Дерево Джанфия - Ли Танит - Страница 3
- Предыдущая
- 3/4
- Следующая
Повинуясь инстинкту, я отпрянул. Надо сказать, меня изумило, даже взволновало сильное чувство, которому не было ни места, ни имени на современной земле. Что-то вроде первобытного страха, языческого ужаса перед стихийным, божественным, грозным явлением.
Выйдя из прострации я попытался найти рациональное объяснение. Вор? Я снова подошел к растворенному окну и поглядел вниз и никого не увидел. Только дерево на фоне звездного неба.
— Изабелла, — сказал я по телефону, — ты не будешь протестовать, если я перенесу дерево в спальню?
— Дерево? Я хохотнул.
— Да я не про сосну. Про малютку джанфию. Понимаю, это смешно, но мне теперь лучше спится. Похоже, запах помогает. Почти как непрерывная ингаляция паров двойного бренди. Перенесу в комнату, глядишь, буду засыпать с гарантией.
— Хорошо, делай, как считаешь нужным. Только смотри, чтобы голова не разболелась. По ночам растения выделяют окись углерода.., или двуокись? Помнишь, кто-то из знаменитостей насмерть отравился цветочным запахом? Кажется, одна из любовниц Мирабо. Нет, это было из-за жаровни с углем…
— Твои садовники наконец объявились, — прервал я. — И их не затруднит перенести кадку наверх. Поставлю ее у окна, так что асфиксии можно не опасаться.
— Ну, ладно, будь по-твоему. — Она еще минуту-другую расспрашивала меня о самочувствии и пообещала заглянуть завтра. Алек подцепил какой-то вирус, и ей было не до меня. Я сомневался, что увижу Изабеллу на этой неделе.
Марта мигом договорилась с садовниками. Каждый из них счел своим долгом покоситься на меня. Но они подняли кадку с деревом, перенесли, кряхтя, на второй этаж и поставили у окна. Затем в спальню поднялась Марта с банкой воды — полить джанфию. И с равнодушием хирурга удалила два поврежденных листа. Дерево стало деталью меблировки, а значит, перешло под опеку Марты.
У меня возникла занятная идея. Конечно, ночью на веранде я не видел никакого призрака, это были всего лишь галлюцинации под влиянием алкоголя. Но все же хотелось бы вывести джанфию на чистую воду. В какой-то мере она виновата передо мной. Наверное, цветы выделяют слабый галлюциноген. Короче говоря, надо проверить. За неимением творческой работы и интересного общества сгодится небольшой эксперимент.
Днем дерево почти не пахло. А утром я вообще не улавливал запаха. Я посидел, посмотрел на джанфию, затем прилег вздремнуть. Едва уснул, как увидел, что лежу на пропитанном кровью матрасе прямо на тротуаре оживленной улицы. Мимо проходят люди, некоторые ругаются, встретив препятствие, но никто не предлагает помощь. Я ловлю за рукав кого-то безликого, бесполого, и он добродушно успокаивает: «Не волнуйтесь, все будет в порядке”.
Я проснулся в поту. Спать посреди бела дня не очень полезно, особенно в такую жару. Неудивительно, что приснился кошмар. Бросалась в глаза и психологическая подоплека сна — паранойя и мучительная жалость к себе. Джентльмену необходимы спокойствие и хорошие манеры, иначе от него быстро устают. Даже для больных нет исключений из этого правила. Я смотрел на джанфию, она лоснилась, излучала красоту и здоровье; она выглядела надменной. Неужели это и правда вампир?
Неужели она, чтобы выжить, высасывает жизнь из людей?
А ведь это вполне бы устроило меня. Чем не способ порвать с мерзким существованием? Никакой крови и боли. Экстатично, эстетично, романтично.
Меня, конечно, не поймут. Скажут: “Он всегда был чокнутым». А Изабелла, вспомнив легенду, ошеломленно посмотрит на джанфию и нервно хихикнет, и передернет плечами, отгоняя страшную догадку.
Я встал и подошел к дереву.
— Что же ты медлишь? Я здесь. Я готов. Я… Я буду только рад такому концу. Погибнуть в объятиях того, кому — или чему? — ты нужен, умереть в наслаждении… А не от кровавого равнодушного скальпеля похмельного хирурга, теряющего — ах, какая жалость! — уже не первого пациента за день. И не жить в проклятой тоске, то и дело получая от судьбы в зубы и ни одного дела не доводя до конца… Нет, надо вырваться из порочного круга и забыться навсегда или даже начать все сызнова, и если есть на свете бородатый старикашка Бог, он ведь не упрекнет меня за такой исход, правда? «Всемилостивейший! — скажу ему. — Я готов был идти дальше, еще сорок лет терпеть твое издевательство, но повстречал демона на свою беду… Ты же понимаешь, против него у меня не было шансов».
Я посмотрел на джанфию в упор.
— А что? Неплохая идея, верно? Интересно, она меня слышит? Понимает? Я протянул руку и потрогал ствол, листья, сочные, тугие цветы. Казалось, все они пели, в них вибрировала колоссальная скрытая сила; вот так же гудит оставленный музыкантом инструмент.
Боже, я схожу с ума!
Я отвернулся и захохотал.
«Все — ложь, — говорил мой смех. — Я это знаю, а потому не боюсь тебя”.
В комнате был письменный стол. Я редко пишу за столом, но сейчас уселся на него и вчерне записал легенду о дереве. Не то чтобы мне было это интересно, я просто хотел убить время. И оно убивалось легко — вскоре настала пора пропустить стаканчик. Я с чистой совестью пошел вниз — откупорить бутылку вина.
Сквозь нижние ветви кипариса проникали лучи закатного солнца, и под ними стояла понурая Марта с тарелкой объедков в руках.
— Что, у кошек пропал аппетит? — спросил я ее.
Она бросила на меня хмурый взгляд.
— Кошки убежали. Миссис Изабелла их любит, наверное, они сейчас у нее. Они чего-то испугались. Бежали как бешеные, глазищи — во! — Она показала, какие глазищи были у кошек.
Я удивился — тому, что еще способен удивляться. И содрогнулся.
— И что же их так испугало? Марта пожала плечами.
— Не знаю. Увидела только, как они удирали. Шерсть дыбом, глазищи — во!
— Где это случилось?
— Сейчас. Только что.
— Но где? Тут?
Она снова пожала плечами.
— Тут ничего не было. Сбежали, и все. Ну, я пошла, меня тетя ждет.
— Ах, да, тетя. Ладно, до встречи.
Я улыбнулся. Марта прикинулась, будто не заметила. Сама она мне улыбалась, только когда я бывал серьезен, или сосредоточен, или неважно чувствовал себя. И по-английски в моем присутствии она говорила хуже, чем при Изабелле. Видимо, так проявлялась защитная реакция, — Марта заподозрила, что невезение заразно.
Я уже всем успел объяснить, что ничего особенного мне на обед не нужно, вполне достаточно сыра и фруктов. Не надо было далеко ходить за этими продуктами, однако все исчезли. И повариха, и кошки, и Марта. И вот я один. Один ли?
После третьего стакана я начал строить планы. Часа в два за окном спальни покажется луна, комнату зальет ясный свет, и кто бы ни прошел по ней, он бросит резкую тень.
Да, я подыграю джанфии. У нее не будет оснований считать меня страусом, прячущим голову в песок. Я сяду за стол спиной к ночи, луне и дереву. И запасусь терпением.
Господи, и чего это в голову лезет всякая чушь? Как пить дать, завтра, не дождавшись свидания с упоительной гибелью, я воскликну: “Боги мертвы! Я обречен до конца своих дней гнить в этом дерьмовом мире!»
Должно быть, я серьезно напился. Конечно же, дело было в этом, и ни в чем ином. Душа и сердце раскрываются под воздействием алкоголя, что-то творится и с психикой. Сыру и фруктам не нарушить винных чар. Они лишь успокоили мой желудок, помогли ему приспособиться к вину.
Завтра я пожалею, что так нализался. Впрочем, завтра я пожалею вообще обо всем…
Рассудив таким образом, я почал вторую бутылку и понес ее в ванную, дабы пройти ритуал очищения, прежде чем займусь магией.
Я уснул за столом. В окне догорал закат, передо мной стояли бутылка и лампа и лежал дневник. Сзади натекал запах джанфии, он казался слабым и светящимся, как умирающий день. Читать было легче — вино дивным образом помогало разбирать и воспринимать текст. Раз или два я посмотрел на часы. Четыре, три часа до появления луны…
Когда я проснулся, фитиль (я предпочитаю читать при керосиновой лампе) еле тлел, я сразу протянул руку и погасил огонь. Остался только лунный свет. Луна поднималась в небо за чернильным силуэтом джанфии. Пахло неописуемо. Возможно, у меня разыгралось воображение, но я, кажется, еще ни разу не ощущал такого запаха.
- Предыдущая
- 3/4
- Следующая
