100 волшебных сказок - Коллектив авторов - Страница 25
- Предыдущая
- 25/258
- Следующая
– Быстрее, Пиноккио! Чудище приближается к тебе!
И Пиноккио собрал все свои силы и поплыл вдвое быстрее.
– Берегись, Пиноккио!.. Чудище хватает тебя!.. Вот оно!.. Скорее, скорее, иначе ты пропал!
И Пиноккио не плыл, а прямо-таки летел, словно пуля. Вот он уже достиг утеса, и Козочка наклонилась над морем и протянула ему свое копытце, чтобы помочь вылезти из воды…
Но было слишком поздно! Чудовище схватило его. Оно втянуло в себя воду – почти так, как втягивают куриное яйцо, – и сглотнуло бедного Деревянного Человечка. Сглотнуло с такой жадностью и силой, что Пиноккио, скатываясь в желудок Акулы, сильно захлебнулся и четверть часа пролежал без сознания.
Когда он пришел в себя, он не знал, где, собственно, находится. Вокруг царила такая глубокая и всеобъемлющая тьма, что ему казалось, что он окунулся с головой в бочку чернил. Пиноккио прислушался, но не услышал ни малейшего шума. Время от времени он чувствовал на лице сильные порывы ветра. Вначале он не мог понять, откуда здесь ветер, но потом заметил, что эти порывы идут из легких чудовища. Дело в том, что Акула страдала сильной астмой, и, когда она дышала, в ее нутре подымался вроде как бы северный ветер.
Сперва Пиноккио бодрился. Но, когда он окончательно убедился, что заключен в теле морского чудовища, он начал плакать и жаловаться и, рыдая, воскликнул:
– Помогите! Помогите! О я несчастный! Неужели здесь нет никого, кто бы мог мне помочь?
– Кто может тебе помочь, горемыка? – послышался из темноты голос, низкий, надтреснутый, как расстроенная гитара.
– Кто здесь говорит? – спросил Пиноккио, у которого спина похолодела от страха.
– Это я, бедный Тунец, который был вместе с тобой проглочен Акулой. А ты что за рыба?
– Я ничего не имею общего с рыбами. Я Деревянный Человечек.
– Если ты не рыба, зачем же ты дал себя проглотить чудовищу?
– Я вовсе не дал себя проглотить. Оно само меня проглотило! А что мы сейчас будем делать в темноте?
– Мы будем сидеть и ждать, пока Акула нас не переварит.
– Но я не желаю быть переваренным! – закричал Пиноккио и опять начал плакать.
– Я тоже не хочу быть переваренным, – возразил Тунец, – но я философ и утешаю себя мыслью, что, ежели ты уж родился на свет тунцом, то лучше тебе кончить свои дни в воде, чем на сковородке.
– Чепуха! – воскликнул Пиноккио.
– Это мое личное мнение, – возразил Тунец, – а личное мнение, как утверждают тунцы-политики, следует уважать.
– Во всяком случае, я хочу уйти отсюда… я хочу бежать…
– Беги, если можешь.
– А эта Акула, которая нас проглотила, велика? – спросил Деревянный Человечек.
– Представь себе, что ее тело без хвоста составляет километр в длину.
В то время как они беседовали в темноте, Пиноккио вдруг показалось, что он видит вдали слабый свет.
– Что это может быть за свет вон там, вдалеке? – удивился Пиноккио.
– Вероятно, наш товарищ по несчастью, который тоже ждет, чтобы его переварили.
– Я хочу к нему. Может быть, он какая-нибудь старая рыба, которая сможет мне сказать, как уйти отсюда.
– Желаю тебе от всего сердца, мой дорогой Деревянный Человечек, чтобы так оно и было.
– До свидания. Тунец!
– До свидания. Деревянный Человечек. Желаю удачи!
– Встретимся ли мы когда-нибудь!
– Кто может знать?.. Лучше всего не думать об этом.
35. ПИНОККИО НАХОДИТ В ТЕЛЕ АКУЛЫ… КОГО? ПРОЧИТАЙТЕ ЭТУ ГЛАВУ И ВЫ УЗНАЕТЕ
Пиноккио, простившись таким образом со своим добрым другом Тунцом, пошел, пошатываясь, во тьму. Он двигался в теле Акулы на ощупь, шаг за шагом, по направлению к светящейся точке, которую видел вдали.
Чем дальше он шел, тем явственнее и определеннее становилось светящееся пятно. И после долгой ходьбы он наконец пришел. И, когда он пришел… что же он увидел там? Вы никогда не отгадаете! Он увидел столик с горящей свечой на нем. Свеча торчала в зеленой бутылке. Возле стола сидел старик, белый как лунь или как сбитые сливки, и жевал живых рыбок. А рыбки были такие живые, что то и дело выскакивали у него изо рта.
При виде всего этого Пиноккио охватила столь бурная и непосредственная радость, что он чуть с ума не сошел. Ему хотелось смеяться, ему хотелось плакать, ему хотелось говорить без конца. Но он мог только произнести, заикаясь, несколько отрывочных, бессвязных слов.
Наконец ему удалось все-таки испустить возглас радости, и он бросился к старику на шею с криком:
– Ах, мой дорогой отец! Наконец я вас разыскал! Теперь я вас никогда, никогда не оставлю!
– Значит, я не ошибся? – ответил старик, протирая глаза. – Значит, ты действительно мой милый Пиноккио?
– Да, да, это я, я самый! И вы мне все простили, не правда ли? Ах, дорогой отец, вы такой добрый!.. А я наоборот… Ах, если бы вы знали, сколько несчастий я пережил и сколько зла испытал! Представьте себе, мой бедный отец: в тот день, когда вы продали свою куртку и купили мне букварь, чтобы я мог пойти в школу, я на все наплевал ради кукольного театра, и хозяин театра хотел меня бросить в огонь, чтобы его барашек изжарился, и потом он дал мне пять золотых монет для вас, но я повстречал Лису и Кота, которые привели меня в таверну «Красного Рака», где они жрали, как волки, а я один-одинешенек снова пошел в ночь и встретил грабителей, которые побежали вслед за мной, а я впереди, и они за мной, и я все время впереди, и они все время за мной, и я впереди, пока они меня не повесили на ветке Большого Дуба, где Красивая Девочка с лазурными волосами велела отвезти меня в карете, и, когда меня врачи осмотрели, они сразу же сказали: «Если он еще не мертв, значит, он еще жив», и тогда я не выдержал и соврал, и мой нос стал расти, и я не мог пройти через дверь, и поэтому я затем вместе с Лисой и Котом закопал четыре золотые монеты, потому что одну я потратил в таверне, и попугай начал смеяться, и вместо двух тысяч монет я вообще ничего не нашел, и, когда судья услышал, что меня ограбили, он немедленно посадил меня в тюрьму, чтобы воры были довольны, и оттуда я попал в виноградник и увидел там красивые гроздья и оказался в капкане, и крестьянин имел все основания надеть на меня собачий ошейник, чтобы я охранял его курятник, но потом он понял мою невиновность и снова отпустил меня на свободу, и змея с дымящимся хвостом начала смеяться, и жила лопнула у нее в груди, и так я снова пошел домой к Красивой Девочке, которая умерла, и Голубь увидел, что я плачу и сказал: «Я видел, как твой отец мастерил себе маленькую лодочку, чтобы тебя искать», и я ему сказал: «Если бы я имел крылья, как ты!», и он сказал мне: «Ты хотел бы увидеть своего отца?», и я ему сказал: «Очень хотел бы, если бы смог», и он мне сказал: «Я тебя отвезу», и я спросил: «Как?», и он сказал: «Влезай ко мне на спину», и так мы летели всю ночь, и потом мне утром сказали рыбаки, которые глядели на море: «Там бедный рыбак в маленькой лодке, и она тонет», и я сразу вас узнал издали, потому что мне мое сердце сказало, и я вам делал знаки, чтобы вы вернулись на берег.
– Я тоже узнал тебя, – сказал Джеппетто, – и мне очень хотелось вернуться. Но как? Море было бурное, и большая волна опрокинула мою лодочку. Тут меня заметила страшная Акула, которая как раз находилась поблизости. Она бросилась на меня, высунула язык и проглотила меня, как таблетку.
– И давно вы здесь в заключении? – спросил Пиноккио.
– С того самого дня. Уже скоро два года. Два года, мой дорогой Пиноккио, которые показались мне двумя столетиями.
– А как же вы здесь жили? И где вы достали свечку? И кто вам дал спички?
– Я тебе все расскажу. Представь себе, та же самая буря, которая перевернула мою маленькую лодочку, опрокинула также одно торговое судно. Всем матросам удалось спастись, но само судно утонуло, и та же Акула, в тот день очень голодная, проглотила корабль.
– Как! Проглотила корабль одним глотком? – поразился Пиноккио.
– Да, одним глотком. Только мачту она выплюнула обратно, потому что мачта застряла у нее между зубов, как рыбья кость. На мое великое счастье, на корабле было мясо, сухари в коробках, поджаренный хлеб, вино в бутылках, изюм, швейцарский сыр, кофе, сахар, а также стеариновые свечи и коробки спичек. Этим я поддерживал свою жизнь два года. Но теперь склад пуст, и вот эта свеча, которую ты здесь видишь, – последняя.
- Предыдущая
- 25/258
- Следующая
