Героиня мира - Ли Танит - Страница 41
- Предыдущая
- 41/123
- Следующая
На мгновение мы с Воллюс остались вдвоем, оказавшись под светившимся огнями крылатым конем в буфетной, и как раз в это время слуга в ливрее протиснулся сквозь толпу и подошел к ней.
— Что случилось? — спросила она, ставя на место блюдо со сластями.
— Мадам, к вам явился тритарк Вильс.
— Что ж… пожалуй, пусть войдет. Но мне придется переговорить с ним. Он очень сильно задолжал. Если он снова захочет играть, на этот счет необходимо поразмыслить.
— Мадам, он привел с собой южанина.
Лицо Воллюс выразило удивление и недоумение.
— Какого южанина? — Но прежде, чем слуга успел ответить, у нее в голове промелькнула догадка. — Предателя? Вы его имеете в виду?
— Как я понимаю, да.
— Клянусь псом, пусть войдут. Ох, пусть, пусть они войдут. У нас будет фейерверк.
Когда слуга удалился, она повернулась ко мне:
— Но для вас это составит некоторую сложность. А может быть и нет. Лучше не рисковать. Пожалуйста, поднимитесь в галерею. Вам, наверное, ничего не известно об этом человеке. Но события, вероятно, позабавят вас. А может, сегодня он будет хорошо себя вести и ничего интересного не произойдет. Запомните как следует лишь одно. Теперь вы — кронианка.
Галерея располагалась над салоном для азартных игр — просторный променад на высоте около двенадцати футов, вдоль которого выстроились гигантские папоротники в кадках. Лестница проходила через одну из укромных ниш за буфетной, в галерее же собралось немало народу. Я прижалась к перилам возле одного из папоротников, который оказался значительно выше меня. Внизу в салоне стояли два главных стола, больший предназначался для игры в красное и белое из расчета на шестнадцать игроков. Все стулья за столом были заняты, а столбики золотых империалов и серебряных крон поднялись до уровня лестницы.
Не успела я занять свое место, как по салону словно пробежала волна. Они почуяли что-то новенькое. Конечно же, все повернули головы, а в зале воцарилась тишина, как на сцене, где разыгрывается драма. Стала слышна музыка, которую играли в буфетной, — задушевная мелодия. А с противоположной стороны из гостиной с деревьями на обоях все еще доносился многоголосый гул. Затем двойные двери распахнулись, пропуская Воллюс с котом и шедшего с нею под руку тритарка Вильса, молодого человека лет двадцати с точеными чертами лица; черные волосы доходили ему до воротника, а на чисто выбритом лице проступил яркий румянец, свойственный северянам.
Вокруг стояла изысканная, полная внимания тишина; Воллюс отпустила его руку и сказала;
— Что ж, любезный господин, полагаю, вам все здесь знакомы.
— Потому, увы, — ответил он, — что я должен каждому.
Теперь тишина воцарилась и в гостиной, приглушив все звуки. Лишь в буфетной журчали переливы ни о чем не ведающих музыкантов.
Воллюс обернулась к дверям, словно вызывая на сцену актера, последнего из троицы. Он понял намек и вошел.
— Дорогая госпожа Воллюс, позвольте представить вам моего друга и собрата по армии, унитарка Завиона.
— Ах, сударь, — воскликнула Воллюс, приподняв брови. И только. Этим она сказала все. Но она протянула руку унитарку Завиону, а тот слегка коснулся ее губами, с улыбкой глядя ей в глаза.
Иногда в угасающем очаге вдруг ярко вспыхивает пламя; то же произошло в салоне. И несомненно, в нем играл живой огонь, в этом человеке со светлой, слегка обветренной кожей, чьи золотистые волосы походили на пылающую гриву, цветом чуть темнее пламени множества свечей вокруг. Но его своеобразность не исчерпывалась привлекательностью и бледностью, подчеркнутой черной военной формой кронианской армии. Было в нем нечто зажигательное и опасное, он напоминал льва, который соблюдает приличия, но отнюдь не приручен, он мурлыкает, но все помнит. Пусть себе глазеют, сколько угодно. Стоит ему захотеть, и он прыгнет.
Воллюс отличалась высоким для женщины ростом, она была ничуть не ниже моей тетушки Илайивы. Но он оказался выше нее. Ведь он, как и я, продолжал расти после той вечерней сцены в черном доме.
Он все еще непринужденно держал руку Воллюс в своей, она высвободила ее.
— Нам доводилось кое-что о вас слышать, — сказала Воллюс.
— Ах, неужели? — Он тоже вскинул брови, выражая интерес к тому, что о нем говорят. Он изъяснялся по-крониански с безупречной беглостью и изяществом.
Воллюс рассмеялась, его манеры пришлись ей по душе.
— Чего же вы ищете в скромном моем обиталище?
— Мне, конечно же, хотелось взглянуть на вас, мадам. А также поиграть у вас в салоне.
— Вам придется простить меня, сударь. Для этого необходимо, чтобы кто-нибудь за вас поручился. И как ни велика моя благосклонность к тритарку Вильсу, тут он вам не поможет.
Вильс широко улыбнулся.
— Славно сказано, богиня моя.
Фенсер склонил голову, блеснув прядями волос. Он извлек карточку, и блеск ее золота показался едва ли более экстравагантным. Не говоря ни слова, он вручил ее Воллюс.
Она внимательно посмотрела на карточку.
И проговорила:
— Столь прославленное имя…
— Носитель которого предпочел бы, чтобы его лишний раз не повторяли вслух.
— Справедливо. Но я вижу, она пишет, что я могу вас принять.
— Она? — спросил Фенсер.
— Господин, которому принадлежит эта карточка, обязуется оплатить все, что вы проиграете.
— В том случае, если мне не повезет и если я не смогу расплатиться сам.
Из-за стола для игры в кости донесся мужской голос, в тишине он прозвучал громко.
— Ну да, он наплевал на честь своего короля. На том и забогател.
Фенсер оглянулся и посмотрел на него.
— Нет, сударь, — сказал Фенсер, — история дошла до вас в несколько искаженном виде. Я украл деньги, обманув императора.
И тогда затих всякий шум, в дверях буфетной и дальней гостиной толпой застыли люди.
— А может, — умело сдерживая злобу, заметил Вильс, — это еще одна небылица.
Мне не удалось разглядеть, кто именно из стоявших вокруг стола для игры в кости бросил вызов Фенсеру. Все они злобно глядели на него, у иных побагровели лица, а женщины пристально следили за происходящим. Затем тритарк, сидевший за столом для игры в красное и белое, поднялся на ноги.
— Госпожа Воллюс, как бы там ни было, я отказываюсь сидеть за одним столом с проклятым флюгером.
На этот раз Фенсер не потрудился даже взглянуть на говорившего. Он подошел к вазе с розами из оранжереи, достал одну и принялся неторопливо рассматривать ее в восхищении, как будто не найдя себе никакого другого занятия.
Но Вильс резко бросил:
— Как мило, Ликсандор. Осмелюсь напомнить: если бы не этот флюгер, судьба Длантова стада постигла бы еще пять тысяч человек.
Едва справляясь с переполнившим его презрением, тритарк Ликсандор швырнул на стол карты. Он по традиции коротко стриг волосы и носил длинную бороду, но отличался такой же крепостью и стройностью сложения, как Вильс и Фенсер, и был не старше их.
— У нас с тобой нет повода для ссор, Вильс, разве что твои знакомства.
— Значит, есть повод.
— Почему ты с такой горячностью берешься защищать эту южную крысу? Уртка побери, да кто он такой? Если он водит нас за нос, значит, он — неприятельский шпион. В таком случае я повесил бы его, одновременно признав, что он — человек чести. А если нет, он — просто прокаженный, питающаяся падалью тварь. На войне допустимо пользоваться услугами тех, кто предал свою страну и соотечественников, но я скорее соглашусь оказаться в хлеву рядом с грязным вонючим боровом, чем в одной комнате с ним.
Фенсер оторвался от розы и вскинул голову. Он отчетливо проговорил:
— Сударь, вы вынуждаете меня предложить вам иную возможность.
Горя нетерпением, Ликсандор повернулся к нему.
— Что означают ваши слова?
— То же, что и всегда. Оставляю время и место на ваше усмотрение. Впрочем, если вам удобно завтра утром, меня бы это очень устроило. На неделе мне необходимо отправиться в столицу, у меня там дела.
Ликсандор нахмурился:
- Предыдущая
- 41/123
- Следующая