Мировая история и социальный интеллект - Кабанов Александр Борисович - Страница 27
- Предыдущая
- 27/29
- Следующая
множество добровольных гражданских объединений. Но затем
абсолютизм и централизованное государство снизили уровень
социального капитала во Франции, в результате чего социально-
экономические траектории развития этих стран в последующем все
более расходились. Для меня ясно, что государство не может
трансформировать культуру, уровни социального интеллекта и
капитала; все эти параметры чрезвычайно устойчивы во времени.
Например, различия в уровне социального капитала в различных
регионах Италии, как об этом свидетельствует исследование Роберта
Патнэма, сохранились практически в неизменном виде с 13-го века до
наших дней, несмотря на то, что Италия уже почти 150 лет является
единым и в достаточной степени централизованным государством.
В подтверждение концепции Вебера иногда приводят тот факт, что
распространения протестантизма в Южной Америке, где во многих
странах процент протестантов составляет порядка 15-20%, показывает,
что местные протестанты более зажиточны и успешны, нежели
католики. Но здесь, возможно, что более успешные и образованные
люди чаще принимают протестантизм. К тому же, как известно, в
Южной Корее имеет сходный процент протестантов и никакой
подобного рода закономерности там не выявлено.
В отношении проводимой Западом политики по демократизации
остального мира сквозь призму теории социального интеллекта можно
сказать следующее. Устойчивая демократия способна существовать и
быть наиболее эффективной формой правления (то есть обеспечивать
социально-экономический максимум) только при наличии двух условий.
Первое условие – высокий уровень социального интеллекта
сообщества, позволяющий создавать сложные и универсальные
регуляторные системы. Второе – наличие высокой плотности,
дифференцированного по роду деятельности и занятиям, населения,
по этой причине имеющего часто отличные и противоположные
социальные интересы, которые сложно охватить, оценить и принять
общественно полезные решения при различных формах автократии.
Эти условия существовали в древнегреческих городах-государствах
вроде Афин, в Риме. После падения Западной римской империи в
средневековье и эпоху Возрождения в Европе практически
отсутствовало второе условие – преобладало сельскохозяйственное
производство с характерной для него низкой плотностью населения (и,
соответственно, низкой политической активностью) и незначительной
дифференциацией интересов. За исключением итальянских городов-
республик (Венеции, Флоренции, Сиены и др.), где наблюдалась
относительно высокая плотность населения, а основные доходы
приносило не земледелие, а торговля и ремесла. Кстати, то, что
развитие торговли и промышленности способствует учреждению
республики отмечалось еще Николо Макиавелли (см. Н. Макиавелли.
Рассуждение о первой декаде Тита Ливия). Таким образом, в
средневековой Европе население, безусловно, уже тогда обладало
высоким уровнем социального интеллекта и общественного капитала,
но социально-экономические условия препятствовали широкому
распространению демократических принципов. И только с развитием
капитализма и вызванной им массовой урбанизацией, с образованием
национальных рынков и государств появилась потребность в
демократической жизни, ибо другие формы правления становились
оковами на пути экономического роста и благосостояния.
Однако республиканским идеям противостояли укорененные в сознании
феодальные порядки, замешенные на католическом фанатизме. Для
искоренения этих элементов сознания и потребовались концепции
«естественного права», «общественного договора» и прочие. Развитие
капитализма и изменение сознания шло постепенно; сюда
примешивалась и вражда между различными европейскими
государствами, которая заставляла, например, немцев долгое время
считать западными и чужеродными англо-французские идеи свободы и
прав человека, о чем писал Хайек (см. Ф. Хайек. Дорога к рабству.
1944). В итоге демократизация Европы заняла несколько столетий и
сопровождалась чередой волн и откатов.
Что касается других стран мира, то, несмотря на экономический рост,
индустриализацию и урбанизацию на данный момент, вероятно, можно
говорить, что устойчивая демократия установилась только в очень
небольшом числе стран, в частности, Японии и Индии. Хантингтон
считал, что это обусловлено существованием в прошлом в этих странах
кастовой социальной структуры, отголоски которой ощущаются и по сей
день. Однако я полагаю, он заблуждался. В Японии демократия
установилась главным образом по причине, свойственных японскому
обществу, высокого уровня социального интеллекта и доверия. В свою
очередь, в Индии основной причиной было практическое знакомство с
британским правлением в прошлом (в свое время Майрон Винер
отмечал, что демократизация легче проходит в бывших британских
колониях, нежели в бельгийских, португальских, испанских и некоторых
других).
В подавляющем же большинстве не-западных стран либеральная
демократия, несмотря на все усилия Запада по расширению зоны
устойчивой демократии, не является преобладающей формой
правления. Для этих стран характерны: либо неустойчивая демократия,
чередующаяся с авторитарными режимами, либо устойчивая
автократия. И причине этого – низкий уровень социального интеллекта
населения этих стран.
Дело в том, что индустриализация в не-западном мире, разлагая
социальную структуру традиционного аграрного общества, его ценности
и идеалы оказалась не способна повысить слишком низкий уровень
социального интеллекта местных жителей. Некоторые теоретики
полагали, что основная проблема – это распад в результате
урбанизации старой большой, характерной для земледельческих
обществ, семьи, основанной на кровном родстве, вследствие чего в
городах образуются, движимые собственными эгоистическими
интересами, малые нуклеарные семьи. По этой причине экономическая
модернизация приводит к росту недоверия и враждебности (войне всех
против всех) и что «аморальный фамилизм» Бэнфилда – это ее
естественное последствие (см. С. Хантингтон. Политический порядок в
меняющихся обществах. 1968).
По их мнению, основная проблема в слишком быстрых темпах
индустриализации, которая занимает там несколько десятилетий,
между тем, на западе она длилась, как правило, более столетия. Якобы
отношение между культурой общества и политическими институтами
(институт президентства, политические партии, системы выборов,
абсорбирующие рост политической активности вследствие
урбанизации) носит диалектический характер; а важнейшая функция
власти состоит в том, чтобы «повышать уровень взаимного доверия
внутри политического целого». Упрощенно мысль Хантингтона такова:
институализация политической жизни способствует предсказуемости,
предсказуемость увеличивает доверие в обществе, а доверие
укрепляет и совершенствует нравственные устои (там же).
Естественно, я не подвергаю сомнению тот очевидный социальный
факт, что слабость и несовершенство власти и политической системы в
краткосрочном периоде, например, в периоды политических смут и
революций или иных резких и значительных социальных перемен,
создает неопределенность, разрушает доверие и ослабляет
нравственность. Но если говорить об устойчивой (долговременной)
демократии или стабильном, последовательно и планомерном
процессе экономической модернизации (то есть не такой как всегда
была в России или, как проводил свою земельную реформу иранский
шах, неожиданно объявляя о них обществу), то мы говорим о
- Предыдущая
- 27/29
- Следующая