Убить мертвых - Ли Танит - Страница 22

• Предыдущая
• 22/43
• Следующая

— Все-таки мы путешествуем вместе, — сказал он. — Мне придется приглядывать за тобой.

Вдруг ты все-таки вспомнишь, каким образом даешь ей силы? Музыка помогает, да. Но тут нечто большее, нежели музыка.

Миаль, упершись, сердито повторил:

— Говорю же, я не видел ее вчера. Так что я тут ни при чем.

Дро спросил — внятно и тихо, и слова его разнеслись в ночи:

— Что ты говорил ей, когда она была жива?

Мысли Миаля понеслись вскачь. Он вспомнил — и страх ударил его наотмашь, словно кнут. Лучше бы не вспоминать... «Мой тебе совет, хотя вряд ли ты его послушаешься: беги отсюда». — «Куда же мне бежать?» — «Хотя бы — со мной».

Он не произнес этого вслух, но Дро, должно быть, все прочитал по его виноватому лицу.

— Пойми, ты не видел ее прошлой ночью, потому что меня не было поблизости, — сказал он.

— Не понимаю я, о чем ты, — буркнул Миаль. Но это была неправда.

— Подумай — поймешь, — уронил Дро.

Каким-то образом Миаль открыл Сидди путь в мир живых, и она использовала менестреля. Миаль был ее способом вернуться. Но Дро, которого она ненавидела и с которым у нее были свои счеты, был истинной причиной, по которой она не желала уходить. Пока, будучи еще не слишком сильна, Сидди Собан могла лишь досаждать им. Но потом, когда она наберется сил, когда Миаль и сам факт многих явлений укрепят ее...

Дро вернулся к костру и стал подбрасывать в него хворост. Миаль приплелся следом за ним, опасливо обходя тени деревьев и кустов, частенько оглядываясь на дуб на холме. Однако у огня менестрель немного успокоился. Дро снова сел, прислонившись спиной к стволу тополя, словно собрался караулить всю ночь.

Миаль, радуясь костру, уселся на траву. Четкий, обманчиво неподвижный силуэт Дро был его защитой от всех ужасов ночи.

— Когда тебя сменить? — спросил менестрель.

— Не думай об этом. Лучше постарайся припомнить, что такое ты ненароком прихватил с собой, чем она пользуется для возвращения. Пораскинь мозгами. Ты ими не слишком-то богат, так что много времени это не займет.

Миаль даже не обиделся. Он был сбит с толку, но чувствовал огромное облегчение оттого, что больше не был один, и был безумно рад этому. Чуть погодя он все-таки спросил — стыдливо и покаянно, поскольку прекрасно понимал, как неуместна его просьба:

— У тебя поесть ничего не найдется, а?

Миаль вышел из-за деревьев. Его разноцветные рукава бились на ветру с элегантностью, призванной скрыть смущение. На ходу он зашнуровал рубашку и принялся прыгать на одной ноге, натягивая сапог.

— Я перетряхнул все свои тряпки, — заявил он. Дро, как обычно, молча смотрел на него. — Я не нашел ничего от нее. Совсем ничего! Ни волоска!

— Ладно, — Дро отвернулся.

— Конечно, ты мне не веришь.

— Верю.

Миаль набрался наглости и брякнул:

— А может, это ты что-нибудь от нее прихватил?

— Единственное, чем она меня одарила, это пара царапин на скуле. Да и те уже зажили.

— О да. Быстро ты их залечил. Есть вообще хоть что-нибудь, чего ты не можешь?

Они съели по куску хлеба — у охотника осталось немного — и попили воды из родника. Миалю все время хотелось пуститься в оправдания, и, желая удержаться от этого, он принялся насвистывать. Потом он сообразил, что насвистывает мотив песни для Сидди, и похолодел.

Дро двинулся в путь без каких-либо приготовлений, заметных со стороны — просто поднялся на ноги и пошел. Миаль поплелся следом, словно побитый пес, понурый, противный сам себе.

Они пошли вдоль края лощины, туда, где она сужалась и сходила на нет. Спустились вниз, прошли по лощине, потом еще по одной...

Вокруг по-прежнему не было ни души. Ни единого дымка не поднималось к небесам, ни единый камешек не лежал иначе, чем угодно было силам природы. Ни возделанных полей, ни развалин. Если кто-то когда-то и проходил этим путем, то он не задержался, и все следы его давно стерлись.

В душе Миаля нарастало беспокойство. Всю жизнь он скитался по населенной местности — городам, селам и замкам, и был совершенно не подготовлен к путешествию по безлюдным краям. У него даже не было фляги, чтобы набрать воды из источника или ручья, с тех пор, как полгода назад ее раздавили в драке. То, что он так и не завел себе новую фляжку, говорило о том, что она была не слишком-то нужна ему. И все же менестрель шел на поиски Гисте Мортуа. На поиски Тиулотефа.

Когда Миаль впервые услышал о городе мертвых? Когда мысль о песне про неупокоенных захватила его воображение? Он не мог припомнить, как ни старался.

Во всяком случае, теперь у него больше не было выбора.

Он, как собачка, увязался следом за Дро, который упорно шел к цели. Он умолял охотника взять его с собой, и в то же время больше всего на свете Миалю хотелось бежать без оглядки. Но куда бежать, если жуткий ночной морок не отстанет?

Впереди открылся широкий покатый склон, изборожденный длинными грязными рытвинами. Трава на склоне выгорела, выцвела. Тут и там вздымались к небу темно-зеленые шпили деревьев. Ближе к вершине виднелись разломы цвета бисквита — там, где обнажилась глина. Миаль пришел в ужас от мысли, что придется туда карабкаться. Весь вчерашний день он провел в седле, и теперь ноги его ныли, их сводило судорогой. Поначалу ему удавалось отогнать усталость, но потом она снова вернулась.

Ветки каких-то кустов, вроде бы дикой смородины, были усыпаны ранними ягодами. Миаль принялся обрывать их и жадно есть. Потом он набрал еще горсть, догнал Дро и предложил ему. К немалому удивлению менестреля, охотник принял угощение и начал есть, словно сам даже не заметил смородиновых кустов.

— Уже за полдень. Когда привал? — спросил Миаль.

— Да брось ты, — почти шутливо сказал Дро. — Тебе так быстро надоела наша милая прогулка?

— Никак не могу понять, почему ты не ездишь верхом со своей... ну, с этой... В общем, никак не пойму. Тебе-то лошадь по карману.

— Если я начну ездить верхом, то больше не смогу ходить на своих двоих где бы то ни было, — сказал Дро. — Чтобы проклятая нога не закостенела на всю оставшуюся жизнь, ее надо постоянно расхаживать — иначе никак.

— Надо же! — Миаль был рад, даже польщен, услышав столь личное признание. Ободренный успехом, он проговорил: — Похоже, ты знаешь короткий путь в Тиулотеф.

— На самом деле знаю. Но лучше не надо имен. Почему, как ты думаешь, это место получило прозвище?

— И еще, — сказал Миаль. — Эта девушка...

— Нет, — отрезал Дро. — Об этом тоже не надо.

Испуганный и озадаченный, Миаль послушался.

Подъем все продолжался. Безлюдный край, оставшийся позади, теперь казался далеким и нереальным, почти недостижимым...

Мать Миаля умерла спустя шесть месяцев после его рождения. Это было еще одной его ошибкой — родиться из чрева женщины, которой суждено было умереть так рано. Возможно, из-за него она и умерла — вдобавок ко всем иным грехам, он оказался еще и непреднамеренным убийцей матери. Воспитанием юного Миаля — если только это можно было назвать воспитанием — занимался его грубый и жестокий отец. Когда ему исполнилось двенадцать, Миаль сбежал. И бегал до сих пор. И воровал до сих пор. Первой стоящей вещью, которую он украл в своей жизни, был его странный инструмент — который, в свою очередь, некогда присвоил отец менестреля. До этого Миаль воровал лишь по мелочи, по отцовскому указанию, подкрепленному ремнем.

Солнце клонилось к закату. Смеркалось, а Парл Дро и менестрель по-прежнему карабкались вверх по вогнутому склону, продолжая восхождение, начатое за час до полудня. Это безнадежное карабканье почему-то напомнило Миалю саму его жизнь. Хотя они ненадолго останавливались передохнуть в тени деревьев, его спина и ноги невыносимо ныли от усталости. Он никак не мог взять в толк, как это Дро, калека, умудряется шагать и шагать, так беззаботно, с такой своеобразной грацией. Менестрель уже начал думать, что охотник принуждает себя идти и не останавливаться просто назло ему, Миалю.

• Предыдущая
• 22/43
• Следующая