Тайна музея восковых фигур(изд.1965) - Коробицин Алексей Павлович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/44
- Следующая
— И еще хорошенько запомни: эта кукла обойдется хозяину недешево. Чуть ли не тысячу долларов. Но без тебя она не стоит и воска, из которого сделана. Главное в ней — это ее сходство с тобой, понимаешь? Сходство!
Это Рамон понимал хорошо. Ведь это и было самое замечательное в его новой работе — уверенность в завтрашнем дне, в том, что эта работа постоянная. Если уволить Рамона, куда же тогда девать куклу? Выбросить?
О нет, не такой человек мистер Губинер, чтобы выбрасывать на ветер тысячу долларов!
— Ну, ну, ты не очень о себе воображай! — охлаждал его пыл старик. — Ты ведь сам по себе стоишь еще меньше, чем кукла. Тебя-то ведь тоже держат из-за нее. Да ты не обижайся! Я это к тому говорю, что тебе куклу надо беречь, как собственный глаз, как себя самого! Ты должен следить за ее одеждой, прической, сдувать с ее лица каждый день пылинки. И не дай бог, разобьется она или, того хуже, расплавится на солнце! Новую куклу хозяин с тебя не закажет, хотя бы уж для того, чтобы тебя наказать за нерадивость. Да и за те же деньги он лучше обновит аттракцион, покажет другое лицо!
Ну об этом можно бы и не говорить! Что же, Рамон глуп, что ли? Разве не понимает и сам, что куклу надо беречь? Подумаешь, какая задача!
Когда кукла была почти готова, ее и Рамона нарядили в совершенно одинаковую одежду. Это были живописные национальные костюмы мексиканских наездников «чаррос»: черные, плотно прилегающие к ногам брюки затягивались посеребренным шнурком в сборку, от бедра до самых щиколоток; короткие замшевые куртки и поля огромных мексиканских сомбреро украшала замысловатая вышивка; большие бутафорские шпоры отличались от настоящих лишь тем, что не звенели.
Старый итальянец придирчиво относился к костюмам. Целый день он заставлял Рамона надевать то один, то другой предмет одежды и совсем замучил портного. Потом он принялся колдовать над проволочным каркасом куклы, стараясь придать ей осанку ее живого двойника. Каждая складка на ее одежде должна была лежать точно так же, как на костюме Рамона. Целый день ушел на подбор кукле усов, тонких и резко очерченных, словно вырезанных из черного блестящего бархата. Стеклянные глаза, темные и большие, а также густые черные брови и длинные ресницы были вставлены давно — в первые дни работы. Наконец настал день, когда старик остался доволен куклой. Тогда он принялся за Рамона: усадил его перед зеркалом и стал учить пользоваться румянами и чуть-чуть подкрашивать губы.
— Никогда не забывай, парень, что ты актер, а не просто швейцар. Ведь это ты должен изображать куклу, а не она тебя. А теперь иди и познакомься поближе со своим двойником. Теперь уже можно.
Рамон несмело подошел к кукле. Откровенно говоря, работа старого мастера его разочаровала. «И это я? — с удивлением думал Рамон. — Эти сонные глаза и какое-то чужое лицо?..»
Он достал из кармана маленькое зеркальце и долго в него смотрел. Ну конечно же, он совсем не такой!
— Ну как? — спросил старик лукаво. — Похож?
— Мм… да, сеньор, похож. Вам, конечно, виднее…
— Не ври, не ври! Похож… Разве ты не думаешь сейчас, что кукла на тебя вовсе не похожа?
— Да, сеньор. Немножко не похожа.
— «Немножко, немножко»! — Против ожидания старик не только не обиделся — в его глазах горели веселые огоньки. — Откуда ты можешь знать, как ты выглядишь со стороны? Смотрел на себя в зеркало? Знаешь ли ты, что когда человек смотрит на себя в зеркало, он всегда имеет одно и го же выражение лица? Ведь он каждый раз смотрит на свое изображение вни-ма-тель-но! То есть его лицо всегда имеет одно и то же выражение: выражение внимания. Эх, парень, человек никогда не видит себя со стороны! Никогда! А если случается, что перед ним неожиданно оказывается зеркало, то он не сразу себя узнает… Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да, сеньор.
Но Рамон не понимал и был очень расстроен. Он боялся, что хозяину кукла тоже не понравится. Что же тогда будет?
Но, когда мистер Губинер, его помощник, кассир и какие-то еще незнакомые люди пришли смотреть на новую куклу, все, как один, принялись поздравлять старого мастера, жали ему руку и говорили, что кукла — точная копия Рамона. Чудеса!
«Ну что ж, — подумал Рамон, — лишь бы хозяину понравилась!»
По утрам, до открытия музея, в обязанности Рамона входила уборка смотровых залов. Он подметал пол и вытирал пыль с кукол. И, хотя почти все восковые фигуры музея представляли жуткие сцены убийств, пыток и казней, Рамону нисколько не было страшно. Ведь здесь, наверху, каждая кукла играла свою роль, кого-то изображала и, в сущности, «работала» так же, как восковой двойник Рамона и даже как сам Рамон.
С первых же дней у Рамона появились среди кукол свои любимцы. Особенно ему нравилась кукла, изображающая сожжение Джордано Бруно на костре. Каждое утро Рамон включал вентилятор, зажигал несколько красных ламп, скрытых в гуще обугленных веток, и тогда костер «загорался». Струи воздуха трепали длинные языки «пламени», сделанного из кусков желтобагрового шелка. И на глазах Рамона происходило чудо — бледное, невыразительное лицо восковой куклы оживало. Освещенное снизу красным мерцающим светом, оно становилось красивым и одухотворенным. Глаза Джордано Бруно блестели, и казалось, что в них бьется сама жизнь.
К своему восковому двойнику Рамон привык не сразу. Кукла стояла по одну сторону двери у входа в музей, Рамон — по другую. Застыв неподвижно, он часами изучал лицо куклы, все еще удивляясь, что люди считают их похожими друг на друга. Если это так, почему же тогда они никогда не ошибаются, протягивая свой билет? Даже тогда, когда он напрягает всю свою волю, чтобы застыть и не шевельнуть ни одним мускулом…
Кукла стояла по одну сторону двери у входа в музей, Рамон — по другую.
Однажды Рамон о чем-то задумался и не заметил, как по лестнице поднималась женщина. Он обратил на нее внимание лишь тогда, когда она раздраженно заговорила, протягивая свой билет… кукле! Рамон вздрогнул от неожиданности, но тут же радостно улыбнулся.
— Мы похожи, да? Правда, миссис? Скажите, мы очень похожи?
Женщина не ответила. Она переводила свой взгляд от куклы к Рамону и снова к кукле, и постепенно широкая улыбка стерла выражение безграничного удивления, которое появилось на ее лице при звуке голоса Рамона. Потом женщина коротко засмеялась и несмело толкнула дверь. Судя по первому впечатлению, осмотр музея обещал много интересных сюрпризов.
Рамон испытывал огромную радость. Только сейчас к нему впервые пришла уверенность в своей судьбе, в прочности своей работы и гордость за себя.
Так вот оно что! Выходит, что, чем меньше обращаешь внимания на посетителей, тем лучше… Значит, надо себя заставить никого не замечать. Вот и все. Думать о чем-нибудь, мечтать, вообще чувствовать себя свободно…
Увы! Это оказалось не так просто. Стоило появиться на пороге посетителю, как Рамон уже не был в состоянии ни о чем думать. Он застывал неподвижно, напрягал свое тело до боли в затылке, и, чем больше старался, тем меньше ему подчинялись мысли.
Наступил воскресный день. Посетители шли один за другим, и несчастному Рамону не удавалось отдохнуть ни секунды. Вскоре у него так одеревенела спина, что он был близок к обмороку. Вот тут-то он и вспомнил, как старый ваятель больно хлопал его ребром ладони, приговаривая: «Расслабляй, расслабляй тело, а то и десяти минут не выдержишь…»
Таким образом, Рамон узнал, что, когда ему удавалось побороть напряжение мышц, тогда не только было легче стоять, но и мысли приобретали какую-то особую легкость. Они текли спокойно. Сознание Рамона как бы раздваивалось: он мог невозмутимо созерцать словно со стороны и публику и себя, но вместе с тем не переставал ощущать свое «я» и реагировать на окружающее. Именно в такие минуты его сходство с восковой куклой становилось просто поразительным.
Сначала Рамону удавалось приводить себя в такое состояние огромным усилием воли. Потом все легче и легче, и наконец это происходило само собой, как только он занимал свое место у дверей музея.
- Предыдущая
- 14/44
- Следующая
