Пиратика - Ли Танит - Страница 57
- Предыдущая
- 57/63
- Следующая
Артия медленно проговорила:
— Хэркон покинул вас после несчастного случая с пушкой. После гибели Молли…
— Сразу же. Он тогда совсем голову потерял. Но и мы были не лучше. А потом появился Уэзерхаус. Меня до сих пор совесть мучает за то, что я позволил ему забрать тебя, но закон был на его стороне. Я хотел заменить тебе отца, Артия. Им должен был стать я, а не он.
— И я гордилась бы таким отцом, Эбад! Но у этого дела есть и другая сторона.
— Знаю, Артия, знаю! До меня постепенно тоже начало доходить…
Некоторое время они сидели молча. Ни один из них не решался вслух произнести мысль, мучившую обоих: не подстроил ли Хэркон Бир тот злосчастный взрыв, чтобы убить Эбада, вызвать переполох и под шумок стащить карту Острова Сокровищ? Не Хэркон ли Бир всыпал излишек пороха в сценическую пушку под названием «Герцогиня»? Что это — несчастный случай или убийство?
Если это так, его план окончился неудачей. Погибла Молли, а не Эбад. А карту, заранее припрятанную предусмотрительным Эбадом, Хэркон так и не нашел…
Неожиданно над их головами завозился Планкветт:
— Восемь генералов!
Свин, всё еще не выпускающий из зубов свою косточку, выпрыгнул на палубу и громко залаял. Он выбежал из кают-компании — неужели чтобы предупредить их?!
Эбад приподнялся, готовясь выскользнуть на палубу.
— Нам надо поговорить еще раз, — сказала Артия.
— Может быть, на этом свете уже не удастся. Но в следующей жизни я непременно увижу тебя, Артия Стреллби, юная Пиратика. Тебя и твою маму…
Когда судовые офицеры появились на палубе, Эбада и след простыл. Артия вежливо пожелала им доброго вечера: она давно уже стояла на корме с аккуратно связанными за спиной руками.
А в голове у нее клубилось прошлое. Душа полнилась утратой — она потеряла свою любовь. Дважды. Мама, а потом… Впрочем, вторая любовь так и не состоялась. За узкой полоской воды, на соседнем корабле, Феликс Феникс, наверное, уже спит, радуясь тому, что дни Артии сочтены. А сочтены ли они? Далеко ли еще до Ангелии и до веревочной петли?
Смертная казнь через повешение!
Со скамьи подсудимых встала молодая девушка. Она стояла, высоко подняв голову, и по спине ее струилась рыжая, как у лисицы, прядь волос. Одета она была в мужской костюм. Ей велели остаться в нём, чтобы продемонстрировать судье, присяжным и публике, что она не стоит доброго слова.
Кроме того, девушке этой, более известной под прозвищем Пиратика, сказали, что, поскольку она когда-то была обучена актерскому мастерству, ей разрешается отвечать на вопросы судьи не более чем в десяти словах и ни в коем случае не произносить долгих речей.
Когда она вошла в зал, публика разразилась аплодисментами. Это побудило судью в напудренном парике и отороченной мехом мантии крикнуть судебным приставам:
— Прекратите шум! Заткните им рты или вытолкайте наружу!
Сейчас публика молчала. Слушание дела не затянулось надолго. Множество свидетелей поведали присяжным заседателям о страшных злодеяниях Пиратики на просторах Семи Морей, среди них — кофейный торговец мистер Кофе и капитан Болт. Они назвали ее исчадием женского племени. Если мужчина становится пиратом, он превращается в дьявольское отродье, но если уж на такой шаг идет женщина — она ни больше ни меньше как сама дьяволица. Капитан военного фрегата «Неуязвимый» тщетно пытался рассказать о безупречном поведении Пиратики во время возвращения домой. Он нашел ее особой чрезвычайно умной, добропорядочной и, несомненно, очаровательной. То же самое он мог сказать и об ее команде (все знали, что этот самый судья не далее как вчера приговорил команду «Незваного гостя» к повешению). Капитана быстренько лишили слова, и невозможного не произошло.
Для разбойников с большой дороги и для пиратов закон предусматривал одно-единственное наказание. Чтобы объявить его, судья накинул на голову черное покрывало.
Как только страшные слова были произнесены, Пиратика повернулась к судье и устремила на его черное покрывало взгляд, полный ледяного пламени.
Хоть он и приговорил ее к повешению, но напоследок не удержался и отпустил еще одно колкое замечание:
— Девушка, вас ждет смерть. И вы ее заслужили. Вы бесчестье своей страны и всего женского рода.
И она ответила ему в девяти словах — с безупречной дикцией опытной актрисы:
— А вы, сударь, бесчестье всего мира и рода человеческого.
Потом ее увели. Невзирая на дубинки судебных приставов, публика топала ногами и громко аплодировала.
Загремели ключи, дверь со скрипом отворилась. В камеру заглянуло носатое лицо тюремщика.
— О, госпожа Пиратика, препокорнейше прошу у вас разрешения войти.
— Входите, коли нужно.
Тюремщик вошел — точнее, просунул в дверь голову, плечи, одну руку и ступил одной ногой. Дальше заходить он ни разу не отважился, должно быть, опасаясь, что на него ринется коварная девушка-пиратка и ее ужасный попугай.
Артия холодно взглянула на него:
— Что вам нужно?
Планкветт, взгромоздившись на спинку шаткого стула, закудахтал по-петушиному.
— Препокорнейше хотел узнать, что госпожа желала бы получить на обед?
— Надо думать, то же, чем вы обычно меня потчуете. Черствый хлеб и недоваренную крысу…
— О! — воскликнул тюремщик. — Ну и шутница же вы!
Артия отвернулась. (Планкветт тоже — он закрыл глаза, сложил крылья и задремал.) Артия выглянула в крохотное, забранное частой решеткой окно своей камеры.
В Ангелию снова пришла зима. Артии же казалось, что зима эта так и не заканчивалась: как началась перед ее отъездом, так и тянулась все эти долгие месяцы, пока она странствовала по морям. Падал снег, тотчас же превращаясь в черную талую жижу. За окном между серыми облаками и серой землей лениво катил холодные серые воды Темис. Казалось, реке до смерти надоел и город Ландон, и его задворки, надоел до такой степени, что даже течь в полную силу ей не хочется. На галечном берегу под Олденгейтской тюрьмой, укрывшей черными тенями склизкие камни, располагалась знаменитая площадь для казней. Пиратам и разбойникам, таким, как Артия, отводилось на ней особое место, называемое Локсколдской виселицей.
Из окна Артии была видна только верхняя перекладина виселицы. Но и этого было более чем достаточно…
Поверила ли она наконец в это? Ей казалось, что да. И всё-таки виселица казалась ей ужасно далекой, ничуть не ближе, чем она виделась с палубы доставившего ее в Ангелию корабля.
Ей не разрешили оставить при себе ни единой монетки — капитан «Неуязвимого» (тот самый, который говорил на суде о ее добродетелях) дал ей золота на подкуп тюремщиков, — а это было единственным способом получить приличную еду и мало-мальские удобства. Однако ландонская полиция безжалостно вычистила карманы Артии.
Значит, о подкупе речи быть не могло. Очень жаль, потому что у нее созрел небольшой план…
Тюремщик в дверях переминался с ноги на ногу, не входя в камеру, но и не выходя из нее. Вдруг он сказал:
— В газетах только о вас и пишут. О вас и о вашей команде. Я принесу вам почитать, если хотите. Весь Ландон про вас читает. Неустрашимые актеры — вот как вас называют. Герои морей, совсем как Робина Гуд и его веселый народец. «Ландон таймс» даже зашифровала ваше имя в шараде. И все только и говорят о благородстве и мужестве Пиратики, бесстрашной и храброй. В суде был журналист, уж он вашу команду так хвалил, так хвалил! Говорит, они благородные пираты, первые в своем роде.
— Зачем вы мне всё это рассказываете?
— Ну… гм… понимаете ли… — загнусавил тюремщик. — У нас тут есть… гм… одна книга.
За окном показался большой корабль, идущий вниз по реке. Могучий, под наполовину убранными парусами, мачты — как колонны. Чтобы ускорить ход, его тянули на буксире три шлюпки. На веслах сидели матросы — совсем как в полосе штилей… В нежданных лучах зимнего солнца снасти блестели серебром, а палуба отливала золотом. Даже в серовато-белом свете тусклого дня судно сверкало, и вода вокруг него, пробужденная от спячки, рассыпалась искрами.
- Предыдущая
- 57/63
- Следующая
