«Был жестокий бой» - Зарипов Альберт Маратович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/114
• Следующая

— Моим там делать нечего! — заявил он с лёгкой усмешкой. — Они уже столько насмотрелись! На всяких… Жмуриков… целых и не очень… Так что…

Батолин хмыкнул, но всё же решил послушаться Пуданова и его группа была оставлена в покое. Но ведь ещё существовали две другие РГ.

— Мне — без разницы! — произнёс я. — Хоть до завтрака, хоть после него…

— У твоих что, самые крепкие желудки? — продолжал ёрничать командир роты. — Всё проглотят и обязательно переварят? А может быть ещё и добавки попросят?

— Ну, зачем так? — уклончиво отвечал я. — Придём… Посмотрим.

Пока мы спорили и рассуждали о способах предотвращения нервных срывов и непроизвольных желудочных извержений, которыми так любит страдать наш горячо обожаемый личный состав… Незаметно подкралось время утреннего приёма пищи, то есть тот самый завтрак. Поэтому все возникшие вопросы были решены одним радикальным способом.

— Сначала на завтрак! — заявил Батолин уже перед строем. — А потом все в морг!

В своей офицерской столовой мы без особого аппетита проглотили обязательную по утрам кашу-овсянку. Мы хоть и не являлись английскими аристократами, которые уже и жить-то не могут без своего любимого лакомства… Как говорят, очень полезного и чрезвычайно витаминизированного… Но у товарищей лордов помимо овсяной каши на столе присутствуют всякие там беконы да ростбифы, паштеты и вкусненькие салатики… Тогда как у нас… У боевых российских офицеров, прибывших сюда не просто так, а чтобы днём и ночью защищать этот аэропорт Северный… В общем, наш завтрак был крайне скуден…

— А тут ещё и в морг идти… — проворчал Юра с самым недовольным видом. — Мало того что жрать нечего… Так ещё и…

— Не хочешь — не ходи! — ответил Батолин. — Снаружи постоишь…

Денисов фыркнул в свой холодноватый чай, но с ротным больше спорить не стал.

А потом мы построили две группы любителей военных экскурсий, да и повели их к двум отдельно стоящим палаткам. Уже на подходе к ним мы заметили то, что в левой палатке установлена печка.

— Дымок идёт… — задумчиво сказал Юра. — Зачем это «им»?

— Греться! — мрачно пошутил командир роты. — По ночам-то холодно!

Однако никто из нас не разделял его мрачновато-весёлого настроя.

— Ну, хватит вам!.. — хмуро произнёс я. — Не в цирк же идём.

— Э-эх… — сказал Серёга со вздохом и больше не балагурил.

Дальше мы шли молча. Я один раз уже был в морге, но это было гражданское заведение. Там все покойники лежат в смирных позах, что придаёт им более-менее приличествующий обстановке вид. А тут нам предстояло кое-что другое. Ведь в этот военно-полевой морг свозили служивых людей, которых смерть настигла в самых различных ситуациях… И выражения их лиц могли быть именно такими… Когда они и умирали. А это — не самое лёгкое зрелище.

Но вот и палатки. Сначала мы остановили строй, а потом пошли разыскивать работников военного морга. Как и следовало того ожидать, они оказались в левой палатке, которая и отапливалась печкой-буржуйкой. Мы с Батолиным вошли во-внутрь и обнаружили там двух солдат. Они сидели за столом в перегороженной половине и что-то ели. Когда я подошёл поближе, то увидел их отстранённо-хмурые и ничего более не выражающие лица. Не обращая на нас никакого внимания, двое бойцов продолжали рубать тушёнку из своих банок. На столе также находилось полбуханки чёрного хлеба и пустые кружки. Зато на печке уже начал закипать армейский чайник…

Всё это я увидел за те коротенькие секунды, пока Батолин сначала окликнул едоков… А потом и потряс за плечо того, кто сидел спиной к нам. Только тогда солдат оглянулся на вошедших…

— Ребята! — произнёс Серёга своим привычно строгим тоном. — Нам нужно своих солдат в морг сводить. Чтобы они привыкли к мёртвым.

— Идите! — произнёс солдат, сидевший к нам лицом. — И смотрите.

Говорил он совершенно равнодушно и как-то… Безжизненно, что ли. В его взгляде сначала было промелькнула маленькая искорка удивления, но она исчезла очень быстро. И солдат опять принялся ковырять ложкой в своей банке. Тушёная говядина была совершенно неподогретой, то есть почти что замороженной… Поэтому холодное мясо поддавалось бойцу с большим трудом.

— Нет! — заявил упрямый и настырный гость с капитанскими звёздочками-пятнышками. — Нам нужно, чтобы вы сами всё тут показали. Это ваша территория.

Сидевший к нам лицом солдат поднял голову и посмотрел на своего напарника.

— Вань. — послышался тусклый и почти безжизненный голос.

Сидевший к нам спиной боец понимающе кивнул и стал выбираться из-за стола. Если тот пехотинец сидел на солдатской кровати, то этот Ваня располагался на большом деревянном ящике, который был придвинут к столу слишком уж близко.

Наконец-то наш сопровождающий вылез из-за стола и тут же направился к выходу. Однако капитан Батолин остановил его за плечо.

— Стой, солдат! — заявил суровый и строгий командир. — Ты сначала дожуй!.. И потом иди!

Тут оба пехотинца посмотрели на нас. Причём, какими-то странными взглядами. Словно мы с Луны свалились в их грязную и задымленную палатку. Да ещё и перегороженную на две половины. Причём, именно в ту часть палатки, где и обитали эти двое смертельно уставших солдат. Тогда как в другой половине могло находиться всё… Что войне будет угодно.

Может быть именно поэтому они и посмотрели на нас так странно. Или же из-за того, что эти солдаты сами за это время уже отвыкли от многих элементарных понятий.

— Дожуй! — ещё раз приказал Батолин.

А ведь пехотинец, вставая из-за стола, как раз зачерпнул из банки два больших куска холодного мяса. Возможно он собирался прожевать их по дороге… а тут ему пришлось стоять на одном месте… И работать челюстями в усиленном режиме… Да и глотать это мясо, толком его не разжевав.

— Вот теперь пошли. — произнёс товарищ капитан и мы направились наружу.

А там продолжали стоять наши бойцы-разведчики. Они курили и переговаривались вполголоса, терпеливо ожидая дальнейших команд. А солдат-пехотинец уже подошёл ко входу в правую палатку и раздвинул пошире оба полога.

— Заходите. — произнёс он и первым занырнул внутрь.

Вслед за ним в палатку-морг стали заходить сначала офицеры, а затем и остальные разведчики. Внутри было сумрачно и нам понадобилось какое-то время на то, чтобы глаза привыкли к очень скудному освещению.

— Вот! — сказал пехотинец и показал рукой сначала в одну сторону, а затем в другую. — Вот здесь лежат наши… А тут — местные. Смотрите!

В левой половине огромной палатки находилось двое носилок, на которых лежали людские тела. Батолин попросил пехотинца выйти и откинуть с окошек защитные клапаны. Тот опять кивнул понимающе и, продираясь через толпу вошедших, пошёл выполнять очередную просьбу странноватого товарища капитана.

Через минуту-другую в палатке стало гораздо светлее. Сквозь запылённые окна сюда пробивался яркий утренний свет и мы могли без труда рассмотреть лежавших на носилках военных.

Ближе к окну находился труп прапорщика. Это был уже немолодой мужчина с седеющими висками. Его возраст составлял лет так сорок- сорок пять. Одет он был в обычный общевойсковой бушлат однотонного цвета, летние штаны с карманами по бокам. На ногах — солдатские парадно-выходные ботинки. На голове каким-то чудом продолжала оставаться армейская шапка-ушанка. Судя по всему, он не собирался бежать в атаку с автоматом наперевес. Это был обычный товарищ прапорщик, каких в войсках сотни тысяч. Может быть начальник какой-нибудь аппаратной связи или же машины техпомощи…

— Как будто спит. — вздохнув, сказал чей-то голос сзади.

Действительно. Невольно создавалось такое впечатление, что этот немолодой прапорщик только что прилёг отдохнуть на носилки. Обмундирование его было вполне опрятным и чистым. Только лишь ботинки слегка заляпаны грязью. Да и вся его поза казалась какой-то умиротворённо-спокойной. Возможно из-за сложенных на животе рук, кисти которых были накрепко привязаны друг к дружке беленьким бинтом. Как это обычно делают для того, чтобы верхние конечности убитого не болтались при ходьбе тех, кто несёт носилки. И таким образом не мешали дальнейшей транспортировке покойного.

• Предыдущая
• 32/114
• Следующая