Око вселенной - Экштейн Александр Валентинович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/70
- Следующая
После недельного карантина на подмосковной тренировочной базе в Щелково ему присвоили псевдоним «Наглец», и он стал подопечным Степаниды Груниной. Внешность у Вацлавского непримечательно-парадоксальная, он похож скорее на вышибалу в ресторане для профессиональных каратистов, умеющего виртуозно исполнять на скрипке все концерты Паганини…
— Вацлавский, — иногда говорила ему Степанида Грунина, — если бы ты не был моим курсантом, ты бы закончил свои дни в каком-нибудь подвале подвешенным за одно место…
— Курсант Вацлавский, — несколько в иной манере вторил шефу Ладан Семенович, — вы болван и будете им до того времени, пока не пройдете аттестацию. Но, черт побери, я впервые вижу десантника с аристократическими манерами и павианьим сексуализмом одновременно.
— Да я так, — смущался Ян Вацлавский и уточнял: — У моего деда на могиле до сих пор какие-то старухи жизнь самоубийством заканчивают.
Курсант Авдеев Петр Алексеевич, двадцать лет. После службы в погранвойсках вернулся к себе домой в станицу Тихорецкая Краснодарского края и прославился тем, что никак не мог оформить свои отношения в ЗАГСе ни с одной из тех, с которой пошел на это. Все его походы в ЗАГС заканчивались вполне серьезными, с кровью и травмами, баталиями. Его доармейские и послеармейские подруги организовывали пикеты у дверей официального учреждения, мотивируя это тем, что у них есть все основания считать Петра Авдеева отцом своих детей. Однажды в пикете были замечены даже две дамы из Новороссийска с теми же претензиями, но, как позже выяснили их более молодые соперницы, дети у них были такого возраста, что Петр Авдеев должен был выдать им путевку в жизнь непосредственно из космической безмятежности материнского чрева. Однажды ему все-таки удалось вступить с рыжеволосой семнадцатилетней бестией в контору по выдаче «Свидетельства о браке» в станице Кущевской, но дама-чиновница захлопнула журнал регистраций и заявила Петру Авдееву:
— Куда ты лезешь, сволочь? Я тебе не позволю делать эту девочку несчастной. Если ты этого еще не понимаешь, то вот тебе мой адрес, зайди завтра утром, даже сегодня вечером, и я тебе все объясню, гад такой!
И хотя рыжеволосая бестия изодрала даме-чиновнице все лицо своими коготками, регистрация не состоялась. Вскоре после этого случая Петра Авдеева заметили кадровики спецслужб…
— Мы, можно сказать, тебя из бездны быта и семьи вытащили, — постоянно напоминала курсанту Степанида Грунина и уточняла: — Сопляк придурковатый…
— Ты что, и впрямь хотел жениться? — удивлялся Ладан Семенович, ошарашенно разглядывая Авдеева, и, как бы успокаивая себя, бросал фразу с демонстративным подтекстом: — Надеюсь, у нас в медкомиссии опытные психиатры.
Шаблин Анатолий Леонидович любил лишь женщин СМИтковского класса. Он «брал» их чистотой, свежестью и магическим обаянием полыхающей в душе и теле страсти. Ему было восемнадцать лет. В разведшколе ему присвоили псевдоним «Поэт». Кадровики ФСБ вычислили его по средствам массовой информации: газетам, журналам, телевидению и радио. Почти все журналистки центральных СМИ вдруг, к слову и не к слову, стали упоминать и цитировать молодого «открывшего новый люк гениальности поэта и мыслителя» Анатолия Шаблина, «внесшего в двадцать первый век литературу на своих плечах». Это было похоже на эпидемию. Главные редакторы в бессилии опускали руки, они не могли выгнать с работы всех представительниц прекрасного пола. А те неутомимо зудели с экранов и страниц газет: «О, великий Шаблин, о, великий Шаблин!», и скептические мужские комментарии и заявления терялись в этом массово-женском «О, Царь будущей литературы и поэзии, Шаблин!» Мужское недоумение общественное мнение воспринимало как банальную зависть, и было недалеко от истины. В конце концов о «новом Пушкине Шаблине» стали так много говорить, что на это обратили внимание в «секторе общественного мнения» ФСБ России и достали-таки произведение «великого и прекрасного Шаблина». Это была маленькая синяя книжечка в мягкой обложке, репринтное издание в 1000 экземпляров. Там был один прозаический рассказ, который начинался словами: «Рыдая от злости и экстаза, она воткнула вилку ему в мошонку», и несколько стихотворных произведений оригинального, если не сказать больше, жанра. Например, в стихах «Ручей» искусствовед из ФСБ прочитал такие строки: «Я положу тебе на грудь /рассвета ласковую суть/ и ты подохнешь/». Славу Анатолия Шаблина проверили и обнаружили у ее истоков литературно-эротическую секту «неоновые ангелы», членами которой были одни журналистки. Когда с Шаблиным, ангельским пастухом, поговорил кадровик ФСБ и упрекнул за цинизм, он лишь слегка пожал плечами и произнес:
— Талант в современной литературе, и вообще в искусстве, не причина для известности. Главный критерий славы — это умение вовремя и правильно кого-нибудь трахнуть или в нужный час и нужном месте дать трахнуть себя. Как я понимаю, именно это вы и собираетесь со мной сделать?
— Дурак ты, Шаблин, — грустно покачал головой чекист из спецсекции отдела кадров ФСБ, — слава Богу, что молодой. Если бы мы захотели с тобой сделать то, о чем ты говоришь, ты бы об этом никогда не догадался даже после самого процесса. Учиться пойдешь?
— Пойду, — кивнул головой Шаблин, — настоящий поэт должен быть разведчиком.
— Ну, — пожал плечами кадровик, — это тебе полковник Грунина объяснит.
Четверо в группе «Альфонсы» были восемнадцатилетними девственниками, не ведающими о своей коварной казановости. Кадровики вычислили их на призывных пунктах в разных регионах России: Ивана Коркина в Тольятти, Игоря Гривина в райцентре Талое; Абрама Сибирякова в Ессентуках, Павла Вяземского в Москве.
— Как хороши, как свежи были розы, — иногда иронизировал Мушка, накладывая взыскание на кого-нибудь из «девственников»…
— Такими вы и останетесь все пять лет до аттестации, — обещала непорочным курсантам полковник Грунина и объясняла: — Вы будете что-то наподобие ядерной бомбы в костюме от Арона Шварца, особенно после того, как вас научат «серому жесту».
На слэнге СВР «серым жестом» называли умение разведчиков класса «Альфонсы» входить в общество так, чтобы ни один мужчина, даже в случае обнаружения своей супруги или подруги у разведчика между ног, не заподозрил в нем соблазнителя, способного наставить ему рога. Прикладная психология достигала в спецслужбах таких высот, что штучки, подобные «серому жесту», в арсенале разведки и контрразведки проходили как рядовые.
Глава вторая
Как-то вдруг и сразу человечество на поверхности Земли осознало мысль великих, что наша планета очень маленькая, хрупкая и беззащитная капелька жизни в окружении глыбисто-ледяного и равнодушно-раскаленного хаоса, оторвавшегося от своего божественного родителя, Вселенского Саркофага, ласкательному имени которого — Смерть, оно, человечество, придало неоправданно-мрачный и неоправданно-безысходный смысл.
— Океан — это как бы примитивный тренажер Юпитера, — сказал Борнео Наум Васильевич, научный руководитель космической программы России, — так что можете представить, что это за планетка, при таком-то тренажере…
Научно-исследовательское судно «Град Китеж», оснащенное самыми последними достижениями науки и техники, в том числе двадцатиместной подводной лодкой для больших глубин батискафного типа «Мурена» и четырьмя игольчатыми глубинными торпедами «Рекс», вошло в район квадрата 666 акватории Мирового океана и встало на турбинные якоря. Кроме «Мурены» и «Рексов» на борту «Града Китежа» расположились: система глобального слежения «Небо-вода», аналитический биоэлектронный центр «ПГ», в шутку называемый «профессиональный гений», семь модифицированных межконтинентальных баллистических ракет нейтрализаторского класса и экипаж из ста десяти человек высококвалифицированных офицеров ВМФ России специализированного подразделения «Касатки», подчиняющихся официально Главкому ВМФ, а неофициально Михаилу Григорьевичу Волхву и… Тарасу Веточкину, ибо «Касатки» были прикреплены на время эксперимента в квадрате «Улья Шершней» к «ОМ» — отделу модификаций ФСБ.
- Предыдущая
- 2/70
- Следующая