Белая змея - Ли Танит - Страница 29
- Предыдущая
- 29/88
- Следующая
Затем пара всадников объяснила, что им нужно. Дети. Достаточно маленькие. Разумеется, девочки — мальчиков в Ханассоре не продают. Мальчики все еще считаются там воинами и продолжателями рода. Но девочки были вполне ходовым товаром. Особенно такие, как Пенгду, чья мать умерла родами и могла передать эту нестойкость дочери.
Пенгду слышала торг над своей головой и поняла, что ее продают, как рабыню. Когда они подошли, чтобы осмотреть ее, она отчаянно отбивалась. Но никто не заступился за нее. Никто не знал, кто ее отец, и она никогда не представляла ценности для деревни.
Вскоре ее увезли в Элисаар. Она думала, что все это случилось с ней потому, что она плохая. Потому что она кувыркалась. Это ее наказание. Только на стадионе, в зале для девочек, в нее постепенно, мучительно и бесповоротно вколотили, что ее взяли за красоту и силу, теперь ее имя Пандав, и она станет танцовщицей и принцессой славы. В то время как в деревне ее участью было бы чистить горшки, разделывать рыбу и раздвигать ноги, впуская мужчину в себя или выпуская наружу новорожденного — и так до конца дней.
Сейчас Пандав стояла на верхней ступени перед сценой, размышляя обо всем этом. Неужели это воспоминание о том, как она начинала, является знамением? Не солгала ли белая женщина, заявив, что гробница не понадобится Пандав, ибо она будет жить долго? Значит ли это, что над танцовщицей висит рок, и смерть ее окажется столь неожиданной, что хоронить будет нечего?
Уничтожение в пламени или в воде было постоянным жутким страхом для Пандав. Для жителей Равнин с их верой в вечное обновление — чуждой танцовщице, как и все прочее в них — смерть тела была ничем. Может быть, потому она и была так спокойна? Но для закорианцев имело силу только правильное захоронение или принесение в жертву — обо всех жертвах боги заботятся так же, как о воинах, павших в бою. В смертном покое тень умершего, лишенная привязки к телу, потеряет форму и память. А если тело не похоронено, где найдет прибежище тень? Смерть — темная мрачная страна, и там пригодится любая помощь.
Театр почти опустел, репетиции закончились. Под алой крышей одна за другой гасли лампы, которые тушили мальчишки, влезая по колоннам, как обезьянки. Декорации разбирали на части и катили по желобкам за кулисы. Колеса под ними скрипели всю репетицию, вызывая у актеров смех и замечания, что управляющий совсем безнадежен. Рядом с Пандав осталось лишь огромное полудерево-полуколонна, оставленное на сцене до утра — выдолбленный срез высокого и крепкого древесного ствола, стянутый кольцами из позолоченной бронзы и раскрашенный. Он одиноко стоял, скрепленный шарнирами. Пьеса включала в себя хитрый трюк — явление богини любви Ясмат. Магическое дерево, вырезанное на колонне, озарялось божественной молнией, а потом появлялась сама богиня, окруженная ласкающимися к ней леопардами и птицами, и своим танцем показывала могущество плотской любви. Богиня ни разу не говорит — это было бы богохульством, она лишь воплощает собой совершенную красоту и исключительный талант. Пандав согласилась исполнить эту роль за безумную плату. Уважая ее достоинства, колонну укрепили особенно тщательно и продумали все оформление. Однако кран, поднимающий колонну, неожиданно сломался. У всех случилась очень беспокойная ночь.
И эта ночь все еще не кончилась.
На авансцене появился ведущий актер элисаарской труппы. Он быстро поднялся на верхнюю площадку к Пандав и тут же обнял ее.
— Ясмат, — простонал он ей в ухо.
— Подожди чуть-чуть, — сказала она. — Мы можем пройти в раздевалку.
— Нет. Давай сделаем это здесь. Да, прямо в колонне. Вполне удобно. Черное на черном, моя Ясмат. О, не дли мое ожидание…
Стояла пора Застис, и нервы у обоих были натянуты. Пандав позволила затолкать себя в темную полость колонны, прислонить к стене и закрыть створки…
Однако, пока они тонули, бешено сцепляясь друг с другом в тесноте и тьме, ей пришло в голову, что они занимаются любовью в могиле. Когда кончатся все дела этой ночи, ей надо будет умилостивить Ясмат за то, что ее легкомысленно назвали именем богини.
Ночь шла своим ходом — с несчастными случаями и удовольствиями, с любовью и свадьбами. С тайными посланцами, несущими вести из публичных домов и таверн, с уличными драками близ доков. С роскошным ужином во дворце наместника, где можно было увидеть и местных принцев-купцов, и пару аристократов из Ша’лиса, и колесничих, и философов…
К рассвету усталая ночь бросила все это на берегу, как ненужный хлам, и ушла на запад вместе со Звездой.
Ранним утром по улице Драгоценных Камней шла цветочница. Вокруг не было почти никого, только несколько рабов. Женщины брали воду из фонтана. В одной-двух винных лавках подметали пол. Высоко в небе кружили ястребы, голуби чистили крылья на крышах домов. Из открытых окон доносились голоса:
— Торговец рыбой сказал, что море снова откатилось, и еще дальше, чем в прошлый раз.
— Как откатилось, так и вернется. Просто приливы стали выше.
— А ночью оно поет. От Высоких врат это хорошо слышно.
— Да ладно тебе. Пусть море делает, что ему угодно.
— Эй, девушка, продай мне цветов! Сколько возьмешь за эти лилии?
— Они не продаются, — девушка покачала головой, скрытой капюшоном. — Я сама только что купила их.
Ее лилии в самом деле были прекрасны — свежие, сорванные с росой на рассветных холмах, очевидно, за Могильной улицей, где многие собирают цветы.
Почему никому не придет в голову, что цветочница не сорвала сама ни единого бутона, а заплатила за корзину лилий, роз и белого алоэ однорукой женщине, живущей у шалианского храма?
Велва проявила расточительность, расставшись со всеми до единого дрэками.
Свернув на аллею у дома кружевниц, она подошла к воротам в стене и уселась перед ними. Вскоре она услышала перестук копыт зееба и голос торговца, предлагающего товар. Он остановился, видимо, встретив покупателей, а потом, как и Велва, свернул на аллею. Терпеливый зееб нес на спине бочонок из циббового дерева, а рядом шел мужчина с подвешенным к поясу медным ковшом, с которого в пыль падали белые капли. Это был продавец молока. С тех пор, как Велва занялась изучением привычек хозяйки этого дома, она интересовалась всем, что видела. Было несложно выяснить, что раз в три дня ей доставляют молоко.
— Чистое молоко, сладкое молоко, — продавец подмигнул Велве, сидящей в обнимку со своими цветами.
Сегодня оно будет сладкое, изумительно сладкое, так что никто ничего не заподозрит. В жаркую погоду в молоко часто добавляют сахар или соль, чтобы оно не скисало.
— Здешняя госпожа любит цветы? — спросила Велва у молочника.
— Очень может быть.
— Могу ли я пройти с тобой и спросить служанку? Смотри, цветы такие свежие, их можно поставить в вазу или сплести из них венок.
— О, ты тоже слышала, что здесь бывает Лидиец, — молочник встал рядом с нею и надавил пальцами ей на живот. — А что я получу взамен, если представлю тебя служанке, и ты продашь свои цветы?
— То, что обычно получает в Застис достойный мужчина, — ответила Велва, глядя на него прищуренными глазами.
Когда они вошли во двор, мужчина выкрикнул приветствие. Зееб начал жевать сухую траву сада, и Велва, сжалившись, потихоньку от молочника скормила ему два своих драгоценных цветка.
Что-то необходимо уничтожить, чтобы жило другое. Это закон богов.
На атласной спине черного жеребца, в объятиях Лидийца, она была счастлива и цеплялась за это счастье, зная, что это еще не конец. Она надеялась, что он вполне может желать ее и дальше, хотя бы время от времени. Но ему поклонялся весь город. А она всего лишь разносчица вина в таверне, и, может быть, за всю жизнь ей не выпадет ничего, кроме этой ночи.
Ее отвергли, но она любила.
Она слышала, что он оказался в постели у ведьмы. Слухи носились из конца в конец города, обрастая подробностями и деталями — Лидиец испорчен степнячкой, потому что надменная Равнинная кобыла истомилась по нему. Но это значит, что она сошлась с ним в Застис еще до того, как он взял Велву. Да, он спрашивал дорогу к дому ведьмы… но той не оказалось на месте, и Лидиец решил заменить ее кем-нибудь менее важным. Следующим звеном стала история о ране на тренировочном дворе, наполнившая Велву ужасом. Женщина Равнин — сама Смерть. Так огромная змея способна убить крохотной капелькой яда — вот какова ее сущность. Она высосет и уничтожит его, и он умрет до срока, в полном ничтожестве, осмеянный людьми и покинутый богами.
- Предыдущая
- 29/88
- Следующая
