Око вселенной - Экштейн Александр Валентинович - Страница 61

— Знание и понимание, — напомнил о себе Теоктист Бранковический, — рождает молитву к Богу. Так говорил Иезекииль.

— Даже и не знаю, — засомневалась Малышка и, обратившись к сыну, только что незаметно засунувшему внутрь большого пирога золотую византийскую монету, спросила: — Ты кто, Сережа?

— Он прав. — Юный князь властно кивнул головой в сторону монаха-дэспота. — Я сотворенная, облаченная в плоть и постоянно осуществляющаяся молитва…

После этих слов что-то тихое и непреодолимое вошло в пространство вокруг него, расположилось за окнами, распространив свое всесилие над Нахапетовским княжеством, выложив звезды в ночном небе над степью в форму семисвечника. Аоэлитный лаоэр вернулся из срединного государства в свою избранную и спрятанную в десятом веке детскую оболочку, охраняемую молчанием гардж октома, бывшего элохима Рими. Аоэлитный лаоэр, кроме знания о срединной стране, принес и понимание истерико-праЛогической бездны, известной людям с мистическим складом ума как Шамбала. Аоэлитный лаоэр наполнил юного князя всеми своими знаниями и подключил его разум и душу к энергии бесконечного и пропущенного через стабилизатор вечности понимания…

— Ты сберег белый камень с начертанным на нем именем? — обратился Сергей к Зеведею.

— Да, Бесплотный, я сберег его. — Хазар Зеведей встал со скамьи и преклонил колени.

— Ну что же, — усмехнулся лаоэр Сережа, — скажи мне что-нибудь, Зеведей, вождь есеев, отец Апостолов. Поведай мне, что тебе шепнули иудейские пророки Кумрана, осталось ли в их свитках из Мертвого моря хотя бы еще немного будущего и знания о нем?

— Ты здесь, Бесплотный, — ответил ему Зеведей, — значит, ты уже все знаешь. Там, откуда они, — хазар кивнул на замерших в мистическом экстазе князя и княгиню, — уже появилась Пыль.

— Да, — кивнул головой юный князь, — скоро я вылью на землю первую чашу.

— А может быть. — с печалью проговорил все понявший монах-дэспота, — можно что-нибудь изменить в прошлом?

После этих слов Тихое, Непреодолимое и Разумное, наполняющее тронный зал, шевельнулось, сгустилось, и княжеский дворец вместе с Нахапетовым и всеми его жителями исчезли из десятого века и проявились на берегу еще юного океана за триста тысяч лет до Рождества Христова…

— Реббе, послушайте эту новую мелодию, она соединяет мой восторг с Божественным, слушай же, реббе, и если хочешь, пой под эту мелодию, танцуй, если можешь…

— Это все-таки чудо, музыка хасидов, такой больше нигде нет. Чем она тоскливее, трогательнее и медленнее, тем сильнее хочется танцевать под нее. Напомни мне, хасид, кто такие хасиды.

— Ты поглупел, реббе. С тех пор, как ты пошел исполнять пророчества, в тебе стало много знания, но почти исчез восторг. Хасиды — это еврейское вдохновение, но одним знанием, без восторга, этого не понять. Ты слишком привык к эпитету «Вечный Жид» и к своей фальшивой фамилии «Чигиринский». На тебя оказало плохое влияние фальшивое имя «Ефим», ты стал суетливым, взгромоздив на себя фальшь дополнительного наименования «Яковлевич». Я знаю, что так нужно, но помоги мне вспомнить твое тайное имя, реббе.

— Ха-ха, нашел, что вспомнить, хасид. Но из уважения к тебе я скажу. Мое тайное имя Иехезкел, в европейской транскрипции оно звучит несколько иначе. Сразу же после наречения меня отправили в Храм учиться служению сердца, я до сих пор знаю наизусть «Врата покаяния», молитвенник для великих святых дней…

— Ну что же, Иезекииль, давай танцевать и петь, давай служить сердцу, молиться. Восхвалим мудрость уклоняющегося от истории нашего Бога, который скрывается от иудеев лишь затем, чтобы научить их ответственности и свободе. Ты слышишь меня, Иехезкел?

— Да, я слышу тебя, старый хасид…

Вечерний сад благоухал розами. Беседка, в которой пили чай Капитолина Щадская, Аскольд Иванов, Гарольд Смитович Гулько и вызванный из Москвы для срочного совещания Агапольд Суриков, была оплетена гирляндами южно-китайских роз, а перед входом в нее благоухала нежно-знобкими и чувственно-густыми запахами мозаичная клумба. Где-то там, в дальней стороне сада, время от времени напоминал о себе Творцу мира соловей, и, внимая ему, Творец слегка приглушил звуки современности вокруг загородного таганрогского дома, принадлежащего не столько Аскольду Иванову и Капе Щадской, сколько авантюрно-мошеннической группе «Гулько и К°?».

— Да, — ответил на вопрос Гарольда Смитовича Агапольд Суриков, — Леонила, хотя и невольно, то есть по любви, но все-таки сблизилась с каким-то юнцом из ФСБ. Судя по всему, этот юнец-оперативник из непонятно какого, но явно элитного подразделения. Он в течение получаса превратил нашу опытную и довольно-таки цинично-хладнокровную в делах любви и секса Леонилу в какой-то чувственный кошмар. Она стала похожа на шестнадцатилетнюю фанатку рок-группы, пытающуюся попасть в постель к своему кумиру через форточку его квартиры, находящейся на верхних этажах небоскреба.

— Забавно, — хмыкнула Капитолина Витальевна. — Довести до такого состояния опытную женщину может лишь абсолютно равнодушный к ней мужчина с выдающимися физическими и сексуальными возможностям и с определенными целями.

— Я не понимаю таких тонкостей, — рявкнул на Агапольда Гарольд Смитович, — но знаю, как с ними бороться. Надеюсь, что и двадцать первый дом, получивший в свой бюджет лишь за последние две недели сорок миллионов долларов, знает это. Что думает Василиса Сигуровна?

— Да, — кивнул головой Агапольд Суриков. — Леонилу уже отправили на неделю в Египет, якобы в командировку. Там ее украдет для своего гарема один хороший знакомый Сигуровны, арабский шейх, и год комфортабельной изоляции от фээсбэшной любви нашей Леониле обеспечен.

— Кто такая Сигуровна? — заинтересовалась Капитолина Витальевна.

— Самая черная из всех черных вдов России, — вежливо ответил ей Капитан.

— Смотрите! Смотрите! — раздались из сада возгласы бывшего могильщика, а ныне садовника Ноткина, нанятого Аскольдом Ивановым ухаживать за садом и цветами. — Чтоб меня подняло да гэпнуло, если это не НЛО!

Сидящие в беседке вышли в сад и взглянули в уже ставшее ночным звездное небо. Яркий, переливающийся серебристо-желтым светом объект стремительно исчезал из их поля зрения.

— «Хазар»! — восхищенно поцокал языком Агапольд Суриков. — Мне знакомый из президентской администрации говорил, что через месяц старт будет.

— Эх, — потерял всю свою солидность Гарольд Смитович, — взглянешь на такое, и тоска берет. Занимаемся чушью какой-то — деньги, банки, аферы, политика, любовь, женщины, высшие и личные интересы, семья, работа, фигня одна вокруг! А надо просто сесть в космический корабль и… — он махнул рукой, — к Юпитеру!

— «Хазар» летит дальше. — вышел из темноты сада Ноткин, — куда как дальше Юпитера. Я даже затрудняюсь сказать, куда именно, но точно знаю, что в том небе совсем не видно нашего Млечного пути, и, в общем-то, там нет такого понятия, как небо…

— Чадо, — заявил Алексею Васильевичу Чебраку, в сопровождении двенадцати генетиков международного ордена зашедшему в спецпалату, стоящий посередине ее обнаженный Саша Углокамушкин, — я предвещаю повсеместность своей победы. Мой престол — новая Вселенная.

— Странный экземпляр, — проговорил, не обращая внимания на Сашу Углокамушкина, недавно утвержденный конгрессом США новый член экипажа МХК «Хазар» и руководитель генетиков Генри Олькоттом. — Говорит, как сумасшедший, но таковым, судя по биоизлучению, не является.

— А я говорю вам, обольщенные, — Саша с негодованием посмотрел на генетиков, — возненавидьте космос, вы ошиблись, там ничего для вас нет. Наступает век Агнца, а не Водолея, тысячелетие святых, а не компьютеров. Крик моего любящего сердца да коснется вашего слуха!

— Точно не сумасшедший, — благоговейно произнес итальянец, Генетик и Музыкант, и уточнил: — Или психодатчики нужно выбросить…