Бессмертные герои - Леженда Валентин - Страница 24

• Предыдущая
• 24/55
• Следующая

— В чем дело? — довольно сварливо осведомился царь, поправляя на голове праздничный венок из плюща. — Что еще случилось? Неужели твое дело не могло подождать до утра следующего дня, когда я протрезвею?

— Нет, не могло! — обиженно поджав губы, ответила царица.

— Ну что там у тебя? Небось опять хочешь поднять цены на жареные семечки?

— Это по поводу твоего гостя, как его там… Иесета.

— По поводу Иесета? — здорово удивился Эгей. — Вполне достойный юноша. Ему всего лишь восемнадцать, а он уже совершил целых пять героических подвигов! Такое, знаешь ли, не часто случается. Представляю, что будет дальше, парень наверняка далеко пойдет.

— А по-моему… — злобно сощурившись, выпалила волшебница, — этот твой Иесет — спартанский шпион.

— С чего ты взяла? — рассмеялся царь. — Совсем, что ли, с ума сбрендила?

— Если кто у нас и сбрендил, так это ты! — гневно топнула ногой Медея. — Как можно быть таким слепцом и не видеть очевидное. У этого эллина нет бороды!

— Ну и что с того? — усмехнулся Эгей. — У тебя ее вон тоже нет, и никто по этому поводу не сокрушается.

— Все шутишь свои дурацкие шуточки, — презрительно бросила царица. — А известно ли тебе, что мужчины в Спарте, в первую очередь воины, всегда гладко выбривают свои подбородки?

— Честно говоря, я завидую широте твоих познаний, дорогая. Что еще спартанские воины выбривают? Может, просветишь?

— Просто возмутительно! — взвизгнула Медея. — Что ты себе вообще позволяешь? Где твое уважение, Эгей содействие и послушание, которые ты проявлял по отношению ко мне все это время?

— А ты мне надоела! — спокойно заявил Эгей. По самое «не могу». Меня достали твои постоянные капризы и упреки. С сегодняшнего дня я решил положить всему этому конец.

— Ах, так?!

— Да, так!

— Ну, смотри мне… только не говори потом, что я тебя не предупреждала.

— Предупреждала о чем?

— О затесавшемся к тебе в доверие шпионе.

У него даже имя какое-то странное, несвойственное нашей части Греции: Иесет. Наверняка это спартанское имя или, может быть, даже кличка, как у наемного убийцы!

— Ну и что ты предлагаешь? — спросил царь, — желая как можно скорее отвязаться от докучливой благоверной.

— Давай его отравим! — сладким, словно мед, голоском предложила Медея, и ее чудесные карие глазки при этом зловеще заблестели.

— Да ты ЧТО?!

— А чего ты боишься? Одним юношей больше, одним меньше, никто ничего не заметит, особенно когда все гости крепко упьются.

— Я вижу, дорогая, твой разум окончательно помутился. Ты перегрелась за день на солнце? Ты вообще соображаешь, ЧТО мне тут предложила? Коварно отравить великого героя! Да ты знаешь, что с нами после этого всемогущие боги сделают?!

— А при чем тут всемогущие боги? — недовольно скривилась волшебница.

— А кто даст гарантию, что Иесет не является близким родственником кого-нибудь из олимпийцев?

Угрюмо нахмурившись, Медея злобно сверлила мужа маниакальным взглядом.

— И потом, у нас нет никаких веских доказательств, — принялся резонно рассуждать Эгей. — Ты вот утверждаешь, что Иесет — спартанский шпион, только на основании того, что он не носит бороды. Смех, да и только.

Жена по-прежнему молчала.

— И вообще, с чего ты взяла, что спартанские воины начисто бреют свои подбородки? Зачем им заниматься этим хлопотным неблагодарным делом?

— Чтобы в бою враг не смог хватать их за бороду! — визгливо выкрикнула царица, понимая, что ее план подговорить мужа на отравление с треском провалился.

— Все, свободна! — раздраженно рявкнул Эгей. — Данная тема закрыта.

И снова поправив съехавший на затылок праздничный венок, царь решительно зашагал обратно во дворец.

— Ну что ж, ладно… — тихо прошипела ему вслед Медея. — Я все равно поступлю по-своему.

И начался пир.

Много хвалебных речей было произнесено в честь молодого Иесета, с готовностью рассказывающего каждому желающему о своих блистательных победах.

Особенно гостям понравилась расправа над разбойником Скироном, хотя за столом о таких вещах в приличном обществе, как правило, не говорят. Но льющееся рекой вино быстро заставляет эллинов забыть о всяком приличии.

Присутствующий на пиру знаменитый афинский аэд тут же сложил в честь храброго юноши героическую песню. Сочинял певец на ходу, да и струны на его эоле были слегка расстроены, но, несмотря на это, песня многим понравилась.

Тесей же мало что в ней понял, хотя честно вслушивался в ужасное дребезжание инструмента и полоумный вой пьяного исполнителя. Молодой герой лишь с натугой сумел разобрать несколько слов, таких как «слава», «великий подвиг», «немытые ноги» и «коровий хвост».

Последнее словосочетание вообще не лезло ни в какие ворота, но истинные поэты, они такие. Выражаются часто весьма образно, так что хрен потом на трезвую голову поймешь.

Весь этот триумф сильно смущал юношу, ибо он оказался совершенно чужд тщеславию, зазнайству и прочим «добродетелям», присущим греческим героям. (Ну и дурак!)

Особо Тесея заинтересовали совершенно сумасшедшие философы, глушившие просто умопомрачительное количество вина. Причем выглядели ученые мужи совершенно трезвыми, и это говорило о том, что на пиру присутствовали алкоголики с солидным стажем.

Речи вели эти философы крайне витиеватые, но одна тема юношу страшно заинтересовала.

Касалась эта тема некоего ученого Зенона из Элей и его знаменитых апорий.

— Секундочку, любезнейшие, — вмешался в яростный диспут Тесей. — Что значит слово «апория» и кто такой этот ваш Зенон?

Ученые мгновенно замолчали и посмотрели на молодого героя такими взглядами, словно юноша совершил в присутствии дам какую-нибудь непристойность.

«Как? — читалось в этих гневных взорах. — Он не знает, кто такой Зенон из Элей?! Куда катится лот мир!»

Но Тесей был главным героем пира, и потому ученым мужам все-таки пришлось ответить.

— «Апория» в буквальном переводе со старогреческого значит «безысходность», — с большим знанием дела благосклонно сообщил один из философов. — Это трудная неразрешимая проблема, связанная с возникновением парадокса. Аргумент против очевидного, вот что это такое!

— Зенон из Элеи — знаменитый философ, — высокомерно добавил второй ученый муж. — Так называемый представитель элейской школы, ученик почтенного Парменида. Зенон известен своими знаменитыми парадоксами, или апориями, если хотите, которые обосновывают невозможность движения как такового.

— Невозможность движения? — воскликнул Тесей, страшно возбудившись. — Опишите хотя бы один из его знаменитых парадоксов.

Философы в ответ страшно надулись, так и распираемые от собственной значимости. Ведь они знали много такого, чего не знал не только великий герой, но и царь любой части Греции, да тот же Эгей. Но, с другой стороны, кому весь этот бред был нужен? Вот вам и первый так называемый парадокс.

Пока ученые мужи молча упивались собственной гениальностью, сидевшая слева от Тесея Медея незаметно подсыпала юноше в кубок лошадиную порцию яда из старого фамильного перстня.

— Ну полно вам, почтеннейшие, — вмешался царь Эгей, — поведайте нам об одной из этих апорий.

И присутствующие на пиру гости одобрительно загудели.

— Что ж, — улыбнулся в нечесаную бороду один из философов. — Нам известно много апорий. Ну скажем, апории «Стадион», «Стрела», «Ахиллес и черепаха», «Дихотомия». И это лишь малая толика того, что нам известно.

— Потрясающе! — пораженно воскликнул Тесей, нечаянно роняя на пол полный смертельного яда кубок.

Медея тихо выругалась, но слуги налили разошедшемуся юноше новый кубок, и волшебница приободрилась, незаметно сняв с левого уха массивную сережку, где хранился концентрированный порошок от тараканов.

— Ну вот, к примеру, апория под названием «Дихотомия», — продолжал разглагольствовать ученый муж. — В чем ее соль, так сказать…

Тесей с увлечением слушал философа, и вторая порция яда благополучно переместилась в его вино.

• Предыдущая
• 24/55
• Следующая