Ничего неизменного - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 21

— А так всю жизнь прожила бы, и не знала, кто он? И он бы мне врал всю жизнь, да? И мне, и маме? Девятнадцать лет врал, и дальше бы продолжал?

Возразить он не успел, она сама помотала головой:

— Раньше я бы так и подумала, если б оказалось, что он изучает вампиров, а не Коран. Но это так страшно — это все. То, что здесь. То, что со мной. Он знал. И ничего нам не сказал. Он нас защищал. Я сама маме про этот ужас — никогда! Пусть она думает, что… Пусть похоронит меня. Пусть папа ее и дальше обманывает. Ты не врешь? Про него? Я не останусь одна, правда? Даже если нет способа, даже если придется умереть, папа будет со мной?

В чем Хасан точно был прав, так это в том, что они обязаны были вернуть девчонку отцу. Пусть даже, тот попытается их убить. Пусть даже его придется прикончить, и тогда Соню ждет одиночество, которого она так боится.

— Он тебя ищет, — сказал Заноза вслух. — Считай, нашел. Уедем отсюда — позвонишь ему. Ты как? Готова ехать? Сначала к нам в контору, там есть, где передневать. А завтра ночью, если все сложится, мы тебя отвезем к отцу. Сегодня уже не успеем — рассвет на подходе.

— Ты сильно скучаешь по солнцу?

— Нет. — Он подумал над ответом, и понял, что сказал правду: — вообще не скучаю. Я скучаю по осени в октябре. Ночью не видно красок, а мне бы хотелось увидеть свой парк красным и золотым.

— Здесь такого не бывает, — Соня попыталась встать, но ноги не держали. Двухсуточная голодовка после афата, понятно, что сил у нее не было. Нужно либо поесть, либо терпеть и позволять носить себя на руках. — Здесь всегда все зеленое. И цветы. Никакой осени, ни в октябре, ни в ноябре, никогда. Значит, я ничего не потеряю. Я позвоню папе прямо сегодня, ладно? Раз уж все равно не сплю. Я не скажу, куда вы меня привезли. Просто хочу знать, что он… не Коран изучает.

— Что ты не останешься одна. Я понял. Думаю, Хасан разрешит позвонить.

Мысли по-прежнему путались, эмоции плясали джигу, управлять дайном почти не получалось и воздействие грозило выйти из-под контроля. Зачаровать эту девочку навсегда, чтобы даже не вспоминала про одиночество. Чтобы знала, что есть другие. Ну, да. И чтобы ее отец, обнаружив чары, решил, что упыри подослали к венаторам резидента.

Вампиры не бывают одиночками. Не у всех есть стаи, но у всех есть друзья, должники, кредиторы. Без этого не выжить. Значит, Соня станет первым в мире полностью одиноким вампиром. Она любит отца. Может, все-таки, не зря?

Четырехчасовой перелет до Владивостока. Мартин скучал. Читать не хотелось, фильмотека была старая, а рисовать — нельзя. Незачем удивлять сослуживцев внезапно появившимися способностями. Человек, занимавший это тело до него, рисовать не умел. Хотя мог бы, если бы поучился. Талантливый был парень.

Мартин не отпустил его душу. Не хотел, чтоб тот Мартин, настоящий, попал в какое-нибудь плохое место, уготованное самоубийцам. Так что сначала их личности конфликтовали, потом научились взаимодействовать, а теперь он уже и сам не смог бы сказать, где заканчивается человек и начинается демон. Это было не так уж плохо, за исключением того, что жизнь Мартина-человека он стал считать своей, и все проблемы принял, как собственные, а ведь эти проблемы до самоубийства и довели.

Телефон засигналил как раз вовремя. Отвлек от мыслей. Звонил Заноза, и Мартин уже собирался спросить, который час и которое число на Тарвуде, чтоб из Владивостока уйти на остров минут через десять после звонка, как выяснилось, что упырь звонит из дома. Со своей Земли. И по очень странному делу.

— У меня тут вампирша, которую нужно спрятать, — сообщил он сразу после того, как поздоровался. — Очень хорошо спрятать. Она важный свидетель. А говорить… отказывается.

Пауза была полна эмоций. Если, ориентируясь на интонации, представить лицо Занозы, его взгляд, мимику, очень легко услышать непроизнесенные ругательства. То ли у него там поблизости дамы, то ли эта самая вампирша, которая отказывается говорить.

— Ты ее не можешь зачаровать? — удивился Мартин.

— Могу. Но спрятать ее все равно нужно. Иначе съедят. Мартин, если ты позволишь, я бы ее увел на Тарвуд. На месяц. Пока не исчезнет метка, по которой ее могут найти.

— Да приводи, конечно!

Ага. Сначала сказал, потом задумался. А почему Заноза, вообще, спросил разрешения? Потому что считает Тарвуд его территорией? Считает его самого хищником, а остров — охотничьими угодьями? Или это с вампиршей что-то не так?

— Еще раз, — Заноза, кажется, улыбнулся. — Все обдумай и скажи это еще раз.

— С ней что-то не то?

Мартин сказал бы еще раз. Дайны, которые Заноза называл дайнами власти, на него не действовали, но отказывать упырю все равно было трудно. Однако Заноза сам предложил подумать. А значит, подумать стоит.

— Сейчас кажется, что с ней порядок, но два часа назад она готова была убить восемнадцать несовершеннолетних, и, кроме того, имеет привычку заедать жертв до смерти.

— Если это означает, что она будет разбивать бутылочки из-под крови, то привычка не кажется страшной. Ты сможешь ей объяснить, что на Тарвуде нельзя охотиться? У вас же есть какие-то правила? Например, скажи ей, что это твои люди. Или — мои. Она боится демонов?

— Угу. Демонов боится. Вас все боятся. Значит, я могу ссылаться на тебя?

— Так тебе это было нужно? Страшный демон Мартин, у которого все люди на Тарвуде сосчитаны?

— Мне нужно было твое разрешение притащить на твой остров неадекватную хищную тварь.

— Я слышал, — заметил Мартин нейтрально, надеясь на то, что Заноза не поймет, каких трудов ему стоит не улыбаться, — ты притащил своему Хасану гигантскую собаку-людоеда? И как? Принял он подарок?

— Да, конечно!

В голосе такая уверенность, что Хасану можно лишь посочувствовать. И себе заодно.

— Ну, уж если он взял собаку навсегда, то я, так и быть, возьму вампиршу на месяц.

— Под мою ответственность, Мартин. Если она, все-таки, кого-нибудь сожрет, будем считать, что это я сделал.

— Нет, не будем. С тебя я сам ничего спросить не смогу, и Калимме не отдам. Так что если твоя вампирша убьет кого-нибудь, она сама за это и ответит. В ее интересах вести себя хорошо.

— Ок. Как скажешь. Ее зовут Виолет дю Порслейн. Кажется, она художник. Она говорит, что художник. Но, по-моему, типичная модель. В общем, спасибо.

— Да не за что. Приводи ее вечером в «СиД».

— Нет, лучше ты приходи в таверну. Не хочу, чтоб Лэа думала, будто я знакомлю тебя с красивыми, мертвыми дамами. У меня тут детский сад в зоопарке, детки в клетках, и некормленые хищники, так что отбой.

— До вечера.

Мартин сунул телефон в карман. Увидел устремленные на него с соседних кресел любопытные взгляды сослуживцев. Он говорил по-итальянски, а в группе понимали японский, суахили и английский — то, что для работы нужно. Но за десять лет совместной работы итальянский, на уровне разговорника, выучили все. Куда деваться, если и прежний Мартин, и он сам нередко перескакивали с русского на родной язык?

— Сценарист, — объяснил Мартин коротко. — Пишет для сериала про нечистую силу. Консультируется.

После того, как он раскрыл дело семьи Лопариных, он считался знатоком в вопросах суеверий и колдовства. Так что объяснение приняли без вопросов. Мартин якшался с богемой, был завсегдатаем в «Нандо», его родители жили в особняке в Центральном округе. Кому, как не ему, дружить со всякими там сценаристами? И консультировать их. Притом, наверняка, бесплатно.

Мда. Лучше б, конечно, так оно и было. Никакой нечисти, никаких вампиров. Никаких проблем.

Но без вампиров не было бы и Занозы.

Вот всегда так. Нет проблем — нет Занозы. Есть Заноза — и проблемы неизбежны. Выбор, впрочем, очевиден.