.
С этими словами она повернулась и толкнула створки ворот своей маленькой ладонью. Из руки выметнулся шар огня, который пожрал и дерево, и стальные засовы, словно они были сделаны из бумаги.
Увидев такое, некоторые из мертвого воинства швырнули в нее копья, надеясь удержать, но оружие, остановившись в воздухе и поразмыслив немного, повернуло и полетело обратно. Призрачные лошади заржали и вскинулись на дыбы. Юноша упал на мостовую с собственным копье в груди, изрыгая самую черную брань.
— Завтра я буду снова жив! — крикнул он. — И тогда берегись меня!
— О, завтра! — пренебрежительно отозвалась Совейз.
Ворота города стояли открытыми перед ней — вернее, их не было вовсе — и она беспрепятственно вышла наружу.
Все призрачное воинство, возглавляемое оставшейся колесницей, помчалось ей вдогонку и преследовало всю ночь, но не приблизилось к девушке и на дюйм. Она шла через равнины, спокойная и отрешенная, и трава мягко стелилась ей под ноги, а темные волосы развевались за спиной, как крылья птицы. Но сразу за ней воздух густел, а трава поднималась кустами шиповника и ежевики, колючки обдирали шкуры с боков лошадей, плети кустарника врастали в спицы колес, град камней и снопы молний обрушивались на головы мертвецов. И, хотя мертвого нельзя убить дважды, они все же падали замертво, когда молнией им отрывало голову или когда камни дробили им позвоночник.
Совейз могла, если бы захотела, водить их так за собой до рассвета, покуда последних преследователей не опалит взошедшее солнце и они будут вынуждены повернуть домой. Но она не захотела.
- Предыдущая
- 34/43
- Следующая
