Пиратика - Ли Танит - Страница 37
- Предыдущая
- 37/63
- Следующая
Иногда делали небольшой перерыв на отдых. Или же Артия заменяла кого-нибудь из гребцов на Эйри, Вускери или Черного Хвата (сама она ни разу ни с кем не менялась, работая в полную силу). По ночам люди лежали вповалку на палубе — внизу было еще жарче — и оглашали воздух протяжными стонами.
Свин перестал скулить. Он бродил по палубе, лизал руки своих друзей, будто старался утешить.
— Славный он пес.
— Лучший пес в Ангелии.
— Ангелия, о старая добрая Ангелия, увидим ли мы когда-нибудь твои бледные прохладные берега?!
Планкветт то и дело слетал вниз, чтобы помочь Артии грести: он усаживался ей на голову, дожидаясь, когда она начнет ругаться, или же садился на весло и вспархивал, едва оно касалось воды, потом садился обратно — и так раз за разом.
— Планкветт… я… тебя… убью… я… из тебя… суп сварю!
Планкветт, восседая на носу шлюпки, невозмутимо чистил крылышки.
— Восемь амбалов.
В тот вечер, улучив минуту отдыха, Феликс Феникс присел в тени брезентового навеса, натянутого над полубаком, и принялся рисовать. Пальцы у него были скользкими от пота, белая рубаха прилипла к спине.
Артия подошла к нему, посмотрела сверху вниз сначала на него, потом на его работу.
— Руки от весел не болят? Карандаш из пальцев не выскальзывает? Как жаль, что вам приходится растрачивать свою энергию понапрасну.
Ибо Феликс рисовал Малышку Голди. Бессердечное лицо в форме сердечка, широко распахнутые глаза, буйные черные кудри. Идеальное сходство. Сразу видно — постарался.
Феликс ничего не сказал, но и портрет не спрятал.
Эбад заверил их, что они прошли на веслах уже немало миль. Хотя на вид ничего не изменилось. И небо, и море оставались всё такими же, только к вечеру делались темнее. И жара по ночам становилась чуть менее удушающей.
Черный Хват сказал Соленому Питеру:
— Никогда не видал, чтобы капитан греб наравне со всеми.
Соленый Питер лишь ухмыльнулся. Планкветт сбросил на палубу белесую бомбочку.
Сидящий в «вороньем гнезде» Дирк завопил:
— Вижу ветер! Он приближается!
— Но ветер нельзя увидеть, — удивился Глэд Катберт. Но тут все повернулись туда, куда указывал Дирк — к северу, — и поняли, что Катберт ошибается. Этот ветер увидеть было можно.
Море ожило. Навстречу кораблю, словно серо-голубые гончие псы, мчались волны, рассеченные глубокими впадинами, а над горизонтом курчавилась огромная туча, похожая на бледно-голубой кочан цветной капусты. Океан превратился в кастрюлю кипящего супа.
— Шлюпки на борт! Паруса… все на реи!
Пираты-актеры, кряхтя и постанывая от боли в натруженных руках, взлетели на мачты.
Свин лаял им вслед.
Корабль накрыла стена роскошной прохлады, и все вокруг — люди, пес и попугай, море, воздух и небо — вздохнули полной грудью. Паруса наполнились ветром, захлопали и выгнулись дугой.
«Незваный гость» сорвался с места, точно обезумевший пес, черпая бортами верхушки волн.
— Это ненадолго, — проворчал Черный Хват.
Феликс Феникс вскочил на ноги, пошатнулся на обезумевшей палубе пробудившегося корабля, и ветер вырвал у него рисунок. Портрет Малышки Голди вспорхнул и заплясал в воздухе, как ни в чём не повинная белая птица.
— Какая жалость, — произнесла Артия. Впрочем, злорадствовать было некогда.
Ветер продержался до третьих ночных склянок, а потом, вместе со звоном судового колокола, таинственным образом утих, погрузился в море и исчез.
— Я же говорил.
— Закрой свою пасть, Черный, — проворчал Вускери в усы. — Ты уже у всех в печенках сидишь.
Но тут Эйри простонал:
— Ох… слышите? Это барабаны…
В нависшей над морем мертвенной тишине люди с благоговейным ужасом прислушивались к странному, сверхъестественному звуку, о котором не раз сообщали сотни побывавших в этих местах путешественников.
Тихий перестук раздавался то с одной стороны, то с другой. Тра-та-та… тра-та-та… Словно бьют в барабаны целые роты крошечных оловянных солдатиков. Кукольная барабанная дробь… Они слушали ее больше часа. Даже луна взошла, чтобы послушать. Но не осветила ничего, кроме моря и корабля на нём.
Когда призрачный звук, наконец, утих, вернулся ветер, сильный, но более ровный. Всю ночь он гнал застоявшийся корабль на юго-восток, к благодатным берегам Африкании, где пиратов вместе с их богатством и золотом рады были приветствовать не знающие закона веселые города.
«Незваный гость» ненадолго останавливался в этих шумных, выстроенных на скорую руку городах. Пираты ужинали жареной рыбой, ночевали среди пальм, где в тишине прямо под ослепительно-яркими звездами варили желтый бренди. Стройные, чернокожие местные жители увенчивали их — особенно Феликса, Эбада и Эйри — венками из ярких тропических цветов и предлагали им своих жен. (Это предложение очень заинтересовало Эйри. Его пришлось чуть ли не силком тащить на корабль.) Даже Артии предложили жену. Артия улыбнулась и ответила, что у нее, увы, уже есть одна жена в Ангелии.
По улицам бревенчатого Кейп-Тауна, под знаменитой пурпурной горой, вышагивали львы с бусинами в гриве и накрашенными когтями. Зебры полосатыми стадами бежали к бухте, где на якоре стояли десятки кораблей — китобои, торговцы, несомненные пираты под разными флагами. По приказу Артии перед входом в первый же порт они подняли розовую «Веселую Молли». Сюда же они вошли под Республиканским Джеком. В Кейп-Тауне у них были дела, не связанные с пиратством.
Когда часть товаров была спущена на берег, часть денег потрачена, а на борт погружены несколько ящиков с необработанными алмазами (в неограненном виде они оказались совсем не такими, какими представляла их себе Артия), команда решила пополнить кладовые фруктами и съестными припасами. Соленого Уолтера с трудом уговорили не покупать зебру — «Только представь себе, как эта полосатая тварь будет брыкаться и ржать всю ночь!» С утренним приливом «Незваный гость» снова пустился в путь.
— Там, за горизонтом, — восклицал Эйри, мелодраматически простирая руки, — лежит мыс Доброй Надежды — место, где встречаются два океана. Дальше к северу тесно переплетенные земли, словно суровые родители, не дающие встречаться двоим влюбленным, разделяют Аталантический и Индейский океан. Но здесь ничто их не останавливает, и два великих моря соединяют свои воды. И разве можем мы на нашей маленькой бригантине устоять в их пылких объятиях?
— Это монолог из пьесы, — заметил Дирк.
— Знаю, — ответила Артия. — Я помню. — Если не считать тусклых алмазов, ей казалось, что она помнит и всё остальное тоже. Помнит даже свободный Кейп-Таун. Неужели она здесь уже бывала?!
Ночью разразился шторм.
Сначала на море опустился туман, и выступающие из него скалистые берега больше не выглядели ни дружелюбными, ни цветущими. Потом туман соткался в призрачный силуэт, который всем показался похожим на череп со скрещенными костями.
— Плохой знак. Здесь поселился ужас…
— Попридержи язык, Эйри. Не надо сейчас об этом…
Море пока что было спокойным, ветер еще тих. Артия распределила вахты и отправила остальных отдыхать. А сама пошла к себе в каюту. Феликс остался на квартердеке.
Она пожелала ему доброй ночи — он не ответил. Наверно, погрузился в мечты о Голди, решила Артия.
В капитанской каюте Планкветт грыз шоколад и щелкал клювом по картам капитана Болта, которые, как и все его книги, во влажной духоте штилевой полосы покрылись зеленоватой плесенью (карта, провощенная и надежно запечатанная в футляр из акульей кожи, осталась невредимой).
— Чую, Планкветт, погода портится. И Свин тоже это чувствует — то-то опять внизу спрятался.
— Корабль! — завопил Планкветт незнакомым голосом. — Помогите! Помогите! Спасите наши туши!
— Тс-с.
Хрустальные окна каюты запотели изнутри, снаружи их застилали темнота и туман.
- Предыдущая
- 37/63
- Следующая
