Книга оборотней - Бэринг-Гулд Сабин (Сэбайн) "Баринг-Гулд" - Страница 15

— Эй, приятель, не стреляй! Так и знай, ничего хорошего из этого не выйдет!

Третья история рассказывает о несчастном, страдающем ликантропией, который предстал перед судом по обвинению в колдовстве. Поскольку у законников не было никаких доказательств преступления, они подослали к подсудимому местного крестьянина, чтобы тот выведал правду. Крестьянин должен был попросить оборотня помочь ему из мести загубить корову соседа, но сделать это осторожно, желательно в обличье волка. Обвиняемый сперва не соглашался, но после долгих уговоров уступил. На следующее утро в хлеву была найдена задранная корова, однако охранники, сторожившие заключенного, дружно поклялись, что ни на миг не спускали с него глаз и точно знают, что подсудимый не покидал камеру и всю ночь крепко спал. Видели лишь, как он шевельнулся во сне.

Виериус^{48} и Форестус^{49}, ссылаясь на Гийома Брабантского^{50}, рассказывают о некоем знатном господине, который был настолько одержим дьяволом, что ему то и дело начинало казаться, будто он волк. И тогда он устремлялся в лес и иногда даже нападал на маленьких детей. Однако в конце концов Господь сжалился над несчастным и вернул ему рассудок.

Наверняка сходным психическим расстройством страдал и знаменитый провансальский трубадур Пейре Видаль^{51}. Якобы он был влюблен в некую даму из Каркассона по имени Лоба (что на местном диалекте значит «волчица») и от избытка чувств выл, словно волк, бродя по округе, более напоминая неразумного зверя, чем человека.

Волчья страсть нашла отражение в одном из стихотворений трубадура — A tal Donna[30]:

Иов Финцелиус^{52} в своем трактате[31] приводит трагическую историю одного крестьянина из Павии, который, перекинувшись волком, нападал на людей и разрывал их в клочья. Когда злодея в конце концов поймали, он пытался убедить судей в том, что, по сути, ничем не отличается от обычного волка: просто у волка шерсть растет наружу, а у него — внутрь. Члены магистрата, тоже, видимо, личности весьма кровожадные, повелели отрубить обвиняемому руки и ноги, чтобы проверить, правду ли он говорит. От тяжелых увечий подсудимый умер. Происшествие датировано 1541 годом. Встречающийся в этом рассказе мотив ношения шкуры шерстью внутрь является очень древним: латинское слово versipellis (букв. «вывернутая наизнанку шкура») использовалось применительно к людям в произведениях Петрония, Луцилия^{53} и Плавта^{54} и имело уничижительное или даже оскорбительное значение. Сходную семантику могло иметь и слово hamrammr в скандинавских языках.

Финцелиус также рассказывает, что в 1542 году в окрестностях Константинополя развелось столько вервольфов, что сам император выехал из города во главе своего войска, чтобы сразиться с ними. В той битве погибло полторы сотни оборотней.

Спрангер повествует о трех молодых дамах, которые, превратившись в кошек, напали на своего работника, однако мужчина сумел дать отпор кошкам и ранил их. Наутро всех трех барышень, истекающих кровью, нашли в постелях.

У Майолуса находим рассказ о некоем человеке, страдающем ликантропией, которого однажды привели к Помпонацци^{55}. Крестьяне обнаружили несчастного в стогу сена. Когда они попытались приблизиться, бедняга закричал, что он оборотень и что лучше им бежать прочь и спасаться, пока он не набросился на них. Крестьяне позвали подмогу, скрутили оборотня и совсем уже было собирались содрать с него шкуру, чтобы посмотреть, правда ли у него волчья шерсть растет внутрь, но передумали и привели к Помпонацци. Тот спас беднягу от гибели и назначил ему лечение.

В сочинениях Бодена^{56} также есть несколько историй об оборотнях, якобы записанных со слов надежных свидетелей. Жаль только, что большинство этих надежных свидетелей наверняка были патологическими лжецами. Впрочем, сейчас речь не о том. Так вот, по словам Бодена, генеральный королевский прокуратор Бурден однажды поведал ему, что как-то раз выстрелил в волка и увидел, что стрела застряла у него в бедре. Некоторое время спустя Бурден зашел на постоялый двор и в углу на кровати увидел раненого, из бедра у которого торчала та самая стрела. В 1566 году в Верноне развелось множество ведьм и колдуний, принимавших кошачье обличье. Как-то раз в пустынном месте на пятерых мужчин напала стая кошек. Те, однако, не струсили и дали бой, убив одну кошку и ранив многих. На следующий день у нескольких горожанок обнаружились аналогичные ранения, но все дамы, будучи призванными в суд, смогли дать разумные объяснения касательно природы своих увечий.

Боден также цитирует Пьера Марнера, автора трактата о колдунах, которому якобы довелось в Савойе наблюдать превращение людей в волков. Де Нино рассказывает о случае, происшедшем в Швейцарии, неподалеку от Люцерна[32]. Крестьянин пошел в лес нарубить дров, и вдруг на него напал волк. Обороняясь топором, крестьянин отрубил зверю переднюю лапу. В тот миг, когда из лапы хлынула кровь, волк начал превращаться в человека, и вскоре напуганный крестьянин увидел перед собой женщину без правой руки. Колдунью сожгли заживо.

Узнать ведьм в зверином облике достаточно легко по отсутствию хвостов. В свою очередь, когда дьявол принимает человеческое обличье, его превращение тоже несовершенно: он никогда не может избавиться от копыт на ногах, как у сатира. Людям же, по-видимому, стоит остерегаться всех бесхвостых животных, ибо они запросто могут оказаться превращенными колдунами и ведьмами. Странно, что заводчики бесхвостых мэнских кошек до сих пор пребывают на этот счет в счастливом неведении.

В главе своего труда, посвященной болезням мозга, Форестус рассказывает о случае, который произошел в середине XVI века в Алкмааре (Голландия) и свидетелем которого был он сам. В тех местах жил крестьянин, у которого каждую весну наблюдались припадки бешенства: обезумев, он бежал к церкви, врывался внутрь, принимался скакать по скамьям, танцевать и бесноваться. В руке при этом крестьянин обычно держал большую палку, которой оборонялся от собак, с лаем преследовавших его и бросавшихся на него, так что все его ноги покрывали шрамы от укусов. Лицо больного было бледно, глаза запали. Форестус счел возможным диагностировать ликантропию, хотя нигде не говорится, что несчастный верил, будто во время припадков превращается в волка. В качестве аналогичного примера ученый ссылается на случай некоего испанского аристократа, которому казалось, что он превращается в медведя. Больной впадал в дикую ярость и убегал в лес.