Контракт на убийство - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 9

— Знаешь, я так зол на себя! — нашептывает Г. — И страшно расстроен. Я сделаю тебе повязку, но сначала доешь.

Не распрямляясь, он продвигается вперед на два шага и кончиками пальцев опять толкает миску. Торчащие уши овчарки выражают опасливое удивление, но она и не думает хватать руку.

— Ну вот, — говорит Г, — ты видишь, я твой друг. А теперь ложись и спи.

В ответ раздается короткое щенячье тявканье.

— Понял, ты хочешь пить, — догадался Г. — Сейчас принесу.

Он идет на кухню, берег кастрюльку и наливает в нее воды. Увидев его, пес с ворчанием отпрянул.

— Это же я, старина! — шутит Г. — Ты меня не узнаешь? Ах, прости! Ты не можешь сесть. Давай помогу.

Он берет на себя смелость вплотную приблизиться к клыкам. Пока Г ставит кастрюльку на пол, ворчание усиливается. Осмотрительно отскочив в сторону, Г наблюдает за собакой, а та, успокоившись, сует морду в воду. Не очень удобно пить полулежа. Вода заливает пол, и кастрюлька в конце концов опрокидывается, но собака, судя по всему, утолила жажду. Маленькая передышка. Г вытряхивает пепел и снова набивает трубку, не переставая любоваться собакой. Больше всего ему нравится широкая полоса посреди лба, придающая псу озабоченный вид и обрамляющая темной шерстью веки. Нижняя часть груди, словно ожерельем, украшена черным ободком, концы которого поднимаются к плечам, теряясь в блестящей черноте спины. Когда-то Г наведывался в маленький зверинец, сопровождавший цирк, но не обращал особого внимания на животных. Научился лишь опасаться их когтей и клыков. Были ли они красивы? Возможно. Но ничего человеческого в них не было.

Полосатые зебры? Ну разве что для забавы детей! Обезьяны? Смех, да и только! Пантера, пожалуй, привлекала внимание своими похотливыми глазами. Медведь? С ним можно было бы общаться, если бы его не заставляли ездить на велосипеде… Но все эти животные стали подневольными рабами! Никто из них не мог похвастаться такой гордой и смелой осанкой. На овчарке ошейник, и, если бы удалось снять его без риска, можно было бы узнать, как зовут пса. Г хочет надеяться, что его не обесчестили каким-нибудь киношным именем вроде Ринтинтин или Галопен. Ага! Пес положил морду на лапы, собравшись вздремнуть. Уши торчат, но в них уже чувствуется слабина, размягчение надвигающегося сна. Г на цыпочках уходит. Надо спешить. Снаряжение уложено мгновенно, винтовка разобрана, бинокль помещен в футляр. Под рукой осталась лишь аптечка. Выйдя из дома, Г грузит вещи в машину, потом открывает ворота соседней виллы. В округе ни одного ротозея. Он маневрирует, задом подгоняя «пежо» к террасе, и, открыв багажник, с помощью старого пледа устраивает уютное гнездышко между спинкой сиденья и запасным колесом. Все прошло как по маслу. Последний взгляд. И вот он, приготовив себе три больших бутерброда с ветчиной, запирает виллу «Тюльпаны» на ключ.

А теперь самая сложная операция. Пес недвижим. Г ловко отстегивает ошейник и читает наконец имя: Ромул. Что ж, подходяще. Немножко отдает снобизмом. Г пытается вспомнить. Было, как будто, такое знаменитое имя в древности, но вряд ли собачье. Впрочем, не важно. Он кладет ошейник на пол рядом с аптечкой и, схватив Ромула за передние лапы, тащит к себе.

— Ну и тяжеленный ты! — ворчит Г.

Хирургическим инструментом он раздвигает шерсть на раненом бедре. Пуля прошла насквозь, не задев кость. Рана глубокая. Сильно кровоточила. Однако все поправимо. Г поглаживает отяжелевшую, бесчувственную голову с торчащим клыком. Великолепные уши повисли как тряпки.

«И он хотел, чтобы я тебя прикончил!»

Г бросает рассеянный взгляд на труп президента. Что поделаешь! Люди созданы для того, чтобы умирать! Мсье Луи тоже сдохнет! И поделом ему! Г достает из аптечки пузырек, бинт, вату и ножницы, чтобы выстричь шерсть по краям раны. Он все умеет. В той пропащей жизни, какая выпала на его долю, иначе было нельзя! Г действует осторожно, но быстро. Должно быть, матушка Лубейр не замедлит вскоре явиться.

Внезапно грянул духовой оркестр. Г вспомнил эстраду в парке. Повезло. Курортники, верно, все там. Прекрасный «Голубой Дунай»! Г стискивает зубы. Главное не отвлекаться. Стерильный тампон! А сверху крест-накрест лейкопластырь. Потом эластичный бинт. Да, не легко будет поменять повязку. Г складывает свои принадлежности.

— Надеюсь, ты меня не укусишь, Ромул! Уж пожалуйста.

Он долго ласкает изысканную голову, расправляет уши.

— Мой пес, — шепчет Г. — Ты самый лучший. Дайка я тебя одену!

И он осторожно застегнул ошейник.

— А теперь, дружище, все зависит от нас.

Несмотря на свой малый рост, Г мускулист, татуировка так и играет на его бицепсах: женская голова и морская птица. Встав на одно колено и крепко упираясь другой ногой в пол, он просовывает руки собаке под живот. Потом, собравшись с силами, рывком приподнимает псину. Вены на лбу и шее вздуваются. Нет, так дело не пойдет. Не следует опускаться на колено, это только тормозит движение. Надо поднимать ношу, равномерно распределив тяжесть на обе ноги. На мгновение он замер, набирая воздух в легкие, — на этот раз получилось. Голова Ромула обмякла. Лапы мотаются туда-сюда. Уткнувшись лицом в шерсть, Г напрягается, пытаясь угадать, куда поставить ногу. Нащупывает мысками сандалий первую ступеньку, потом вторую. Задыхаясь, чертыхается, отыскивая третью… Багажник рядом. Г спешит добраться до него мелкими шажками и опускает собачье тело в предназначенное ему узкое пространство. Выпрямляется. Пот льет с него ручьями.

— Никогда я так не старался ради женщины!

Искусной рукой он удобно устраивает пса, складкой пледа слегка приподняв ему голову и аккуратно вытянув лапы. И вдруг его начинают терзать сомнения. Хватит ли несчастному животному воздуха? А если пес проснется до конца путешествия? А если… А если…

— Ладно, — громко произносит Г резким голосом. — Я сделал все, что мог!

Он бесшумно закрывает багажник. Что ж, пожалуй, можно ехать. Еще один обход, последний. Войдя в дом, Г забирает оставшиеся два бутерброда, опытным взглядом окидывает результаты своей воровской работы. Не очень убедительно! Полиция на это ни за что не клюнет. А уж мсье Луи и подавно! Через несколько часов они бросятся ему вдогонку. Ну и черт с ними! Не его вина, что все сорвалось! Он машинально надкусывает бутерброд. Труп старика притягивает ос. Ну и дела! Г осматривает автомобиль, проверяет в последний раз ремень, скрепляющий багаж. В парке у казино оркестр играет «Миллионы Арлекина». Зажав бутерброд в зубах, Г включает мотор и опускает стекло. Машина трогается. Шесть часов. С этого момента никаких раздумий. Он слишком устал. Мысленным взором Г как бы видит свой маршрут: Монлюсон, Шатр, Аржантон, Пуатье, Брессюир, Мортань, Нант, Редон. А дальше он уже дома. Дорога от Пуатье до Нанта ему хорошо известна. Что касается Аржантона и Мортаня, тут Г менее уверен, но это второстепенные шоссейные дороги. Шанс наткнуться там на полицейский контроль невелик. Зато у мсье Луи есть собственная служба безопасности. Он направит двух-трех своих людей в Париж, чтобы догнать беглеца, заполучить документы президента и узнать, что сталось с собакой. Когда же он поймет, что Г исчез, то пощады не жди. Но никто не знает о существовании маленькой фермы на опушке Гаврского леса. Это тайное убежище. Соседей мало, все, что ему надо, он заказывает в деревне по телефону: бакалею, мясо и прочее. Г решил укрыться там со своим псом. Пусть оставят их в покое! И никаких контрактов!

Перекресток перед Монлюсоном. Придется, к несчастью, проехать через город. Только бы не зацепить какого-нибудь ошалелого велосипедиста. Г едет медленно, пересекает мост, с некоторым страхом ищет глазами дорожный указатель. Все прошло благополучно. Он принимается за последний бутерброд. До Шатра осталось тридцать километров. Однако после крутого поворота его ждет жестокое испытание. В сапогах и касках, невозмутимые и грозные, они стоят у своей машины. Зажав бутерброд в зубах — рот нередко служит ему третьей рукой, — Г направляется к ним. Они не двигаются. Кому надо останавливать перекусывающего в пути водителя с масляными пальцами? Г позволяет себе приветственный жест, и проклятая левая рука снова начинает дрожать. Взрыв гранаты не прошел для нее бесследно… Когда это случилось? Вчера, позавчера… Он уже не помнит. Это было в прошлой жизни, в жизни без Ромула.