Повелитель гроз - Ли Танит - Страница 14
- Предыдущая
- 14/91
- Следующая
Ободрав ее хвост так высоко, как смог дотянуться, он свалил кучу своих сокровищ на плащ и завязал в узел.
— Что ж, мне все-таки удалось обобрать тебя, мать моя. Неразумно пригревать такого вора у себя за пазухой.
Он вообразил бессильную ярость на белом лице и, стоя под аркой, обернулся и отсалютовал ей, обезумевший от водного плена и свалившегося на него золота.
Во тьме он двигался с недостаточной осторожностью. Его узел подпрыгивал и звякал. На этот раз у него не было ни кремня, ни проводницы. Ему не удалось найти ступени.
В конце концов он понял, что где-то во мраке ошибся поворотом.
Он принялся озираться по сторонам, но не смог различить почти ничего. В этот миг до его слуха донесся отдаленный высокий звук, похожий на пение, который он уже слышал раньше. Амнор вслепую двинулся на этот звук, и он вроде бы стал громче, точно к незримому певцу присоединилось еще несколько.
— Анакир расхныкалась, — насмешливо сказал он вслух, но на лбу и ладонях у него выступил холодный пот. Он ускорил шаги.
Он был уверен, что не сможет найти лестницу. И что тогда? Возвращаться обратно? Почему-то даже мысль о том, чтобы вернуться в пещеру, казалась ему невыносимой. И звук — он стал громче. Он долбил его череп, точно нож.
Амнор обернулся, оглядываясь назад.
В узком проходе стоял человек, ясно различимый в темноте. Человек с кожей, как темная бронза, и при этом со светлыми глазами и волосами. Прямо на глазах у Амнора эти глаза и волосы начали расплываться и таять, как пламя; лицо померкло, став лицом Ашне'е. Ее губы раскрылись, и из их безмятежной бледности вырвался звенящий крик пещеры.
Безумным эхом отозвался ему крик Амнора. Он побежал. Узел в руках казался вдвойне, втройне потяжелевшим — он чуть было не швырнул его на землю и не оставил там, но почему-то не смог это сделать, хотя и хотел. Он бился о стены, получая синяки, а перед глазами у него мелькали разноцветные искры.
Внезапно откуда-то плеснуло светом дня. Он бросился туда, ослепший и стонущий, земля ушла у него из-под ног, и он упал.
— Очнись, — коснулся его сознания настойчивый женский голос несколько (как ему показалось) секунд спустя.
Амнор повернул голову и увидел девушку, стоявшую рядом с ним на коленях. У нее было по-крестьянски загорелое лицо и большие простодушные глаза.
— Я уж подумала, что ты дьявол из горы, — затараторила она. — Как-то раз я зашла туда, увидела свет и убежала. Но ты всего-навсего мужчина, — она бросила на него призывный взгляд.
Он сел. Жаркое солнце уже высушило его одежду. Сколько он провалялся здесь под взглядом этой низкородной шлюхи? Он опасливо взглянул на свой узел, но его, судя по всему, никто не трогал.
— Ты что, идешь через горы в Таддру?
— Да, — ответил он коротко.
— Тут скоро пойдут через перевал люди. Наша ферма совсем рядом, чуть ниже по склону. Если ты подождешь, то можешь пойти с ними.
Амнор бросил на нее взгляд. Путешествовать в компании было бы вполне разумно. У него не было никакой провизии, а ранние снегопады могли сковать горы льдом уже в самое ближайшее время. Кроме того, на этих склонах легко было наткнуться на разбойников.
Ферма почти ничем не отличалась от сарая. Тощая корова щипала жухлую траву, а у стены, точно засушенное насекомое, сидел старик без глаз.
Пока девушка ходила по своим делам, Амнор ждал в тени дома. Торговцы еще не проходили. Он задумался, не сочинила ли она их, чтобы задержать его здесь с какими-то коварными намерениями. Но для этого она казалась слишком безмозглой. Он попытался подступиться с вопросами к старику, но тот оказался не только безглазым, но еще и глухим.
Когда на ферму опустилась вечерняя прохлада, девушка дала ему хлеба с сыром и кружку молока, разведенного водой. После того как он расправился с едой, она уселась рядом и положила руку ему на бедро.
— Я буду ласкова с тобой, если ты хочешь. Если дашь что-нибудь, я сделаю все, что ты пожелаешь.
Так значит, она продавала себя, чтобы хоть как-то подработать на свое скудное житье. Он грубо схватил ее за плечо:
— Ты врала мне о путешественниках?
— Нет-нет, они придут завтра…
— Если ты сказала неправду, то пожалеешь об этом.
Он оттолкнул ее и улегся спать, кое-как примостив жесткий узел вместо подушки.
Спал он долго и глубоко, уставший до мозга костей. Перед рассветом ему приснился сон: Повелительница Змей вышла из горы и сползла по склону в хижину. Она обвила его своим хвостом, восемью руками, шипящими и поблескивающими змеями волос, и он играл с ней в игру страсти, которой обучила его Ашне'е.
Острые иглы солнечных лучей кольнули глаза, разбудив его. Путешественники уже пришли.
— В городе волнения и пожары, — сообщил ему один из них.
Амнор оглянулся на Корамвис — игрушечные белые башенки между вздымающимся и опадающим морем холмов. Он отвернулся, и впервые за все время в его сердце забрезжила мучительная досада и горькое отчаяние. Лорд-правитель действительно покоился под водами Иброна.
«Все погибло, — подумал он. — Остался лишь я сам. Да и меня больше не существует».
Гарнизонная колесница, снабженная сиденьем, с грохотом выкатилась из Степных врат Корамвиса в самый темный предрассветный час. Амун, возница, который некогда был победителем скачек на аренах Закориса, объехал мятежные кварталы, но до них все же донесся вой ветра и запах гари. Лицо Лиуна было суровым и непроницаемым, однако он пробормотал: «Иногда жалеешь, что боги создали тебя не кроликом или быком — да кем угодно, только бы не человеком».
Ломандра прижимала ребенка к себе, но он даже не пискнул. Она чувствовала, что над городом сгустилась какая-то смутная, но грозная сила. «Им еще придется расплатиться за это деяние», — подумала она и взмолилась, чтобы девушка действительно была мертва, когда толпа придет за ней. Ашне'е обещала ей, что будет так.
Они проехали через весь Дорфар, уже тронутый золотистым увяданием близкой осени, пересекли широкую реку, очутившись в Оммосе, где хорошенькие надушенные мальчики визжали при виде их колесницы, а статуи Зарока время от времени принимали в свои горны плоть нежеланных новорожденных девочек. У небольшой придорожной харчевни они увидели танцовщицу с огнем, за деньги полоса за полосой снимавшую со своего тела скудную одежду при помощи горящей головни.
«Это символ, — подумалось Ломандре. — Символ всей моей жизни».
И все же, когда они въехали в Зарависс, напряжение и горечь отпустили ее. Она чувствовала себя освобожденной, почти умиротворенной. Как и до поездки, она часто наблюдала за ребенком, но впервые смотрела на него без страха. «Кем он станет?» — раздумывала она. Скорее всего, каким-нибудь простым тружеником — охотником или фермером, в поте лица зарабатывающим на жизнь и ведать не ведающим о своем происхождении и драматических событиях, сопровождавших первые дни его жизни. А может быть, он умрет еще ребенком. Стоит ли ей оставить его себе, вырастить и дать ему то положение и благосостояние, какого она сможет добиться? — задалась она вопросом. Но этот план вызвал у нее немедленное внутреннее противодействие. Несмотря на сострадание, которое она испытывала, это было давление чужой воли, что-то вроде обязательства, наложенного на нее. Ребенок был не заравийцем, инородцем. В ее жизни, какой бы она ни стала, не было места для этого странного и пугающего незнакомца. И Ашне'е, казалось, знала об этом факте и одобряла его.
На закате, когда они отъехали от границы миль на десять и уже были в Тираи, их настиг первый в этом году холодный дождь.
Она покормила ребенка молоком под шум грозы, бившейся в закрытые ставни ее комнатки на постоялом дворе. Когда непогода наконец утихла, в окно пробились косые алые лучи заходящего солнца. Послышался стук в дверь. Открыв ее, она увидела стоящего на пороге Лиуна. Впервые за это время один из попутчиков-мужчин заглянул к ней после дневного путешествия. Она решила, что что-нибудь случилось, и кровь тревожно запульсировала у нее в висках.
- Предыдущая
- 14/91
- Следующая
