Одержимый Шон - Ли Танит - Страница 20

• Предыдущая
• 20/26
• Следующая

Шон не стал стучать. Он ударил ногой в дверь, она подалась и, громыхая, отползла от стены вовнутрь.

Огромное помещение, открылось его взгляду. Оно было убрано черными драпировками и освещено дымящимися золотыми сосудами с красным пламенем, висящими в воздухе.

Посреди него стояла девочка в зеленом, опустив голову.

Хотя он все еще хотел с нею посчитаться, он не назвал ее по имени.

— Так-так, девушка, — сказал он, — ты не дочь Крея, но его любимица.

Она не посмотрела на него, но довольно гордо объявила:

— Я наказана за то, что проявила к тебе жалость.

— О, не надо меня жалеть! — съязвил он. Но она удивила его.

— Как же мне не жалеть такого дурочка? — возразила она. Она плакала. Он видел следы слез на ее щеках.

Его изумление все увеличивалось. Он запутался. Если она плакала из-за него, то должна была быть причина.

— Где твой король? — спросил он.

— Он стоит позади тебя.

Шон резко обернулся, и воздух улетучился из его легких, как будто он получил страшный удар в живот.

— Ступай дочка! — сказало создание, которое стояло так же близко, как перед этим Захидда. Шон слышал шуршание ее юбки по полу, когда она шла, но не повернулся, чтобы взглянуть на нее. Глаза его были прикованы к Крею.

Крей был таким, каким его описал Дирн. Но одно дело выслушивать рассказ, и совсем другое — стоять от него в двух шагах.

Он был не таким большим, как статуя в розовом зале, примерно около двух метров. Он был одет в черное и золотое, оттуда торчали длинные, одетые в перчатки, усыпанные драгоценными камнями руки. Одеяние скрывало ноги, если это были ноги. Голова была головой ворона. Масляно-блестящее жабо из перьев на шее, гладкий черный выступ лица, угольно-черный клюв. И сверкающие, как темные рубины, глаза. Это не была маска, это было живым — плоть и кровь, перья и глаза. И когда клюв открывался, оттуда вылетали человеческие слова, нечеткие, но слышимые, и вместе со словами вырывалось отвратительное зловоние.

Одетые в перчатки руки были руками у короля. Они могли угрожать Шону ножом или веревкой. Но клюв — он мог его буквально разрубить на кусочки.

— Что скажешь? — спросил Крей.

— Мы уже разговаривали, — сказал Шон. Больше он ничего не смог из себя выдавить, и это прозвучало грубо.

— Да, но не так приятно, как здесь.

Ну, нравлюсь я тебе теперь, когда ты меня увидел? Считаешь ли ты меня красивым?

Крей начал медленно двигаться вокруг него. Он поймал себя на том, что поворачивается вокруг своей оси, чтобы все время видеть это омерзительное птичье лицо.

— Ну, — сказал Крей, — ты можешь меня не бояться. Ты нашел дорогу в мой город, чтобы посетить меня, не так ли? Может быть, чтобы предложить мне свою службу, как какому-нибудь свиному королю из ваших убогих деревень на террасах. Или тебе рассказали, а ты не поверил, что мастер Смерть живет здесь, мастер Смерть с вороньей головой и властью?

Шон был не в состоянии владеть собственными мыслями. Как будто Крей заковал в цепи его язык и разум. Это было больше, чем страх. Это был род инстинктивной антипатии, так как подобное существо не имело права существовать в этом мире. Но только не в мире безумия.

— Я разочарован, — прогнусавил Крей. — Я слышал, ты слывешь бойцом, преданным своим друзьям.

Это было ключевым словом, вернувшим Шону память.

— Где Дирн? — спросил Шон.

— Наконец-то! — сказал Крей. Половинки черного клюва щелкнули друг о друга, затем снова раскрылись. — Дирн заперт в глубоко спрятанной комнате. Дай мне сказать. Я готов принять тебя в мой город при условии, что ты заслужишь свое место. Ты должен быть голубоглазым героем. Ты должен бороться. Я выберу из рядов моего племени бойца. Если ты его убьешь, Дирна освободят, и вы оба станете моими сыновьями, детьми Смерти. Но если мой боец победит тебя, Дирна убьют. Боец, конечно, убьет и тебя, юный воин. Это именно борьба не на жизнь, а на смерть.

— А если откажусь? — спросил Шон.

Это был риторический вопрос, на который Крей лишь ответил бы: тогда Дирна убьют сразу. И правильно, это именно его ответ.

— Считай это, — добавил он, — моей шуткой.

— Ты…

— Нет, нет! Не наноси оскорблений, в чем ты позже будешь раскаиваться. Теперь, когда ты снова обрел свой голос, используй его с умом. Ты единственный в своем роде. До сих пор никто из тех, кто видел нас в лесу, не уходил далеко от смерти. Тебе повезло. Поэтому я тебе сразу даю преимущество.

Сердце не помещалось у Шона в груди, казалось, оно стучит ему в уши.

— Ваши волшебные силы заразны, — сказал он, — и…

— Ах, да. Дух, которым, как ты веришь, ты одержим, и который учит тебя нашему волшебству. Мой друг, по сравнению с Креем и его двором ты не более, чем младенец. Тем не менее ты можешь во время поединка извлечь немного пользы из того маленького волшебства, которым ты владеешь.

Пот покрыл тело Шона, как вязкая роса, и его тонкая одежда приклеилась к нему. В Трясине Крея он танцевал, когда нужно было бежать, зевал, когда нужно было быть начеку. Все происходило легко, он был уверен в себе и теперь должен за это расплачиваться — так, как ему назначат!

Стоя напротив этого мерзкого чудовища, он все еще не мог спокойно думать о Дирне или о том запутанном положении, в которое попал.

— Ну, если у меня нет другого выбора… — сказал Шон и откашлялся. — Что я должен делать?

— Следуй за мной, — сказал Крей. — Твой король милостив и поведет тебя.

Из отделанной черным комнаты они вышли в черную шахту. Над пропастью была натянута латунная решетка. Крей встал на решетку, Шон последовал его примеру. Решетка медленно опускалась в шахту.

Чудеса города не слишком впечатляли Шона. Его ярость вернулась, и он был рад этому. Когда он был в ярости, он мог забыть свой страх. Когда он был в ярости, он мог бороться и побеждать, так же, как в деревне Трома. И все точно рассчитывать.

Они опустились на дно шахты. Железная дверь откатилась в сторону и они прошли в нее.

За ней был коридор, в конце которого мерцал свет. В той стороне раздавался барабанный бой. Они вышли наружу.

Они находились на балконе одной из башен дворца с лепестковой крышей, а под ними расстилался парк, в котором ночью паслись летучие лошади. Теперь он был заполнен Детьми Смерти, пестро одетыми, сверкавшими драгоценностями, кричащими и махавшими им или королю Крею.

— Как все-таки прекрасно, когда тебя любят! — сказал Крей. Он помахал рукой, при этом его кошмарный профиль повернулся в ту и в другую сторону. — Нам лучше сойти вниз.

И Крей прыгнул с балкона в воздух.

После отважного прыжка он рывком выпрямился. Он грациозно падал, а шум под ним перешел в вопль восхищения. Через минуту Крей обратил свои красные глаза к Шону.

— Ты идешь? — спросил Крей.

Шон почувствовал, как вся кровь отлила от его лица. Он вскочил на балюстраду и бросился вниз. Одержимость на это не откликнулась. Крей лишил Шона спасительного влияния. Воздух свистел вокруг него, опьянял, и он закричал… И тут Крей поймал его. Не руками, нет, — волшебной силой. Шон висел в небе, он был спеленут властью Крея, которая опускала его на землю сантиметр за сантиметром.

Повсюду слышался безудержный хохот, и мишенью для насмешек был Шон.

Шутка Крея.

Шон стоял на траве, дрожа и мрачно озираясь. По его самолюбию был нанесен болезненный удар. Сдержать раздражение было тяжело, но он должен был это сделать. Он посмотрел на лица вокруг себя, и вновь в нем вспыхнула ярость.

Крей опять исчез; очевидно, он потерял к Шону интерес. Придворные Крея окружили Шона. Его вели по траве к деревьям. Там стоял голубой балдахин, натянутый на золотые колья. Они завели его внутрь и стали одевать, как куклу: пристегнули ремнем кольчугу из позолоченных металлических колец, затем подавали разные предметы: большой нож, скорее меч; прямоугольник из голубого лакированного металла с золотым тиснением: щит. «Голубой, как твои глаза», — прошептала одна из девушек. Он вспомнил о том, что за их вежливостью крылся страх, но сейчас страха не было или он был хорошо замаскирован.

• Предыдущая
• 20/26
• Следующая