Выбери любимый жанр

Смотрящие вперед. Обсерватория в дюнах - Мухина-Петринская Валентина Михайловна - Страница 35

Изменить размер шрифта:

Васса Кузьминична, промерив и взвесив ночной улов, поместив в спирт рыбьи желудки, понесла рыбу Лизе. Из камбуза слышен их смех — готовят обед и болтают о всякой всячине.

— Мирра, я прошу тебя… — начинает (в который раз!) Мальшет, — ты совсем разболелась…

— Прошу оставить этот разговор! — обрезает его Мирра и сердито поправляет упавшую прядь волос.

— Но… Мирра… — Я буду до конца экспедиции, как и все.

— Ты меня должна выслушать… Как начальник экспедиции, наконец, я отвечаю за здоровье каждого из вас. Я должен тебя отчислить, иначе ты погибнешь.

— Никто меня не отчислит…

— Но ты сама должна понять…

— Понимаю. Мне необходим материал для диссертации.

Я невольно вспомнил её брата. Больше всего на свете Глеб боялся отчисления из-за лётного несоответствия. Он бы скорее погиб, но не оставил своей профессии.

Я стал думать о Глебе. Он держал с нами постоянную связь — привозил почту и продукты. Это был его район моря, он летал в этих квадратах.

Глеб очень лёгок на помине. Не успел я о нём подумать, как послышался рокот мотора, и скоро белый гидросамолёт, описав несколько кругов над «Альбатросом», сделал посадку на воду, почти рядом. Глебова амфибия была гораздо меньше и слабее нашего «Альбатроса» Глеб что-то весело закричал нам и замахал руками. Он был в тщательно выглаженном, но уже в свежих пятнах бензина комбинезоне и шлеме на белокурых волосах. Бортмеханик подал мне брезентовый мешок.

Фома поворотом руля поставил «Альбатрос» в дрейф. Паруса сразу бессильно повисли на мачтах. Тяжёлая якорная цепь загремела.

Перебросив сначала мешок, Глеб легко вскарабкался на палубу. Все его живо окружили — ни дать ни взять, дети возле дяди с подарками. Он поцеловал сестру, ахнув при виде её осунувшегося лица, и поздоровался с каждым в отдельности за руку

— Яша, разбирай! — кивнул он мне на мешки и уселся на люке.

Пока обменивались новостями, я с интересом разобрал содержимое почтового мешка. Посылка с продуктами для экспедиции, личная посылка Вассе Кузьминичне, газеты и письма. Было и мне письмо от Марфы… Я не стал читать письмо при всех.

— Ну, философ, как дела? окликнул меня Глеб. Рад, что наконец в экспедиции?

Глеб каждый раз спрашивал меня об этом, забывает

он, что ли?

— Рад.

Лётчик стал рассказывать, как ловцы жалели, что «научники» забрали у них такого бравого капитана. Фома и Глеб разговаривали по-приятельски, будто и не дрались никогда — синяки уже прошли. Разговаривая, Глеб поглядывал на Лизу, она его будто магнитом притягивала.

— Хотите рыбацкой каспийской ухи? — радушно предложила сестра.

— Мы тоже хотим! — смеясь, напомнил ей Мальшет. Был час обеда.

Обедали прямо на люке, сидя вокруг еды. Мы уже приноровились, а Глеб сразу пролил уху и под общий смех стал смущённо отряхивать комбинезон. Лиза снова принесла ему жирного бульона с большими кусками отварной рыбы. На этот раз он не пролил и с аппетитом съел. Фома сделал себе рыбацкую тюрю — уху с корочками ржаного хлеба — и с удовольствием ел, снимая с густой тюри жёлтый навар. Вообще на «Альбатросе» никто не страдал отсутствием аппетита, даже Мирра.

— Может быть, ваш бортмеханик поест ухи? — предложила Лиза.

— Зачем ещё, — пожал плечами Глеб, — дома пообедает.

Мы с сестрой быстро убрали со «стола». Когда, вымыв в камбузе посуду, вернулись на палубу, там шёл оживлённый разговор о здоровье Мирры. Каждый, перебивая один другого, убеждал её оставить экспедицию.

— Ты же на себя не похожа, — уговаривал её Глеб. Для чего такое самоистязание? Это просто глупо! Собирайся сейчас же, я тебя захвачу с собой.

— Ну уж… с тобой я бы не рискнула лететь! — вырвалось пренебрежительно у Мирры.

— Что вы… Мирра Павловна! — остановила её Васса Кузьминична, мельком взглянув на изменившееся лицо Глеба.

— Это отец ей внушил… что я такое ничтожество.

— Полноте! — добродушно возразила ихтиолог. — Ни отец, ни сестра о вас так не думают.

— Думают. Именно так. Когда я стал лётчиком, отец сказал: «Научить летать можно и медведя, весь вопрос в том, сколько он пролетает». Что же… может, так оно и есть. Но это неважно, — удручённо закончил лётчик.

— Выходит, ваш отец не только Мирре Павловне внушил эту дикую мысль, но и вам? — звонко сказала сестра и выпрямилась во весь рост, тонкая и высокая, как камышинка. Юное загорелое лицо её приняло враждебное выражение. Она сделала над собой усилие, чтоб замолчать, но не справилась с гневом, душившим её. — Зачем вы придаёте значение словам… такого… Вы же знаете, что из себя представляет ваш отец.

Наступила томительная пауза. Всем стало неловко. Глеб опустил ресницы. Иван Владимирович ушёл на корму.

— Ты действительно ничтожество, если позволяешь какой-то жалкой девчонке поносить родного отца! — вне себя крикнула Мирра и отвернулась от брата. — Филипп! — обратилась она, смертельно бледная, к Мальшету, — прошу призвать эту особу к порядку, она слишком уж распоясалась, забыла своё место.

Мирра пошатнулась, видимо усилился приступ морской болезни, и, слабо придерживаясь за поручни, спустилась в каюту. Никто не проводил её.

— Мне очень жаль, — так же звонко проговорила Лиза, губы её задрожали, в светло-серых глазах выступили слёзы, — мне жаль, если я забыла своё место… Да, я в экспедиции числюсь, ну и есть — рабочий. Но я не могу просто видеть, когда на моих глазах человеку внушают — да, внушают, что он якобы не может выполнять свою работу. Это страшно — такое внушение… простите меня! — Лиза виновато опустила голову.

Глеб бросился к ней.

— Лизочка, я не сержусь, только благодарен!

— Как нехорошо получилось, — обратилась Васса Кузьминична к Фоме, стоявшему рядом с ней.

Но Фома промолчал, плотно сжав обветренные губы.

Мальшет с досадой взлохматил волосы.

— Ну, вот и… — Он махнул рукой и тоже замолчал.

— Меня ждёт бортмеханик, — тихо проронил Глеб. Мы молча смотрели, как гидросамолёт прочертил по воде длинные пенящиеся полосы, и, словно нехотя, поднялся в воздух.

— Чаще прилетай, Глеб! — вдруг крикнул я. Лётчики замахали нам руками.

— Слишком много баб, — шепнул мне горестно Фома. — Вишь, какая беда!

Скоро «Альбатрос» стремительными галсами, лавируя между крепнущими волнами, бежал своим путём под хлопающими белыми парусами.

Все опять занялись своими делами. Мирра, ни на кого не глядя, наклеивала на склянки этикетки. Я думал, она сегодня не будет ни с кем разговаривать, но перед вечером она всё же произнесла несколько фраз…

Мальшет сказал, любуясь морем:

— Здесь пройдёт дамба!

— Никакой дамбы здесь не пройдёт, — жёстко отчеканила Мирра, — проект окончательно отклонён. Это из самых верных источников. Мне пишет мой отец.

Глава третья

НЕОЖИДАННЫЙ ЛЕДОСТАВ

После сообщения Мирры я несколько дней ждал, что Мальшета отзовут и экспедиция на этом плачевно закончится. Но никого не отозвали. Впрочем, она имела серьёзное самостоятельное значение, независимо от изучения трассы будущей дамбы.

Летели дни над морем, словно серые чайки — стремительные и похожие. За два месяца нам только раз удалось переночевать на суше и помыться в настоящей горячей бане, это было на острове, в рыбацком посёлке. Там же мы запаслись топливом для «Альбатроса», так как ночи стали холодными.

Путь «Альбатроса» проходил стороной и от пассажирской трассы и от мест, где рыбаки ловят рыбу. Все семеро похудели, загорели до черноты, обветрели, обтрепались. Даже Мирра перестала так тщательно следить за своим туалетом. Кстати, она несколько окрепла, и теперь почти не поддавалась морской болезни.

Незаметно для нас лето превратилось в осень. Похолодали, посуровели ветры, густой и тяжёлой стала вода, голубой небосвод заволокли тучи, моросил дождь. Каспий бушевал днём и ночью. Все чаще штормило. Работа из приятной стала тяжёлой, а порою и мучительной, но до конца экспедиции было ещё далеко — так мы тогда думали. Глеб доставил нам тёплые пальто и телогрейки, сапоги, шапки, непромокаемые плащи. Видимо, беспокоясь, он каждый день навещал нас. Иногда, посадив самолёт, Глеб переходил на палубу «Альбатроса» поговорить, обменяться новостями, поесть Лизиной ухи, но чаще он только делал над нами несколько кругов и, убедившись, что сигнала о бедствии нет, улетал по своим делам; шла осенняя путина, и Глеб, как и другие каспийские лётчики, был занят чуть не круглые сутки.