Непобедимый эллин - Леженда Валентин - Страница 21

• Предыдущая
• 21/70
• Следующая

– Полагаю, своими идиотскими на первый взгляд заданиями он старается усыпить твое внимание, – выдвинул довольно оригинальную теорию Софоклюс. – Хочет, чтобы ты, Геракл, расслабился, потерял бдительность. Знать бы заранее, какой из девяти оставшихся подвигов самый опасный. Эх…

– Да не переживай ты так, – попытался утешить историка великий герой. – Отец на Олимпе ни за что не позволит, чтобы со мной случилось что-то уж очень плохое.

– С тобой-то оно, может, и не случится, – буркнул Софоклюс, – а вот за меня вряд ли даже кто из смертных заступится.

– Я заступлюсь! – великодушно пообещал Геракл.

– В таком случае, – усмехнулся историк, – я буду писать эпос о твоих подвигах всю свою жизнь…

– А-а, хитрюга… – И сын Зевса дружески погрозил хронисту пальцем.

– Эй, а что это там в кустах блестит? – испуганно закричал Софоклюс, на всякий случай пропуская Геракла немного вперед.

– Ага! – обрадовался великий герой. Достав меч, он принялся нещадно рубить густую растительность.

Через пару минут они с Софоклюсом выбрались на небольшую выгоревшую проплешину, посередине которой лежала огромная стимфалийская птица, мертвая.

– Вот она, родимая!

Довольный Геракл похлопал птицу по гигантскому железному клюву, зарывшемуся в землю.

– Софоклюс, да не трясись ты так, она не кусается…

Историк недоверчиво потрогал смятое при падений крыло чудовища.

– Что же с ней, интересно, произошло? – Пожав плечами, сын Зевса заглянул под прозрачный, откинутый назад колпак на голове монстра.

– Во всяком случае, тот, кто ею некогда управлял, сбежал, – ответил великий герой, ощупывая рубчатое, странной формы кресло.

– Геракл, гляди… – Софоклюс ткнул пальцем в хвостовое оперение железной птицы, в котором застряла обломившаяся часть огромной шипастой дубины.

– Циклопы! – знающе пояснил сын Зевса и весело рассмеялся.

Эврисфей поручил Гераклу перебить стимфалийских птиц , – с большим воодушевлением строчил неугомонный Софоклюс. – Птицы за короткое время обратили в безлюдную пустыню окрестности аркадского города Стимфала. Они были на редкость кровожадны и плевались преимущественно горячими сгустками смертоносного железа.

Что и говорить, нелегко было Гераклу выполнить новое поручение Эврисфея. Но Геракл не был бы Гераклом, если бы не придумал хитроумный способ решения возникшей проблемы.

На рынке у одного подозрительного эфиопа герой приобрел народный эфиопский инструмент под названием тамтам. Ну, это что-то вроде…

– Арфы! – догадался правивший колесницей Геракл.

– Ну да… – отмахнулся Софоклюс.

…что-то вроде бубна, на котором часто играют фавны и прочие бездельники из шумной разношерстной свиты бога Диониса.

Взобрался, значит, Геракл на высокий холм рядом с тем лесом, в котором гнездились стимфалийские птицы, и, ударив в тамтам, стал петь ужасно тоскливую песню.

– Добавь, что при этом герой вспоминал свой злополучный брачный союз! – посоветовал сын Зевса.

Никто в Греции не знал, что стимфалийские птицы обладали очень тонким музыкальным слухом. Геракл всё пел и пел, и вот первая птица, не вынеся такого музыкального издевательства, издохла, упав прямо с толстой дубовой ветки.

– А что, у нас в Греции растут разве дубы?

– Не только растут, но и совершают героические подвиги, – огрызнулся хронист, не выносивший, когда ему мешали сосредоточиться на работе.

Поющий Геракл приободрился и стал даже выплясывать на плоской вершине холма, нелепо дрыгая конечностями и выделывая ножищами воистину неописуемые кренделя и пируэты.

Ведь никто в Греции не знал, что стимфалийские птицы высоко ценили красивые брачные танцы своих пернатых сородичей. Геракл всё выделывал свои ужасные кренделя, и вот еще одна птица, не вынеся такого танцевального издевательства…

– Хорош врать! – хмуро бросил историку сын Зевса. – Мы уже подъезжаем к Тиринфу.

– Но ведь не все птицы еще издохли, а их, извиняюсь, по моему творческому замыслу где-то около тридцати, – сердито проворчал Софоклюс, недовольный тем, что его опять грубо прервали. – Дальше по сюжету после пения и танца Геракл сочинит стихотворение, что послужит причиной мучительной гибели еще одного чудовища. Затем великий герой что-нибудь нарисует, а после…

– Напишет исторический трактат, – язвительно добавил Геракл, – и все птицы от ужаса издохнут. Думаю, какой-нибудь пациент Фрейдиуса описал бы мой третий подвиг намного лучше, с большей выдумкой и динамизмом.

– Эй! – завопил Софоклюс, когда великий герой вырвал у него из рук свежую дощечку и зашвырнул ее в придорожные кусты. – Какого сатира ты разбрасываешься своим героическим эпосом?!

– Мой эпос! – огрызнулся сын Зевса. – Что хочу, то с ним и делаю. Потом перепишешь, и чтобы никаких танцев!

Софоклюс послушно кивнул.

В тот момент, когда Геракл вместе со своим личным хронистом в очередной (четвертый) раз подъезжал к городу Тиринфу, в другой части Греции, а именно на острове Аргосе произошли прелюбопытнейшие события…

– Мой друг, – сказал Зигмундис Фрейдиус, с умилением глядя на сидящего в клетке Херакла, – со вчерашнего дня ты больше ни разу не буянил. Неужели так благотворно на тебя повлияла встреча с великим Гераклом?

– Это я великий, – спокойно возразил сумасшедший, – а Геракл вонючка, проклятый самозванец.

– Значит, ты хорошо запомнил вашу встречу?

– Как и он, – парировал Херакл, задумчиво ковыряя в носу.

– Может, настал момент, когда нам стоит постепенно вернуться к воспоминаниям о твоем детстве? – осторожно предложил Фрейдиус.

– Давай, костоправ, спрашивай, – с легкостью согласился Херакл.

– Скажи мне, каково твое первое воспоминание? – Ненормальный снова задумался.

– Я голый, в детской и все почему-то смеются…

– Голый? – Глаза у Зигмундиса маниакально загорелись. – Означает ли это, что твои воспоминания имеют некий сексуальный характер?

– Что?! – подпрыгнул в клетке Херакл. – Да какой, к сатиру в зад, секс, когда надо мной все смеются, особенно мой отец Амфитрион! Я же за пару часов во взрослого дистрофичного мужика вымахал!

– Э… – недовольно пробурчал Фрейдиус. – Так у нас не пойдет. Ты снова отождествляешь себя с Гераклом, так мы никогда тебя отсюда не выпустим.

– А я сам уйду! – нагло заявил Херакл и мрачно улыбнулся.

– Да? – искренне удивился Фрейдиус. – И можно поинтересоваться, как?

Внезапно псих сделал круглые глаза и, посмотрев за спину врачевателя, истошно выкрикнул:

– Глядите, Зевс снова сбежал!

Зигмундис вздрогнул и резко обернулся. В следующую секунду Херакл стремительно подскочил к решетке, схватил не успевшего отпрянуть теоретика за бороду и с силой дернул эту бороду на себя. Как ни странно, часть волосяного мужского атрибута оказалась не накладной, а натуральной. Фрейдиус ойкнул и, ударившись широким гениальным лбом о медные прутья клетки, медленно съехал на пол.

Закусив губу, Херакл воровато огляделся. Затем подтащил тело врачевателя поближе и, обшарив его хитон, нашел весело позвякивающую связку ключей.

Херакл отпер свою клетку, с ненавистью пнул бесчувственного Фрейдиуса ногой и принялся с гиканьем отпирать остальные забранные решетками помещения. Кое-кто из психов пытался освободителя укусить, но Херакл ловко уворачивался, отпирая всё новые и новые клетки. Правда, с отцом истории Геродотом вышла накладка. Старик наотрез отказался покидать свою комнату, двинув освободителя в правое ухо.

Орущая, визжащая, кукарекающая толпа психов начисто смела кинувшихся на шум вооруженных солдат.

Херакл усмехнулся, с любовью погладил свою приплюснутую лысую голову и побежал в направлении, противоположном тому, куда с ревом ломила толпа ненормальных.

– Вот, передашь эту штуку лично Эврисфею в руки! – Сын Зевса протянул посланнику длинную полую трубку, чем-то отдаленно напоминавшую толстую железную стрелу.

• Предыдущая
• 21/70
• Следующая