Прерия(изд.1980) - Купер Джеймс Фенимор - Страница 14

• Предыдущая
• 14/25
• Следующая

– Не надо, не надо! – закричала было Эллен.

Но траппер мягко зажал ей рот ладонью.

Шш!.. – остановил он ее. – Будем громко говорить – попадем в беду. А твой друг, – обратился он к Полю, – достаточно ли храбр?

Не зовите скваттера моим другом! – перебил юноша. – Я не вожу дружбу с человеком, если он не может показать купчую на землю, которая его кормит.

– Ладно, ладно. Скажем – твой знакомый. Стойкий он человек? Пустит он в ход свинец да порох, чтоб отстоять свое добро?

– Свое добро? Го-го! Он отстоит и свое и не свое! Можешь ты сказать мне, старый траппер, чье ружье расправилось с помощником шерифа, который собирался согнать поселенцев, захвативших землю у Буффало-Лик в старом Кентукки? Я в тот день выследил отличный рой до дупла сухого бука, а под буком лежал помощник шерифа с дыркой в тех «милостью господней»13, которые он держал при себе в кармане куртки, точно думал, что лист бумаги послужит ему щитом против скваттерской пули! Ничего, Эллен, тебе не о чем беспокоиться: дальше подозрений дело не пошло – в округе, кроме Ишмаэла, еще с полсотни хозяев поселились на тех же птичьих правах, подозревай любого!

Девушка вздрогнула, и тяжкий вздох, как ни силилась она подавить его, вырвался словно из глубины ее сердца.

Старик узнал довольно: после рассказа Поля, короткого, но выразительного, не оставалось сомнений, захочет ли Ишмаэл мстить за свою обиду. То, что он услышал, вызвало у него новый ход мыслей, и он продолжал:

– Каждый знает сам, какие узы крепче всего связывают его с близкими, – сказал он. – Но очень печально, что цвет кожи, и собственность, и язык, и ученость так глубоко разделяют людей, когда люди все в конечном счете дети одного отца! Но как бы то ни было, – продолжал он с внезапным резким переходом, характерным для него и в чувствах и в действиях, – сейчас не до проповеди: видно, будет драка, и надо к ней приготовиться. Шш… Внизу какое-то движение, – верно, увидели нас.

– В лагере зашевелились! – воскликнула Эллен и так задрожала, точно приход друзей был ей сейчас не менее страшен, чем недавнее появление врагов. – Ступай, Поль, оставь меня. Чтоб они хоть тебя-то не увидели!

– Если, Эллен, я тебя оставлю раньше, чем ты будешь в безопасности, хотя бы и под кровом Ишмаэла, пусть я в жизни своей не услышу больше жужжания пчелы. Или хуже того – пусть ослепнут мои глаза и не смогут выследить пчелу до улья!

– Ты забываешь об этом добром старике. Он меня но покинет. Хотя, сказать по правде, Поль, в прошлый раз мы с тобой расстались в пустыне похуже этой.

– Ну нет! Индейцы, того и гляди, прибегут назад, и что тогда станется с вами? Уволокут, и, покуда разберешься, куда за ними гнаться, они уже будут с тобою на полпути к Скалистым горам. Как по-твоему, траппер, сколько времени пройдет, пока твои тетоны вернутся забрать у старого Ишмаэла остальной его скарб?

– Их теперь бояться нечего, – ответил старик с особенным своим глухим смешком. – Знаю я этих чертей, они будут носиться за своими лошадьми часов шесть, не меньше! Слышите? Топот под холмом в ивняке! Это они! У сиу каждый конь такой, что не отстанет в беге от долгоногого лося. Тес… Ложись опять в траву – оба, живей! Я слышал щелк курка – это верно, как то, что я горстка праха!

Траппер не дал своим товарищам раздумывать: говоря это, он потянул их за собой в высокую – чуть ли не в рост человека – заросль. К счастью, старый охотник сохранил еще острое зрение и слух и не утратил своей былой быстроты и решимости. Едва они все трое пригнулись к земле, как раздались три так хорошо им знакомых коротких раската – три выстрела из кентуккийских ружей, – и тотчас же в опасной близости от их голов прожужжал свинец.

– Неплохо, молодцы! Неплохо, старик! – прошептал Поль. Ни опасность, ни трудное положение не могли, казалось, окончательно подавить в нем бодрость духа. – Залп такой, что лучшего не пожелаешь услышать, когда ты сам под дулом. Что скажешь, траппер? Похоже, начинается трехсторонняя война! Послать и мне в них свинец?

– Нет! Отвечать, так не свинцом, а разумным словом, – поспешил остановить его старик, – или вы оба погибли.

– Не уверен я, что добьюсь большего, ее. in дам говорить своему языку, а по ружью, – сказал Поль скорее зло, чем шутливо.

Ради бога, тише. Еще услышат! – вмешалась Эл-лен. – Уходи, Поль, уходи! Теперь ты можешь спокойно оставить меня. – Раздалось несколько выстрелов, пули падали все ближе, и она умолкла – не так со страху, как ради осторожности.

– Пора положить этому конец, – сказал траппер и поднялся во весь рост с достоинством человека, думающего только о взятой на себя задаче. – Не знаю, дети, почему вам приходится опасаться тех, кого вы должны бы любить и чтить, но, так или иначе, нужно спасать вашу жизнь. Протянуть на несколько часов больше или меньше – какая разница для того, чей век насчитывает так много дней? Поэтому я выйду им навстречу. Путь перед вами свободен на все четыре стороны. Пользуйтесь, покуда можно и как вам будет угодно. Дай вам бог побольше счастья, вы заслуживаете его!

Траппер не стал ждать ответа и смело зашагал вниз по склону в сторону лагеря ровным шагом, не позволяя себе ни ускорить его, ни со страху замедлить. Свет месяца в эту минуту упал на его высокую, худую фигуру, так что переселенцы должны были его увидеть. Но, не смутившись этим неблагоприятным обстоятельством, старик твердо и безмолвно продолжал свой путь прямо на лесок, пока не услышал грозный оклик:

– Кто идет – друг или враг?

– Друг! – был ответ. – Человек, проживший слишком долго, чтобы омрачать остаток жизни ссорами.

– Но не так долго, чтобы забыть хитрые уловки своих юных лет, – сказал Ишмаэл и, чтобы встретиться с траппером лицом к лицу, вышел из-за низкого куста. – Старик, ты навел на нас свору краснокожих чертей и завтра пойдешь получать свою долю добычи.

– Что у тебя забрали? – спокойно спросил траппер.

– Восемь лучших кобыл, какие только ходили в упряжке, да еще жеребенка – ему цена тридцать мексиканских золотых с головой испанского короля. А жене не оставили ни одной хотя бы самой захудалой скотинки – ни коровы, ни овцы. Свиньи, даром что хромоногие, и те, поди, роют рылом прерию. Скажи мне, старик, – добавил он, стукнув прикладом по твердой земле с такой силой, что легко мог бы устрашить человека менее стойкого, чем траппер, – сколько из моих животных придется на твою долю?

– До лошадей я не жаден и не ездил на них никогда, хоть и мало кто больше моего странствовал по широким просторам Америки, как ни стар и ни слаб я на вид. Но мало пользы от коня среди гор и лесов Йорка – то есть того Йорка, каким он был: ныне он, боюсь, совсем не тот. А что до шерсти и коровьего молока – это женское дело. Степные звери доставляют мне пищу и одежду. По мне, нет лучшей одежды, чем из оленьих шкур, ни мяса вкусней, чем оленина.

Простодушные оправдания траппера, их искренний тон оказали некоторое действие. Скваттер, преодолевая свою природную вялость, все сильней распалялся. Но тут он заколебался и бормотал себе под нос обвинения, которые минутой раньше он собирался выкрикнуть во весь голос, перед тем как приступить к задуманной расправе.

– Хорошо говоришь, – пробурчал он наконец, – но, на мой вкус, что-то слишком по-адвокатски для честного охотника.

– Я всего лишь траппер, – смиренно сказал старик.

– Что охотник, что траппер – разница невелика! Я пришел, старик, в эти края, потому что меня утеснял закон, и мне не по душе соседи, которые не умеют уладить спор, не потревожив судью и с ним еще двенадцать человек14. Но не затем я пришел, чтобы тут у меня отбирали мое добро, а я бы смотрел и говорил грабителю спасибо!

– Кто решился забраться в глубь прерий, должен приноравливаться к обычаям ее владельцев!

– «Владельцев»! – усмехнулся скваттер. – Я такой же полноправный владелец земли, по которой хожу, как любой губернатор Штатов. Можешь ты указать мне, где тот закон, который утверждал бы, что один человек вправе забрать в свое пользование полгорода, город, целую область, а другой должен выпрашивать пядь земли себе на могилу? Это противно природе, и я такой закон не признаю – ваш узаконенный закон!

• Предыдущая
• 14/25
• Следующая