Непобедимый эллин - Леженда Валентин - Страница 27

• Предыдущая
• 27/70
• Следующая

– Так бомж, скотина, на Аргосе растрепал. Ненавидит меня, гадина, за то, что я его киллерам заказал.

Софоклюс кивнул и поспешил вслед за Гераклом.

– А что за пьеса ставится в вашем театре? – полюбопытствовала хорошенькая девушка, когда историк гордо вышел из роскошных покоев Хряка.

Решив пошутить, Софоклюс коротко ответил:

– Подвиги Геракла!

– А… – протянула девушка, не совсем понявшая, о ком идет речь. – Я тоже видела этот фильм. «Конан-варвар» называется.

«Опять непонятные слова», – недовольно подумал хронист. Сына Зевса он нагнал уже в пещере.

– Спускайся вниз! – Геракл скептически потрогал покатые каменные своды.

– А как же ты?

– Не спорь! Спускайся вниз и отойди как можно дальше…

Через пять минут знаменитой горы не стало.

Из обрушившихся обломков выбрался невозмутимый, но слегка перепачканный сын Зевса и, увидав вытаращившего глаза Софоклюса, показал тому отставленный вверх большой палец.

– Давай вставай, остолоп! – Копрей неприязненно пихнул сандалией валявшегося в небольшом ручейке Херакла. – Ты всё пропустил…

– Как?! – Херакл открыл мутный левый глаз и осоловело уставился на недовольного посланца Эврисфея. – Ты кто?

– Грек Пихто! – огрызнулся Копрей. – Я от Эврисфея. Геракл, судя по всему, уже совершил свой пятый подвиг, а ты в луже лежишь, пузыри пускаешь…

– Что же теперь делать? – в отчаянии воскликнул самозванец, понемногу приходя в себя.

– Финики сушить! – снова огрызнулся Копрей. – Слушай, дурья башка, и запоминай. Шестым подвигом Геракла будет…

Внимательно выслушав посланца Эврисфея, Херакл торжествующе улыбнулся.

Совершив свой пятый подвиг, великий герой Греции решил немного передохнуть, сделать небольшую паузу. В конце концов, постоянные скачки по Аттике жутко выматывали. Одно дело лежать на зеленом живописном холме, вяло наблюдая, как волки растаскивают овец, и совсем другое трястись день и ночь в подскакивающей на каждой колдобине боевой колеснице. Даже путешествуя с аргонавтами за золотым руном, Геракл так не напрягался, как в дни своих знаменитых подвигов.

«К кому бы тут поблизости заскочить? – усиленно размышлял сын Зевса, колеся по широким дорогам вокруг города Псофиса. – Интересно, у кого из местных жителей в погребах плещется лучшее вино?»

Последнюю мысль великий герой произнес вслух, чем отвлек от исторического труда недовольного Софоклюса.

– Общеизвестно, – заявил хронист, покусывая конец острой палочки, – что лучшее вино в здешних краях изготовляют кентавры.

– Кентавры? – задумчиво повторил Геракл смутно знакомое слово. – А кто это такие?

– Ну, Геракл, ты даешь! – с пафосом воскликнул Софоклюс, чуть не выронив историческую дощечку. – Кентавры – это самый мудрый греческий народ.

– А точнее?

– А точнее, это человекообразные конячки!

– Всё, вспомнил! – Сын Зевса радостно хлопнул себя ладонью по лбу. – Знаю я одного копытного мыслителя…

И, резко натянув поводья, великий герой съехал с наезженной дороги, направив дребезжащую колесницу в соседний лесок.

Сокрушенно покачав головой, Софоклюс вернулся к своему бессмертному опусу…

После охоты на быстроногую лань, продолжавшейся чуть больше года, – ловко накропал историк, – Геракл получил от Эврисфея новое поручение, а именно: сын Зевса должен был истребить эриманфскую свиноматку. Эта свиноматка жила на горе Эриманфе и ежедневно плодила прожорливых розовых поросят, которые целыми ордами опустошали сельскохозяйственные окрестности.

Особенно опасными были их предводители Них-Них, Наф-Наф и Нах-Нах. Них-Них был до безобразия жаден и коварен, Наф-Наф необычайно изворотлив и умен, ну а Нах-Нах славился своим невероятным бесстрашием и тем, что всех, кого встречал, тут же далеко посылал. Его даже волки стороной обходили, не желая связываться с этим феноменальным матерщинником.

Пришел Геракл к пресловутой горе и тут же напоролся на поросячью банду Нах-Наха, который, увидав великого героя, послал его в место хоть и не очень отдаленное, но весьма обидное. Понятно, сын Зевса не смог стерпеть такой обиды и ровно через час, разведя костер, уже вовсю закусывал жареной свининой, дегустируя отличное коринфское вино, всегда имеющееся у великого героя в объемистой походной фляге…

– Эх, – грустно вздохнул Софоклюс, – мои винные мысли непроизвольно забрели на страницы эпоса. О Зевс, это просто катастрофа…

– Сейчас-сейчас, – весело погонял лошадей Геракл, – мы всё сейчас исправим…

– В каком смысле? – насторожился историк.

– Нажремся до свинского состояния! – радостно пояснил герой.

– Но это противоречит великому эпосу!

– Хрен с ним, с эпосом, просто о пьянке не упоминай и точка.

Что и говорить, геродотово решение.

К бревенчатому домику кентавра Фола подъехали ближе к полудню.

Геракл и сам не знал, откуда ему знаком четвероногий мыслитель и его скромный аккуратный домик. Софоклюс начал что-то буробить о второй божественной памяти, но сын Зевса на него зло цыкнул, и историк благоразумно заткнулся.

Фол встретил Геракла с некоторым недоумением, однако когда кентавр узнал, КТО перед ним, то искренне обрадовался и пригласил знаменитых гостей в свой дом.

– Вот, решил я, дружище Фол, между пятым и шестым подвигами навестить тебя в этих гостеприимных спокойных лесах, – сообщил сын Зевса, садясь за крепкий опрятный стол. – Дай, думаю, выпью чудесного вина с добрым старым знакомым.

– Ну, вообще-то… – смущенно промямлил кентавр, – мы раньше… м… м… м… не были знакомы.

– А это и не важно, – благодушно улыбнулся великий герой. – Главное, что еще один подвиг – и будет их ровно половина. Я правильно говорю, Софоклюс?

– Да-да, ровно половина! – подтвердил историк, сверяясь со своими записями.

– Чем не отличный повод выпить! – согласился щедрый Фол. – Друзья, я открою для вас кувшин со своим лучшим вином столетней выдержки.

– Ого! – восхищенно выдохнул сын Зевса.

– Для высокого гостя ничего не жалко.

– А вот это ты правильно, – похвалил Геракл. – Знай же, гостеприимный четвероногий друг, что имя твое будет на века занесено в героические скрижали, где… э… э… э… белым по желтому будет записано, что ты, именно ты, щедрый мудрый кентавр Фол, поднес величайшему, изнывающему от жажды герою Греции Гераклу Олимпийскому кувшин своего лучшего вина. Вот видишь этого невзрачного лысоватого мужичка…

Сын Зевса небрежно указал на залившегося краской Софоклюса.

– Ты не обращай внимания на несколько глуповатое выражение его лица, на эти маленькие, постоянно бегающие вороватые глазки и на эти руки, вечно дрожащие, как у алкоголика, да не простого алкоголика, а хроника, так сказать. Под блестящей плешью сего трусливого хлюпика скрывается мощнейший ум настоящего титана исторической мысли!

– Ну всё, с меня хватит! – гневно вскричал Софоклюс, выскакивая из домика кентавра и громко хлопая дверью.

Геракл удовлетворенно кивнул.

– Как и все великие люди, мой хронист немного вспыльчив. Ничего, это у него пройдет. Даже самый невзрачный эллин имеет неоспоримое право греться в лучах моей непостижимой славы!

– Кхе-кхе… – только и смог выдавить из себя несколько обескураженный витиеватыми речами героя Фол.

Он поставил на стол закуску (козий сыр, фрукты, сушеное мясо со специями) и, громко цокая копытами, спустился в маленький погребок своего бревенчатого домика, откуда появился уже с большим, плотно закупоренным кувшином вина.

Геракл при виде кувшина хлопнул в ладоши и плотоядно облизнулся, предвкушая славную героическую пьянку.

Фол бережно откупорил драгоценный сосуд, стараясь не пролить ни капли великолепного напитка.

– О… – Сын Зевса втянул ноздрями сладостный аромат. – Какой букет… дружище, пожалуй, твоему щедрому жесту в моем эпосе будет уделена целая глава!

• Предыдущая
• 27/70
• Следующая