Пиратика-II. Возвращение на Остров Попугаев - Ли Танит - Страница 9
- Предыдущая
- 9/68
- Следующая
По сигналу трубы они поднялись на борт. Адмиралтейский офицер со смехом заметил, что это не совсем правильно, так как корабль еще не спущен на воду. Честный Лжец, тоже внезапно появившийся невесть откуда — какой сценический выход! — потянул за ручку свистка.
Его круглое лицо излучало добродушие. Одет он был не по-пиратски, однако носил в ухе знакомую бронзовую серьгу.
— Честный, где ты пропадал? — вскричал ошеломленный Уолтер.
— Да так, бродил по белу свету, — просиял Честный Лжец.
— Но…
Тут они очутились на палубе. Над головой высились голые мачты. Отовсюду пахло солью, мылом, лаком, металлом, смолой и краской.
Артия посмотрела на Эбада.
— Здравствуй, папа. Ты, наверное, тоже бродил по белу свету?
— А куда же мне еще деваться?
— Ты всегда окружен тайнами.
— Самую лучшую я тебе уже открыл.
— О тебе и моей маме. Да, она и вправду самая лучшая.
Остальные разбрелись по кораблю, ходили взад-вперед по палубе, мерили ее шагами, перекликались. Рядом с ними разгуливал адмиралтейский офицер.
— Они еще не догадались? — спросил Эбад.
— Рано или поздно сообразят, — улыбнулась Артия. — Смотри, Уолтер пустился в пляс. А Свин бегом бросился к камбузу. И Питер спускается вслед за ним…
— Да это же и есть тот самый корабль, Эбад! Наш «Незваный гость» собственной персоной! — воскликнул Эйри.
— Его перевернули, вычистили и починили сверху донизу, — сказала Артия. — Днище обшили медью, а если вы, мистер О'Ши, пересчитаете пушечные порты…
— Двадцать два! — прокричал Питер, появляясь из люка. — Два на корме, по девять с каждого борта, да еще…
— Две пушки на палубе. Ровно двадцать два, — кивнула Артия. — Нам нужна более многочисленная команда с опытными пушкарями. Ты знаешь, куда нас это приведет? — спросила она у Эбада.
Но тут Эйри весьма кстати затянул песенку:
— Хорошо пиратом быть, лягушатников громить! Мы объявим им войну, пустим олухов ко дну!
— В море, Артия, вот куда, — ответил Эбад. — Туда, где тебе больше всего нравится. Как отнесся Феликс?
— Для него это стало ударом.
— Ты с ним разговаривала?
— Пусть делает, что хочет.
Планкветт спорхнул с реи и бросился наперерез Свину, выходящему из камбуза. Пес отложил свою драгоценную косточку, и они с попугаем вцепились друг другу в горло. Это была их традиционная дружеская потасовка, и странно, что ни один из них до сих пор не начал ее. Во все стороны полетели перья и клочья шерсти.
Артия сказала:
— Это касается не только меня. Ведь того же самого хотят все остальные, верно?
— Может быть, — ответил Эбад. — А может, и нет.
— Что еще мы умеем делать? Пожалуй, выступать на сцене. Но мы узнали вкус настоящей жизни и теперь вряд ли туда вернемся. Дирк и Вускери пытались восстановить спектакль о Пиратике, Уолтер с Питером тоже, но дело не пошло. А ты, Честный и Свин вообще исчезли. Посмотри на Эйри, он радуется как ребенок.
— Или ему так кажется.
— Возможно. — Артия пожала плечами. — Но есть и другая сторона дела. Я говорю не о доблестных схватках с франкоспанцами во имя войны.
На лице Эбада ничего нельзя было прочесть. Артия тоже хорошо умела скрывать свои чувства. Наверное, думалось ей, она научилась этому у него еще в детстве, когда он, Молли и Артия ходили по морю или играли на сцене.
— Я говорю об Острове Сокровищ.
Они облокотились о поручень, глядя на зеленые воды Темиса.
— На том острове предметы, разбросанные на берегу, уносятся приливом и потом возвращаются, подобно тем алмазам и монетам, которые мы нашли. Вот что пришло мне в голову, Эбад: почему бы нам не вернуться за теми картами?
— Почему бы нам не вернуться? — эхом отозвался Эбад. — Но в таком случае, Артия, почему всем пиратам Семи Морей не пришла в голову та же самая мысль?
— Например, мистеру Хэркону Виру.
— Или, Голди.
— Корабль этот хороший. Двадцать две пушки. И теперь мы действуем в рамках закона.
— На войне — да.
Артия улыбнулась.
— Как я рада тебя видеть! Расскажи, папа, где ты пропадал.
— Ходил под парусами отсюда во Франкоспанию и обратно, вон с тем парнем в красной рубашке.
Артия резко обернулась. По доку, рассматривая разложенные на столах судостроительные инструменты, ходил высокий юноша с черными как смоль волосами, собранными в длинную косицу.
— Он тоже шерстит франкоспанцев на законных основаниях, — сказал Эбад. — Его зовут Дикий Майкл.
— Значит, для тебя эта война связана с личными мотивами?
— Артия, когда-то я был рабом. Ангелийская революция дала мне свободу. Во Франкоспании я до сих пор носил бы оковы. Там еще осталось много рабов, таких же, каким был я. Да, девочка моя. Для меня эта война — дело личное.
За столом в залитой огнями ламп таверне царило веселье. То тут, то там раздавался смех, пиво лилось рекой. Плотники и конопатчики со всего Четтеринга пили за свое кораблестроительное ремесло и хвастались. Почти никто тут не носил пиратских нарядов.
Разговор зашел о названиях кораблей:
— Слыхали об индейском военном фрегате «Грязнуля из Пакоры»? Я однажды чинил его в Арабийском море.
— В наши дни самый лучший — линкор «Золотой клюв», он перебил немало лягушатников.
— Говорят, в Амер-Рике построили новый быстроходный корабль, шестимачтовый.
— Да он на воде не удержится — затонет, как чугунный котел!
Дикий Майкл, обедавший с Артией и ее компанией, тоже вступил в разговор:
— Ребята, а вы слыхали о судне под названием «Тьфу ты черт»? — Никто о нем не знал. — Когда его спускали на воду и оно заскользило по стапелю, офицер, принимавший его, крикнул: «Нарекаю этот корабль…» — и вдруг споткнулся. Так оно до сих пор и зовется: «Тьфу ты черт», и скажу я вам, лучшей посудинки во всем свете не сыскать.
— А есть еще фрегат под названием «Лилия Апчхи», — подал голос корабельный плотник, сидевший в углу. — Назван так по схожей причине — кто-то не вовремя чихнул.
— А я слышал, что под ангелийским флагом ходит суденышко «Вот это пчелка!».
Все загалдели наперебой:
— Одна леди в Гренвичской стороне стала нарекать корабль, да вдруг увидела в толпе человека, которого любила всю жизнь и не смогла забыть за тридцать лет разлуки. Так судно с тех пор и зовется: «О Эдгар, это ты! Ах!» — это она упала в обморок.
— А мой брат божился, что в Синей Индее встречал корабль «Не надо было есть последнюю сосиску». Для краткости — «НЕБЕПС».
А на конце стола Катберт писал письмо жене. Он выводил одну и ту же строчку уже трижды, всякий раз немного изменяя ее.
"Дорагая Глэдис я ухажу в море…
Дарогая Гледис я сабераюс в моря…
Глэдес я уижжаю".
Тут в голову Катберту неожиданно пришла мысль. Он ни с кем ею не поделился. Компания подобралась веселая, а приятель Эбада Дикий Майкл казался неплохим парнем, хоть и жутковатым немного. Но среди них, чувствовал Глэд, нет никого, с кем можно было бы посоветоваться, тихонько отозвав в сторонку.
Эта заноза вошла в его мозг, когда он смотрел на ростру, украшавшую нос подновленного «Незваного гостя». Но до сей минуты он не улавливал связи. А сейчас глупо заговаривать об этом. Что-то мнителен он стал. Глэд уже жалел, что услышал в Двух Церквах ту историю. До сих пор он не связывал ее с кораблем, который они с Тинки видели в Драконовой бухте. Он счел, что должен рассказать Артии о Голиафе и о Мэри Ад. Из-за Голди, пакостной Голиафовой дочки, вот из-за чего.
Но все-таки… «Вдова», мифическая или настоящая, бросила на них длинную черную тень. Возможно, она уже встречалась им когда-то в далеком прошлом.
Потому что ростру «Незваного» как будто лепили с самой Вдовы. Задрапированная в темную вуаль, она царит на корабле, который тащит за собой сети и затягивает в них пиратов… Нет, куда бы они ни направлялись — бить франкоспанцев или искать карты с сокровищами, — Глэд Катберт не хотел начинать новое путешествие с такого предзнаменования. Но остальным ничего говорить нельзя. Актеры и моряки — самые суеверные люди на свете.
- Предыдущая
- 9/68
- Следующая