Белая змея - Ли Танит - Страница 21

• Предыдущая
• 21/88
• Следующая

Слева Йиланец ранил одного и убил второго. Регер не видел, как это произошло, но слышал, краем сознания уловив поднявшийся, как морская волна, рев толпы, которая приветствовала удар.

Находившийся справа Железный Бык сам был ранен. Он продолжал сражаться, приканчивая противников, но движение его неумолимого клинка замедлилось. Будь он разумным человеком, ему было бы самое время разыграть обморок. Толпе понравился этот боец, так что он мог бы отлежаться и победить в другой день.

Когда Лидиец разобрался с третьим противником — рассек ему кожу от колена до пестрого широкого оплечья, кончавшегося как раз над соском, без труда отправив в беспамятство усталого и неопытного бойца, — кто-то выкрикнул его имя. Не с трибун, откуда оно доносилось непрерывно, а с арены.

Регер обернулся и увидел перед собой мальчишку-корла. Меч вскинут, приглашая к сражению, лицо искажено боевым безумием.

По его виду было легко понять — только что он впервые забрал жизнь. Ощущение, сопоставимое с потерей девственности. Сам Регер был ранен, царапина на правом плече кровоточила, однако не мешала ему. Корл не тренировался специально, но, как говорится, страстно желал прикоснуться к солнцу.

На скачках корлу улыбнулась удача. Но на ее благосклонность нельзя рассчитывать вечно.

Юноша, наверное, был моложе Регера года на три или четыре, в любом случае — младший. Он еще не перестал расти и был ниже, чем Лидиец, но на свете вообще не так уж много столь высоких людей. Сам Регер с двадцати лет не встречал никого вровень с собой.

Корл усмехался, сжигая его взглядом. Так охотник вглядывается в свою жертву, так женщина рассматривает мужчину, который, как она надеется, будет обладать ею.

Трибуны смеялись над безудержным бегством юноши с места предыдущей схватки, над его жаждой схватиться с Лидийцем, но сейчас они даже приветствовали его доблестную глупость. В конце концов, он может оказаться не так уж плох в бою, и тогда им не придется жалеть, что они уделили ему внимание.

Регер двинулся достаточно медленно — пусть мальчишка успеет понять, что его вызов принят, — и схватка началась.

В первый раз корл ответил прекрасно, ловко скользнув мечом, однако, мгновенно отследив изящный, почти вежливый контрудар Регера, встретил его тупым замахом. Регер отступил на шаг, словно игнорируя этот бессмысленный и некрасивый выпад.

Значит, вот как сражается корл. Раз — художник, другой — болван. Катемвал сказал бы, что будь мальчишка еще в детстве продан на стадион, со временем из него вышел бы толк. Но он — свободный, и сейчас уже слишком поздно.

И тут… И тут мир превратился в хаос.

Это было настолько немыслимо и невероятно, что в первый миг Регер, не ждавший ничего подобного, не обратил внимания на происходящее. Только ощущения в руке, сжимающей меч, подсказали ему, что происходит нечто крайне противоестественное.

Еще несколько мгновений он осознавал то, что произошло и все еще продолжало происходить. Это было невозможно, и он не имел власти над этим…

Он полностью потерял контроль над мечом в своей руке. Меч ожил. Он дергался, извивался и рвался из пальцев, противился любой попытке поднять его, пощелкивая по всей длине. Холодный, как лед, он наполнялся энергией, силой, противостоящей воле хозяина…

Еще до того, как в сознании Регера уместились все эти факты, тело его покрылось холодным потом — и не от страха, а от чистейшей жути.

Колдовство. Заклятье. Он мог поверить в такое. Но чья это работа? Корла? Он не похож на человека, обладающего подобной силой…

Лидиец боролся с враждебным существом, которым стало его оружие, поэтому ему пришлось потрудиться, отражая настойчивую атаку мальчишки. Зрители, решив, что их любимец притворяется, желая подразнить юного корла, закричали и захлопали.

Но корл отступил и упал. От волнения он побледнел под темным висским загаром. Его глаза не отрывались от заколдованного меча. Таким образом Регер получил короткую передышку и смог взглянуть сам.

Люди называли это шансарской магией. Трюк из храмов Ашары. Катемвал, видавший, как проделывают такое в Ша’лисе, приписывал это видениям, навеянным дурманящими курениями, либо особым свойствам гибкого металла. Змеи становились мечами, а мечи змеями.

Вместо верного металла в его руке, все еще сжимающей рукоять, судорожно билась жизнь. Рукоять превратилась в крутящуюся спираль, рвущуюся и подрагивающую.

По всей длине клинка меч стал змеей. Неистово содрогаясь, она пыталась освободиться от остатков стальных оков. Она была белая, как молоко, и жесткая чешуя платиной сверкала на ее теле. Абсолютно белые глаза бесстрастно взирали с плоской головы… Теперь он знал, чья сила сотворила заклятье.

Змея пыталась рывком освободиться от него. Ненависть к тварям, которых выращивали люди змеиной богини, была присуща всем Висам. Змея, завладевшая мечом, будь то реальность или иллюзия, вызывала судороги в животе и лишала воли.

Должно быть, она хотела его смерти. И не просто смерти, а преждевременной и позорной. Регер почувствовал на себе взгляд ее холодных глаз.

И тогда меч вернулся к нему, словно колдунья-эманакир разглядела его страх и гнев и удовлетворилась ими. Змея исчезла. На ее месте опять сверкал металл. Стройный и сбалансированный, меч снова стал верным слугой, продолжением руки. Но надолго ли? Теперь он не мог положиться на свой клинок. Внутри стали жила белая змея — он видел это. Не исключено, что поняв истинную сущность своей природы, он в любой миг может захотеть вернуться к ней.

Все это уложилось в несколько мгновений. Толпа не заметила ничего, кроме притворной насмешливой беспомощности Лидийца, отступления корла и короткой заминки, порой возникающей в бою перед решающим ударом.

В голове у Регера звенело. Его зрение помутилось, тело стало чересчур легким. За подобными ощущениями обычно следовали величайшее напряжение и бесчувствие. Они предвещали смертельную опасность. Теперь нельзя долго оставаться на песке, надо завершать дело.

Рука, сжимающая меч, онемела. Тяжелые удары сердца сотрясали грудь. Он уже был выше страха или стыда, оцепеневший, как рука на рукояти меча. Что ж, так тому и быть — сегодня он убьет.

Корл сражался с ним, но Регер выпустил из поля зрения его лицо, наполненное ужасом и яростью. Юноша не понимал этого, но чары уже захватили его и сомкнули зубы у него на горле.

Какая-то часть сознания Лидийца отмечала по крикам толпы, сколько саардсинских Клинков пало или победило и каков их общественный статус, сколько людей ранено или обездвижено. Трое или четверо еще продолжали сражаться, пока не останется лишь один из них. Тогда все закончится.

Неожиданно Регер сорвался с места. Когда подобное оцепенение окутывало его, словно плащ, все неудачи и тени уходили куда-то прочь. Это чувство было весьма странным, но он уже хорошо знал его.

Змеиный меч ушел влево, отвечая на удар, и щит корла упал к ногам. Это больше не имело отношения к искусству. Ревущая толпа плыла под ногами Регера.

Он увидел глаза молодого человека, прекрасные, как у девушки, расширенные от потрясения и страха. И тогда Регер опустил меч, подобный огню богов, сходящему с неба, и рассек тело противника от левой стороны шеи до грудной кости.

Столь сильный удар, перерубивший ключицу, заслуживал высочайшей оценки. И все-таки это была работа мясника. Трибуны, изумленные стремительностью развязки и ее ужасной красотой, взорвались. Визжали женщины. Что ж, неудивительно — корл нравился им.

Регер не обращал на них внимания. Меч вырвался из его руки, а он стоял и наблюдал, как перед ним умирает потерявший сознание юноша.

Когда прозвучала песнь труб в честь тех, кто выжил и мог бы это сделать, Регер, как во сне, поднял руку, принимая восторг и восхваления. Он не стал высматривать в ложах эманакир и даже не взглянул на врачей, приехавших подобрать убитых и покалеченных.

Покинув арену, он ушел в комнаты под стадионом, где сбросил с себя металл и кожу доспехов и полез в бассейн, чтобы отмыться от пыли, пота и чужой крови.

• Предыдущая
• 21/88
• Следующая