В ночь большого прилива(изд.1983) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 9
- Предыдущая
- 9/53
- Следующая
Вовка любил разглядывать стены в комнате Старого Капитана. Любил морские карты, совсем не похожие на те, что в учебниках, любил фотографии пароходов. Любил даже большого крючконосого идола, которого Капитан привез из Африки.
И только портрет бородатого человека не нравился Вовке.
Лицо бородатого человека было неприветливым. Одну щеку от глаза до губы пересекал шрам. Человек смотрел на Вовку (а может быть, мимо Вовки) угрюмо и неодобрительно. И Вовка прятал глаза.
Один раз он спросил:
— Это кто? Писатель?
— Нет, что ты,— сказал Старый Капитан.
— А кто? Путешественник?
— Путешественник? Да, пожалуй…
— Знаменитый?
— Ну, нет… Пожалуй, не знаменитый.
— Нисколько?
— Наверное, нисколько. Но какая разница? — сказал Старый Капитан.
— Если не знаменитый, тогда зачем он здесь?— сумрачно спросил Вовка.— Такой некрасивый и сердитый…
Старый Капитан удивленно взглянул на Вовку. Потом долго смотрел на портрет.
— Нет,— сказал он уверенно.— Неправда. Это мой Лучший Друг. Лучшие друзья не бывают сердитые и некрасивые.
Тогда Вовка поднял глаза и тоже стал смотреть на портрет.
А дома Вовка вырвал из тетради листок и достал цветные карандаши. Он не умел хорошо рисовать, но сейчас посидел с закрытыми глазами и все как следует вспомнил.
Вовка нарисовал желтые, как пшеница, волосы и коричневые глаза. Потом нарисовал большой смеющийся рот и немножко оттопыренные уши. И получился портрет Сени Крабикова. Вовка взял четыре кнопки и приколол портрет в углу над штурвалом.
И, наверное, Вовка задел нактоуз. Потому что картушка качнулась, и курсовая черта перешла еще на два градуса к зюйду.
Стоял очень теплый сентябрь. И деревья были еще зеленые, и цвели в канавах мелкие аптечные ромашки. Только синий цвет неба стал чище и плотней, чем летом. И в этой синеве пролетали иногда над городской окраиной неровные треугольники гусиных стай. Это молодые птицы учились искусству полета перед трудным и дальним путем.
Щурясь от солнца, Капитан и Вовка смотрели из окошка на птиц. Старый Капитан достал из ящика стола стопку разноцветных флагов и сказал:
— Хорошо им, молодым. Но первый рейс — всегда нелегкий. Давай поднимем для них морской сигнал «Счастливого пути».
Вовка подпрыгнул:
— Давайте!
Из форточки они забросили на антенну телевизора бельевую веревку. И на этой веревке подняли над крышей флаги:
один — синий с белым прямоугольником посередине; второй — красный с желтыми косыми полосками; третий — с квадратами, как на шахматной доске: два белых и два красных.
Солнечный ветер подхватил флаги, и они захлопали, как большие крылья.
Но через полчаса к Старому Капитану постучал товарищ Кычиков.
— Я, конечно, извиняюсь,— сказал он.— Здравствуйте. Вы только поймите меня правильно. Мне лично все равно, висят эти флаги или нет. Но с начальством получатся неприятности. Нет у нас в домоуправлении такого порядка, чтобы, значит, морские флаги. Без особого распоряжения…
— Ну, нет так нет…— вздохнул Старый Капитан.— Ничего не поделаешь.
— Вы только поймите меня правильно,— снова сказал товарищ Кычиков.— Неприятности…
Потом он спускался по лестнице, и дом сердито гудел и потрескивал. Он был, видимо, недоволен.
— Ничего,— сказал Вовка, чтобы утешить Капитана.— Птицы все равно уже видели сигнал. Это факт.
Они хотели снять флаги. Но конец веревки выскользнул из форточки и качался на ветру. Нельзя было до него дотянуться.
Вовка выскочил во двор. Его, конечно, не волновало, что у товарища Кычикова могут быть неприятности. Но он не хотел, чтобы неприятности были у Старого Капитана.
По шаткой приставной лестнице Вовка забрался на крышу. Это было страшно. Крыша оказалась очень высокой и очень крутой. И ветер здесь гудел сильнее, чем внизу. Но Вовка вел себя смело. Он все же добрался до антенны и снял флаги, хотя два раза чуть не покатился кубарем и ободрал о ржавое железо оба колена.
Прежде чем спуститься, Вовка посмотрел на горизонт. Горизонт был дымчато-синим, словно там стояло туманное море.
Старый Капитан сначала рассердился на Вовку: ведь тот мог свалиться и сломать шею. Но потом он сказал, что Вовка — молодец.
Капитан забинтовал Вовке колени и подарил за смелость старинный морской бинокль с медными ободками у стекол.
Вы представляете, как был счастлив Вовка!
Прежде всего он еще раз слазил на крышу и осмотрел весь горизонт. Правда, моря он не увидел, но настроение от этого не испортилось.
Весь вечер Вовка не выпускал бинокль из ладоней. Он рассматривал ближние дома и улицы. Разглядывал в бинокль прохожих. Смотрел на себя сквозь него в зеркало. И даже котлету в тарелке пытался рассмотреть таким же способом.
А потом Вовка открыл в бинокле одно свойство: если смотреть в него наоборот, все близкое кажется далеким. Комната превращается в длинный коридор, потолок убегает на звездную высоту, а котенок Акулич делается крошечным, как муха.
А когда Вовка смотрел на свои ноги, они становились тонкими и такими длинными, что бинты на коленях казались белыми точками. А тротуар казался просто ниточкой.
Попробуйте пройтись по такой ниточке на таких высоченных ногах! Вовка вышел за калитку и попробовал. Его сразу же зашатало, как неумелого канатоходца. Но зато было интересно.
Жаль только, что Вовка смотрел в бинокль и, кроме ног, ничего не видел. Именно поэтому он стукнул головой Аделаиду Федоровну, которая возвращалась с работы.
Представляете, что тут было?
Аделаида Федоровна сказала, что она всегда считала Вовку невоспитанным ребенком, но не думала, что он решится на Такое Хулиганство.
Конечно, она пошла к Вовкиным родителям и наябедничала. Она сказала, что это сверхвозмутительно, когда дети, как сумасшедшие, кидаются на больных людей и чуть не ломают им ребра.
И родители велели Вовке идти и как следует просить прощения.
Вовка уставился в пол и сказал:
— Не пойду. Я уже один раз сказал «простите», когда стукнулся. А она еще ябедничает…
— Я вот покажу тебе «не пойду»! — сказал отец.
— Будешь стоять в углу, пока не извинишься,— сказала мама.
— Ну и пожалуйста,— сказал Вовка. И начал стоять в углу.
Он не смотрел телевизор. Не ужинал. Не читал книжку «Водители фрегатов». Он стоял, прижимаясь лбом к теплому дереву штурвала, и вспоминал, как полоскались на ветру флаги.
А наверху кашлял и шагал из угла в угол Старый Капитан. Может быть, он огорчался, что Вовка не зашел к нему в этот вечер. А может быть, просто сильно тосковал о море.
— Ну, довольно,— не выдержала мама.— Отправляйся спать. А завтра извинишься перед Аделаидой Федоровной.
— Не извинюсь,— сказал Вовка.
— Будешь стоять всю ночь,— пригрозил отец.
— Буду.
— Ну и стой!
Конечно, родители думали так: захочет Вовка спать и все равно отправится в постель.
Но Вовка не отправился. У него появилась гордость. Ведь он был уже немного капитаном: он умел обращаться с компасом, держал в руках настоящий штурвал и поднимал на ветер морские флаги.
Когда был выключен свет и наступила тишина, Вовка зажег лампочку нактоуза и осветил картушку. Она вела себя неспокойно.
Вовка взял в ладони рукоятки штурвала.
Сеня Крабиков смотрел на Вовку с портрета.
— Очень хочу к тебе,— сказал Вовка.
Сеня Крабиков улыбался.
За окнами нарастал ветер.
Вовка сел на пол, прислонился к нактоузу и уткнулся лбом в забинтованные колени.
Он уснул.
И все в доме уснули.
Спал Петр Иванович, и ему снилось, что на все его жалобы пришел Положительный Ответ.
Спал Старый Капитан. Ему снилось, что на шведском судне «Викинг» загорелись тюки с джутовым волокном, и надо спешить на помощь.
Музыкант Соловейкин видел, будто он выступает с концертом в пионерском лагере, и улыбался.
- Предыдущая
- 9/53
- Следующая